У нас на сайте — отрывок из долгожданного романа Джо Аберкромби «Мудрость толпы». Это финал новой трилогии знаменитого мрачного фэнтези. Теперь Земной Круг обратился к научно-технической революции, а где начинается революция, там проливается кровь.

Глава из начала книги демонстрирует приближение большой катастрофы.

Хаос. Ярость. Разрушение.

Грядут великие перемены. . .

Говорят, чтобы изменить мир, нужно сначала сжечь его дотла. Теперь это убеждение будет проверено в горниле революции: ломатели и сжигатели захватили рычаги власти, дым бунтов пришел на смену промышленного смога, и все должны подчиниться мудрости толпы.

Лео дан Брок, которому больше нечего терять, полон решимости стать новым героем новой эпохи, а гражданка Савин вынуждена переключиться с бизнеса на выживание, прежде чем она сможет добраться до искупления. Орсо обнаружит, что после того, как мир перевернут, никто уже не может быть ниже монарха. А на кровавом Севере у Рикке и ее хрупкого протектората заканчиваются союзники… пока Кальдер Черный собирает свои силы и замышляет месть.

Банки рухнули, солнце Союза разрушено, и в темноте за кадром нити безжалостного плана Ткача медленно стягиваются воедино. . .

Маленькие люди

Читаем книгу Джо Аберкромби «Мудрость толпы». Финал новой трилогии 1

— Они здесь! — Якиб был в таком волнении, что у него перехватывало горло, и голос звучал надтреснуто, срываясь на визг. — Ломатели! Здесь, черт подери!

Столько дней, столько недель, столько месяцев они ждали — и вот он стоял посреди маленькой гостиной их дома, дико озираясь, сжимая и разжимая кулаки и не зная, что делать дальше.

Петри не казалась взволнованной. Скорее встревоженной, даже недовольной. Парни предупреждали его не жениться на такой брюзге, но тогда он этого не видел. Он вечно на что-то надеялся. «Ты вечно на что-то надеешься», — говорили ему. А теперь вид у нее становился все брюзгливее с каждым днем… Однако сейчас был едва ли подходящий момент, чтобы беспокоиться об их неудачном браке.

— Здесь, черт подери!

Он схватил свою куртку, смахнув со стола памфлеты, рассыпавшиеся по всему полу. Не то чтобы он их читал. Он, в общем, и читать-то не умел. Но даже просто иметь их уже казалось неплохим шагом по направлению к свободе. Да и кому нужны памфлеты, когда ломатели явились в город во плоти?

Подойдя к камину, он потянулся за дедушкиным мечом, висевшим на крюке, и шепотом выругал Петри, заставившую его повесить его так высоко. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы достать эту треклятую штуковину, едва не уронив ее при этом себе на голову.

В нем шевельнулось чувство вины, когда он увидел ее лицо — пожалуй, даже не столько недовольное, сколько испуганное. Вот чего всегда было нужно этим ублюдкам — инквизиции и Закрытому совету. Чтобы все были напуганы. Он ухватил ее за плечо, потряс, пытаясь передать ей хоть немного своей надежды:

— Теперь цены на хлеб быстро упадут, вот увидишь. Хлеб будет для всех!

— Ты думаешь?

— Я знаю!

Она дотронулась кончиками пальцев до помятых ножен.

— Не бери его с собой. Если у тебя будет меч, тебе захочется пустить его в дело. А ты не умеешь.

— Еще как умею, — отрезал Якиб, хотя они оба знали, что это не так.

Он рванул оружие на себя, повернув не той стороной вверх, так что покрытый пятнами ржавчины клинок наполовину выскользнул из ножен прежде, чем он перехватил его и загнал обратно.

— Мужчина должен быть вооружен, хотя бы в день Великой Перемены! Если мечи будут у многих, их вообще не придется вынимать.

И, не дожидаясь, пока она озвучит новые сомнения, он выскочил наружу, с силой хлопнув за собой дверью.

Улицы снаружи были чистыми и светлыми — после недавнего дождя все блестело и сверкало как новенькое. Повсюду были люди, нечто среднее между бунтом и карнавалом. Кто-то бежал, кто-то вопил. Некоторые лица были ему знакомы, но большинство были чужаки. Какая-то женщина обхватила его за шею и поцеловала в щеку. Местная шлюха взгромоздилась на ограду, одной рукой придерживаясь за стену, а второй приподнимая платье, чтобы дать толпе взглянуть на свой товар. «Весь день за полцены!» — вопила она.

