3
Вышло действительно интересно. Мы три недели с восторгом наблюдали за пятью сотнями игроков, с регулярной периодичностью подключающихся к «Материи» и тратящих время на бесконечный перенос лягушек. С тех пор в третьем мире зарегистрировалось и тут же исправно оплатило годовую подписку еще пятнадцать человек — и все они тут же влились в организованное сообщество лягушконосов. Мы старательно изучили логи активности и обнаружили, что игроки эти практически никогда не заговаривали друг с другом. А потом мы перевели всех не связанных с загадочным котлованом пользователей на другие серверы, щедро компенсировав их материальные затраты, так что теперь весь мир принадлежал нашим таинственным подопечным.
Однажды вечером Брюс позвонил мне и почти что прокричал в трубку:
— Слушай! Слушай! Я тут кое-чего понял: у них же скоро закончатся лягушки!
Я какое-то время беспомощно хлопал глазами, пытаясь уразуметь, что я сейчас услышал, а потом вдруг понял: действительно! Миры «Материи» наполняются живностью по самому простому биологическому принципу: две разнополые особи в естественной среде обитания и при отсутствии стрессов создают потомство. Каменный котлован лягушки определенно не считали естественной средой обитания, а состояние скомканности в безразмерный живой шар слабо походило на бесстресовую ситуацию — в этой куче мале они не размножались. Живущих же в природе лягушек наши странные игроки уже почти всех переловили, им стало крайне сложно плодиться. Почти полное исчезновение из третьего мира пресной воды делало и без того сложный процесс размножения и последующего развития вовсе невозможным — в этом мире и без того уже вымерла большая часть живности.
— Посмотрим, что они тогда буду делать, — весело сказал Брюс.
И мы увидели. Наши таинственные лягушконосы начал строить близ котлована лягушачьи фермы, даже сделали туда отвод воды из своей сложной поливной системы. Но процесс затормозился, лягушки восстанавливали популяцию крайне медленно — еще бы, раньше по всему третьему миру плодились десятки тысяч земноводных, теперь на фермах вынуждены были размножаться жалкие сотни. Казалось, наши странные пользователи не предусмотрели такого поворота. Теперь они сотнями толпились возле ферм, вынужденные тупо простаивать, ожидая повышения популяции. Гигантский лягушачий ком, регулярно поливаемый пресной водой, они не трогали — очевидно, на него были какие-то свои планы.
— Не, я так больше не могу! — простонал Брюс во время одного из наших очередных созвонов. — Я вообще с ума схожу от этих чертовых лягушатников. Читаю — думаю о них. Смотрю телек — думаю о них. Еду в офис — думаю о них. Надо что-то делать, есть у меня кое-какой планишка…
План у него был что надо — мы договорились съездить к проживающим ближе всего к нам игрокам, таскающим в чертов котлован чертовых лягушек, и осторожно выяснить, кто они вообще такие. Мы осознавали степень риска — эти люди вполне могли оказаться психопатами, поэтому загодя условились при малейшей угрозе жизни немедленно сворачивать операцию и обращаться в полицию. Я взял с собой газовый баллончик и поехал к мистеру Расмусену, белому мужчине тридцати четырех лет, проживающему в городе Берлингтон, то есть буквально в часе езды от меня. Расмусен был одним из первых подписчиков третьего мира — и принимал участие не только в переносе лягушек, но и в создании водопровода. Я, собственно говоря, давно уже планировал в поисках вдохновения наведаться в Шелбернский музей — до него от Берлингтона было буквально десять километров, и твердо решил наконец-то туда заехать, если, конечно, меня не распотрошат на составные части и не скормят собакам.
Все мои опасения были напрасными — мистер Расмусен оказался добрейшей души человеком. Он жил в наиуютнейшем домике вместе с женой, двумя прекрасными сорванцами и умнейшим и галантнейшим из всех живущих на этой планете палевых лабрадоров. Он, казалось, пришел в искренний восторг, когда узнал, что я представитель компании «Инициативные Инновации» и прибыл к нему, чтобы поговорить о качестве оказываемых ему услуг. «Все просто потрясающе!» — заверил меня мистер Расмусен и рассказал, как давно он мечтал о такой игре, с такой невообразимой свободой действия и реализмом, и как он рад, что наконец-то может делать в виртуальности то, что невозможно в нашем скучном и ограниченном мире. Мы проболтали весь день — о политике и экологии, об экономике и кинематографе, о книгах и телевидении; я, конечно, похвастался, что меня благословил на труды великий русский писатель Довлатов, и пообещал прислать несколько своих рассказов. Жена Расмусена накормила нас восхитительным чизкейком, и во всей этой прекрасной атмосфере я не заметил, как спустился вечер. Я сердечно поблагодарил Расмусенов и, ничуть не расстроившись из-за того, что так и не успел съездить в Шелбернский музей, отправился домой.