Он был готов драться. Идти на ряды роялистских копий, и пусть свобода и равенство послужат ему доспехом! Впрочем, Петри эта идея была не очень по вкусу, и, честно говоря, у него и у самого понемногу начинали возникать сомнения. Однако солдат ему попалось лишь несколько, и на их лицах были улыбки, а мундиры нараспашку, и они орали, прыгали и веселились не хуже любого другого.

Кто-то пел. Кто-то плакал. Кто-то танцевал прямо в луже, обдавая всех брызгами. Кто-то лежал в дверном проеме — наверное, пьяный… Потом Якиб увидел на его лице кровь. Может быть, ему нужна помощь? Но бегущие люди уже увлекли его за собой. Он сам не знал, зачем бежит с ними. Он не знал ничего.

На Балочную улицу, что широкой полосой прорезала фабричные районы Трех Ферм, выходя к центру города. Здесь он увидел вооруженных людей — начищенные доспехи, новенькие, сверкающие… Якиб замер на углу, с колотящимся во рту сердцем, спрятав меч за спиной — он решил, что встретился с королевской гвардией. Потом он заметил их бородатые лица, их размашистую походку, транспаранты в их руках с криво вышитыми разорванными цепями — и понял, что это и есть Народная Армия, марширующая к свободе.

Из дверей мануфактур валом валили рабочие, вливаясь в толпу, и он принялся проталкиваться сквозь них, хохоча и крича до хрипоты. Ему на пути попалась пушка! Пушка, черт подери! Ее катили улыбающиеся во весь рот красильщицы. Их руки были покрыты разноцветными пятнами. Люди пели, обнимались, плакали. Якиб больше не был башмачником — он был борцом за справедливость, гордым братом ломателей, участником величайшего события эпохи.

Он увидел во главе толпы женщину на белом коне, в солдатской кирасе. Судья! Точно, Судья. Разглядывая ее сквозь слезы на глазах, он даже не смел надеяться, что она окажется такой прекрасной, и яростной, и праведной. Это был чистый дух, идея, облекшаяся плотью. Богиня, ведущая людей навстречу их судьбе.

— Братья! Сестры! Вперед, к Агрионту! — И она показала вперед, на дорогу, ведущую к свободе. — Мне не терпится поприветствовать его гребаное августейшее величество!

По толпе прокатилась еще одна бурная волна смеха и восторга, и Якибу показалось, что в каком-то переулке он увидел, как кого-то лежащего на земле бьют ногами, пинают снова и снова, и он вытащил ржавый дедушкин меч, и поднял его высоко над головой, и присоединился к поющим.

* * *

— Идут, — шепнул Грей.

Капитан Лееб вытащил меч. Пожалуй, самое время это сделать.

— Я слышу, капрал.

Он пытался вселить в окружающих ощущение уверенности. Уверенность — основное качество офицера. Так говорил ему его брат.

Судя по звуку, их было значительное количество. Весьма значительное. И неуклонно приближающееся. Леебу вспомнился гомон толпы на турнире: сотни голосов, возбужденно и восторженно вопящих. Тысячи голосов. Однако сейчас в них была определенная нотка безумия, оттенок гнева. Время от времени сквозь гомон прорезались звон разбитого стекла, треск дерева.

Лееб испытывал сильное желание сбежать куда-нибудь подальше. Он вовсе не хотел пятнать себя кровью, в особенности своей собственной. К тому же не то чтобы он не испытывал симпатии к их движению, до определенного предела. Свобода, справедливость и так далее — кто же не хочет всех этих вещей? Ну так, в принципе? Однако он принес присягу королю. Не самому королю лично, разумеется, но как бы там ни было, он ее принес. Если он с радостью дал клятву, когда дела шли хорошо, едва ли было бы справедливо забрать ее обратно, как только запахло опасностью. Иначе что бы это была за клятва?

Полковник заверил его, что помощь на подходе. Королевская гвардия их поддержит. Потом это был Вестпорт. Потом Старикланд. Потом еще менее вероятные места. В конце концов, никакая помощь не пришла ниоткуда.

Лееб бросил взгляд на своих людей, растянувшихся поперек Балочной улицы. Хлипкая редкая цепочка в красных мундирах. Человек сорок арбалетчиков да восемьдесят копейщиков. Половина роты вообще не вышла. Некоторые оказались не настолько приципиальными, как он. Лееб всегда считал, что в человеке нет качества, более достойного восхищения, чем умение держать слово. Верность долгу — основное качество офицера. Так говорил ему отец. Однако сейчас ему начинало казаться, что некоторая гибкость тоже может порой пригодиться.