До дома я добрался в настолько потрясающем настроении, что, расцеловав жену и сообщив, что моему трудовому затворничеству конец и я готов опять регулярно выходить в свет, немедленно кинулся рыть давно уже позабытый бассейн. Я копал и копал, как обезумевший от восторга крот, не обращая внимания на то, что солнце уже давно зашло, когда супруга позвала меня к телефону. Звонил, разумеется, Брюс.
— Ничего не понимаю, — удивленно сообщал мне он. — Мой оказался отличным мужиком, мы курили сигары, пили виски, обсудили футбол. Он республиканец, очень обаятельный малый. Я вообще в шоке, что такие люди играют в игры, особенно в нашу игру, я думал, что там будут какие-то задроты, который живут с мамой и носят растянутые футболки со Споком из «Звездных войн».
— Из «Звездного пути», — поправил я Брюса. — Мой тоже отличный малый, у него прекрасная жена и дети, вообще ничего такого, что могло бы намекнуть на все это безумие.
— У моего тоже… А, ну кроме статуэток. У него на полке в гостиной стоят шесть фигурок жаб, по виду очень, ну очень древних. Бог его знает, что там за материал, но они прямо пышут стариной.
— Слушай, — внезапно вспомнил я, — у моего тоже такие были. Я ничего не спросил, конечно, но мне показалось забавным, потому что…
— Ну, а я спросил! — победоносно крикнул Брюс. — Это какие-то дошумерские редкости, очень дорогие. Знаешь, что это все означает?
— Что? — спросил я, не вполне понимая, куда он клонит.
— А то, что это какие-то корпоративные игры. Наверное, все эти ребята или учились вместе в университете, или работают в какой-то одной здоровенной фирме, или как-то соприкасались — и вот эта лягушачья тема у них вроде внутренней шутки. Ну, помнишь, как мы в школе шутили про трусы Эмили Розенберг?..
Закончив разговор, я вернулся к бассейну — копать мне уже не очень хотелось, поэтому я просто сел на край недорытой ямы и закурил. Гипотеза Брюса мне казалась довольно надуманной, но при этом вполне логичной. Пожалуй, если хорошенько поработать бритвой Оккама, то именно такая версия и должна была бы пережить резню.
Я докурил, вернулся в дом, и мы с женой, обнявшись, уселись смотреть какое-то смешное вечернее шоу.
4
За прошедшую с момента нашего последнего разговора с Брюсом неделю я много думал — история с лягушачьими статуэтками не давала мне покоя. И в конце концов решился — забросив все свои дела, которых, прямо скажем, у меня было не так уж и много, я поехал в Вермонтский университет, к своему другу, профессору истории Мартену Хьюи. Как и Брюс он был моим старинным школьным приятелем, и, как и я, немало в свое время натерпелся от его «доходных» авантюр.
Я не успел толком поприветствовать друга, как принялся выспрашивать у него про дошумерские цивилизации и лягушек. Мартен сперва стеснялся и робел, а потом поднял меня на смех. «Вот так вы и пишете свое дурацкое кино!» — шутил он, намекая на то, что почти в любом жанровом фильме есть сцена, где герой обращается за помощью к профессору какого-нибудь колледжа — и у того всегда есть наготове подробнейший ответ и огромная стопка книг на любую оккультно-историческую тему: от аравийской демонологии до подробностей загадочной смерти престарелой уборщицы из алабамского захолустья. Мартен сообщил, что более-менее прилично разбирается только во фрейдистских символах и культуре гендерно-этнического подавления в древнегреческой мифологии, и посоветовал мне искать подобную ерунду в интернете, на форумах каких-нибудь полоумных оккультистов. Закончив с этим, мы вполне сносно провели остаток дня в каких-то отвлеченных разговорах и ничего не значащей болтовне.
Но когда я вернулся домой, то почти сразу полез искать места скопления экспертов по околоисторической паранормальщине и, обнаружив, написал весьма обстоятельный вопрос о дошумерских верованиях и лягушках. Затем, усталый, я провалился в сон без сновидений.