— Идут, — снова прошептал Грей.

Ветерок немного рассеял пелену, тянувшуюся от литейной в дальнем конце улицы. Во рту у Лееба пересохло.

— Я вижу, капрал.

Их поистине было много — и из дымки возникали все новые. Многие выглядели как обычные горожане, с женщинами и с детьми; они потрясали ножками от стульев, молотками, ножами, пиками, сделанными из швабр. Другие были похожи на профессионалов: в свете проглянувшего солнца поблескивали доспехи и лезвия клинков. Понемногу, с медленно раскрывающимся ртом Лееб начал осознавать масштаб надвигающейся толпы.

Похоже, что меры, предпринятые Закрытым советом — все эти визгливые воззвания, комендантские часы, угрозы, показательные экзекуции, — не достигли желаемого результата. Скорее наоборот.

— Во имя Судеб… — выдохнул кто-то.

— Спокойно, — проговорил Лееб, но его голос прозвучал мышиным писком, не способным успокоить никого. Разве что лишить спокойствия тех, у кого оно еще оставалось.

Было мучительно очевидно, что их хлипкая цепь не имеет никаких шансов остановить этот вскипающий прилив. Абсолютно никаких шансов.

Увидев Лееба и его солдат, бунтовщики остановились, неуверенно сбиваясь в кучу. Песни и выкрики затихли на их губах. Наступило напряженное, неловкое молчание, и из глубин Леебовой памяти всплыло неуместное воспоминание: вот такая же напряженная, неловкая пауза возникла после того, как он, пьяный, попытался поцеловать свою кузину Ситрин на той танцульке. Ситрин в ужасе отпрянула, так что он в результате просто ткнулся губами в ее ухо. Эта пауза была похожа на ту. Только она была гораздо более страшной.

Что делать? Во имя Судеб, что делать? Просто дать им пройти? Присоединиться к ним? Вступить с ними в бой? Броситься бежать без оглядки? Хороших вариантов не было. Нижняя губа Лееба глупо затряслась, но он не мог издать ни звука. Даже наименее плохой вариант не приходил в голову. Решительность — основное качество офицера, но к такому их не готовили. Никто не может подготовить тебя к тому, что мир внезапно переворачивается с ног на голову.

Сквозь толпу в передние ряды протиснулась женщина верхом на коне, с копной мокрых рыжих волос и презрительной, свирепой усмешкой. Как будто ее гнев был заразительным, он мгновенно распространился по толпе. Повсюду вокруг нее лица искажались, оружие вздымалось вверх, с губ рвались вопли, боевые кличи и насмешки, и внезапно Лееб понял, что выбора у него нет.

— Луки к бою! — пролепетал он. Как будто кончилось время, отведенное ему на придумывание лучших идей, и осталась лишь эта, ужасная в своей очевидности.

Его люди беспокойно задвигались, переглядываясь.

— Луки к бою! — проревел капрал Грей, напрягая жилы на толстой шее и одновременно глядя на Лееба с выражением смутного отчаяния. Наверное, так может глядеть кормчий тонущего корабля на своего капитана — молчаливо спрашивая, неужели они действительно сейчас пойдут ко дну вместе с судном.

Возможно, поэтому-то капитаны и тонут вместе с кораблем: у них просто нет лучших идей.

— Пали! — взвизгнул Лееб, рубанув мечом сверху вниз.

Он не мог бы сказать, сколько человек действительно выстрелило. Меньше половины. Боялись стрелять по такой толпе? Не хотели стрелять в мужчин, которые могли оказаться их отцами, братьями, сыновьями; в женщин, которые могли быть их матерями, сестрами, дочерьми? Пара человек взяла слишком высоко — то ли нарочно, то ли в спешке. Послышался крик. Кажется, в передних рядах этой бушующей массы все же упало два-три человека? Это не имело ровным счетом никакого значения. С чего бы?

Кошмарная дьяволица ткнула в Лееба скрюченным пальцем:

— Убейте этих говнюков!

И сотни человек кинулись к ним.

Лееб был умеренно храбрым человеком. Умеренно честным человеком. Умеренным монархистом, который принимал свою присягу королю очень близко к сердцу. Но Лееб не был глупцом. Повернувшись, он бросился бежать вместе со своими людьми. Они больше не были ротой — это было похоже на визжащее, толкающееся, всхрапывающее от ужаса стадо свиней.

Кто-то отпихнул его в сторону, и он упал, покатившись по земле. Кажется, это был капрал Грей, черт бы его побрал. Они все уже разбегались в разные стороны, бросая оружие, и он тоже устремился к ближайшему проулку, споткнувшись о ноги какого-то изумленного нищего и едва не полетев снова. В самом деле, как может один человек остаться верным присяге, когда все вокруг ее нарушают? Армия в большой степени зависит от единства целей составляющих ее солдат.

«Надо бежать к Агрионту» — вот все, о чем он мог думать. Он углубился в кривые боковые улочки, загривок покалывало от страха, дыхание сипло вырывалось из груди. Чертовы легкие! Проклятье всей его жизни. «Назови мне хоть одного лорд-маршала со слабыми легкими, — говорил его брат. — Легкие — вот основное качество офицера!» Конечно, адуанский смог тоже делал свое дело. Тяжело дыша, Лееб нырнул в какую-то подворотню, пытаясь подавить кашель. Меч он где-то выронил. Или выбросил?

«Проклятье!» — он уставился на свой офицерский мундир. Ярко-красный. Краснее, кажется, некуда. Разумеется. В этом же и была идея — сделать так, чтобы он выделялся. Словно яблочко на мишени…

Спотыкаясь, он выбрался из подворотни, продолжая сражаться с медными пуговицами, — и угодил прямиком в середину группы плотных, коренастых людей. Должно быть, рабочие из какого-нибудь соседнего литейного цеха. Однако сейчас в их глазах было диковатое выражение, на темных от сажи лицах ярко блестели белки глаз.

Они уставились на него, он — на них.

— Погодите, — начал он, поднимая ослабевшую руку, — я просто выполнял…

Но их это не интересовало. Ни его долг, ни его присяга, ни его сочувствие их делу, ни его умеренный монархизм. Сегодня никому не было дела до умеренности, не говоря уже об основных качествах офицера. Один из них набычился и ринулся на него. Лееб успел нанести ему лишь один удар — совершенно безобидный, скользнувший по лбу, не нанеся никакого ущерба.

Брат когда-то показывал ему, как надо бить, но он плохо слушал. Сейчас он жалел, что не слушал внимательнее. Впрочем, его брат и сам не так уж хорошо умел драться.

Нападавший врезался Леебу плечом в бок, выбив из него дух и сбив с ног. На мгновение Лееб оказался в воздухе, потом с жутким хрустом врезался в мокрую булыжную мостовую.

А потом они всем скопом накинулись на него и принялись пинать ногами, изрыгая ругательства, словно безумцы. Словно дикие звери. Лееб скорчился на земле, всхлипывая при каждом ударе. Что-то шмякнулось ему в спину с такой силой, что его стошнило. К своему ужасу, он увидел, что один из них вытащил нож.

* * *

Для него было шоком, когда Кэл вытащил нож. Хотя, вроде, с чего бы — Дорз знал, что он с ним ходит. Дорз перестал пинать офицера и уставился на лезвие. Хотел было крикнуть, чтобы Кэл не делал этого, — но тот уже ткнул его ножом, и еще раз, и еще.

— Дерьмо, — прошептал Дорз.

Он не планировал никого убивать, когда ушел со своего места на фабрике и сбежал, чтобы присоединиться к ломателям, заполонившим Балочную. Он сам не знал, чего хотел. Навести порядок, чего-нибудь в таком роде. В кои-то веки добиться справедливости. Во всяком случае, не этого. Они все выглядели потрясенными — и Кэл больше всех.

— Иначе нельзя, — выговорил он, глядя вниз на несчастного ублюдка, сипящего и сплевывающего красным. Он уже пол-улицы залил своей кровищей. — Иначе нельзя…

Дорз не очень понимал, почему нельзя. Вроде бы зарплату им платил не этот бедолага. Могли бы попинать его, поучить как следует и оставить. Но можно там или нельзя, а дело было сделано. Уже не поправишь.

— Пойдем отсюда.

Дорз повернулся, оставив умирающего офицера на мостовой, и торопливо двинулся по направлению к Балочной. К Агрионту. Никто не знал, что будет, когда они дотуда доберутся, — так же, как никто не знал, чем это кончится, когда они принялись бить этого офицера.

Жалеть они будут завтра.

Перевод Владимира Иванова