Наутро меня ждало письмо от Брюса и примерно три десятка ответов на форуме. Заварив кофе и прочитав письмо Брюса — он, оказывается, собирался прилететь в Вермонт по каким-то малоприятным делам компании и планировал заглянуть ко мне в гости, — я принялся изучать все, что мне накидали форумчане-оккультисты. Среди разномастной мистической ерунды я с удивлением обнаружил один вполне здравый ответ: подписавшийся мистером Расмусеном человек сообщил, что около семидесяти лет тому назад был найден и переведен один из базовых текстов цивилизации Аратты, и, помимо всего прочего, там присутствовал текст призыва — своеобразный рецепт создания земного тела для могущественного божества. Рецепт был крайне прост и одновременно с этим совершенно невыполним — нужно было неустанно поливать тысячу тысяч тел живых лягушек тысячами тысяч литров пресной воды. Сообщение завершалось вежливым предложением открыть мне еще уйму величественных тайн могущественной цивилизации Аратты, просьбой написать, буде эти тайны меня заинтересуют, и заведомым извинением за медленные ответы — мистер Расмусен жаловался, что он крайне занят работой и еще кое-какими делами. Я быстро написал моему доброму советчику благодарственный ответ и задал новые вопросы, затем очистил голову и попытался погрузиться в работу.
К полудню прибыл Брюс, и уже по выражению его лица я понял, что новости он привез довольно скверные. С грустью посмотрев на мой недовырытый бассейн, он предложил мне хряпнуть по маленькой. Я согласился. В процессе употребления сказочно вкусного бурбона Брюс поведал мне, что мистер Кошелек совершенно неожиданно преодолел страх перед выплескиванием с водой нового Джона Кармака, закрывает к чертовой матери «Материю», уже на этой неделе распродает весь серверный парк и отныне и присно превращает «Инициативные Инновации» в венчурную инвестиционную группу с названием «Инициативные Инновации и Инвестиции». И с завтрашнего полудня и я, и техасские программисты, и весь штат калифорнийского офиса, и сам Брюс — все будут уволены.
Это были болезненные новости — я привык к ежемесячным чекам. С другой стороны, я подозревал, что конторе осталось жить всего ничего, и радовался возможности вернуться к своим рассказам и сценариям. Жена, конечно, будет недовольна, но я обязательно что-нибудь придумаю. Брюс приободрил меня и пообещал обязательно втянуть в следующую свою перспективную авантюру.
Весь вечер мы писали письма партнерам и сотрудникам, готовили пресс-релизы и сочиняли извинения для клиентов. Выполнив большинство из этих грустных задач, мы уже было собрались сходить в какой-нибудь близлежащий бар и накатить за упокой «Материи», как вдруг я вспомнил о сообщении мистера Расмусена. Я пересказал его содержание Брюсу, и он, выслушав и немного подумав, спросил:
— Как думаешь, это тот же Расмусен, к которому ты ездил?
— Все может быть, — я пожал плечами. — Может, просто совпадение, фамилия-то распространенная. А может, и правда он — у некоторых людей странные хобби. Мой Расмусен, кстати, очень благодарил нас за то, что мы предоставили ему возможность делать то, что невозможно в нашем, как он выразился, ограниченном мире.
— Слушай! — вскрикнул вдруг Брюс. — Я понял! Ааааа! Я понял! Это стопудово он! Смотри сам, ну как в нашем мире кто-то может сто тысяч лягушек полить миллиардом литров воды?..
— Тысячу тысяч лягушек и тысячей тысяч литров, — поправил я.
— Ну да, я так и сказал, — упрямо мотнул головой Брюс. — В нашем мире это вообще невозможно. Ну, разве что если ты безумный диктатор и у тебя в подчинении тысячи рабов, сотни промышленных водных насосов и бесконечный запас лягушек. А в «Материи» это вполне реализуемо — да, муторно, но ведь реализуемо! Тем более, у нас это не просто вода или лягушки, как это было бы в сраной «Ультиме», если бы у них вообще были лягушки, а объекты со свойствами, полностью соответствующими реальным. Вода — текучая, она гасит огонь, охлаждает теплую поверхность и испаряется при нагревании, а лягушка… Блин, ну она просто лягушка!
Я понял, куда клонил Брюс. Не знаю, подействовал ли бурбон или сказалась общая усталость, но я совершенно четко осознал логичность его умозаключений. У нас ведь в игре действительно была лягушка, которая и на ощупь — если бы ее можно было ощупать, — и по своим свойствам была как реальная, ну и вода, конечно. В «Материи» были, конечно, косяки — я никогда не забуду, как у одного из игроков взорвалось яйцо, разбитое об оловянный слиток, причем взорвалось так, что снесло к чертовой матери и самого персонажа, и половину его фермы, — но в целом это был отличный и, что самое главное, пока что единственный в мире симулятор реальных объектов с реальными свойствами, довольно четко воспроизводящими аналогичные свойства из реального мира.
— То есть, думаешь, они решили как бы симулировать это заклинание — или как там эта штука называлась — забавы ради? — спросил я.
— Ну почему сразу «забавы», — с серьезным лицом ответил Брюс. — Представь, что ты, например, коммунист. И у тебя есть политический симулятор, в котором ты можешь устроить в Америке социалистическую революцию. Сделаешь ли ты это просто «забавы ради» или из вполне конкретного практического интереса, ради, может быть, даже каких-то своих идеалов или принципов? Ты никогда при своей жизни не сможешь пожить в коммунистических Штатах, а в игре — вполне.
— Ну не знаю, — ответил я. — Будет ли стоить вот такой призыв или виртуальная коммунистическая Америка многих часов таскания туда-сюда лягушек?
Я высказал это, а потом вспомнил, как некоторые люди в нашей игре часами напролет добывали руду и смешивали реагенты, или как игроки Ultima Online сутками били особо сильных монстров просто ради того, чтоб их компьютерное альтер эго получило немножко опыта, и понял, что Брюс был прав.
Мы не пошли в бар — вместо этого уютно устроились в гостиной, дождались моей жены и весело принялись наклюкиваться все тем же чудесным бурбоном. А потом, часа в два ночи, когда моя дражайшая супруга, безумно довольная веселым пьяным вечером и удачно обтяпанной продажей некогда принадлежавшего Флоренс Ли особняка, отправилась в гости к Морфею, Брюс вдруг вспомнил о наших лягушконосцах. И в порыве пьяного человеколюбия он предложил им помочь.
— Зайдем в режиме Бога и сделаем им там дождь из лягушек прямо рядом с котлованом. Завтра серверам амба, ребятам точно не успеть вырастить и перетаскать миллион миллионов жаб, а?
Я, вспомнив, сколько времени мы с Брюсом корпели над этой загадкой, каким славным парнем был мистер Расмусен, какой вкусный его жена сделала чизкейк, вдруг тоже восплылал любовью к странным ближним и отчаянно закивал. Мы быстро поднялись в мой кабинет, стараясь минимизировать количество пьяных падений, запустили игру, зашли в третий мир в режиме бога и оторопели. Я несколько дней не заходил на сервер и только сейчас обнаружил, что наши бедолаги исхитрились-таки израсходовать вообще всю пресную воду. Планета по понятной причине лишилась и дождей и, кажется, была на грани неизбежной кончины. Импровизированные лягушачьи фермы вымерли, лежащий в котловане клубок еле шевелился, из труб на него сочились редкие капли. Персонажи бессмысленно толпились вокруг котлована, определенно не зная, что им делать. Возможно, игроки уже получили наши письма с уведомлениями и теперь оплакивали свой рухнувший проект по призыву того, что они там мечтали напризвать.
— Мда, ну что ж, поможем балбесам! — с пьяной бравадой скомандовал Брюс.
Как я уже говорил, мы не владели абсолютно никакими программистскими навыками и, кроме того, пребывали в изрядном подпитии, поэтому у нас долго ничего путного не получалось. Сперва мы чуть не организовали мегацунами — спасло отсутствие воды, потом, напутав, осыпали бедолаг дождем из бобров и только часам к четырем утра сумели обрушить на них ливень из лягушек. Игроки пришли в восторг и тут же принялись деловито таскать сыплющихся с небес земноводных в котлован.
— Пусть падают прямо в этот комок, — скомандовал я. — А то они так их до отключения не успеют перетаскать. Э! Блин, у них же вода кончилась. Ты можешь сделать им пресный водопад прямо над котлованом?
Брюс сказал, что попробует, и тут же осыпал растущую кучу извивающихся лягушек фиалками.
— Прошу пардону, ну ничего, пахнуть станут получше, — оправдался он и открыл прямо над исполинской каменной ямой низвергающийся поток пресной воды. — А еще я тут счетчик замутил, как будет приближаться к миллиону миллиардов, запищит.
— Тысяче тысяч, — поправил я его.
— Окей, дружище, поправил.
Мы снова отчаянно пили, поминали сытные деньки «Материи», вспоминали добрым словом чеки от мистера Кошелька, снова пили, посматривали на счетчик — он уже почти приблизился к миллиону. Потом я вспомнил о форуме оккультистов и внезапно решил его проверить. Зайдя на него со своего лэптопа, я обнаружил, что какие-то шаманы и маги успели устроить исполинский срач в моей теме на целых восемь страниц и что мистер Расмусен прислал мне еще одно сообщение.
— Почти миллион! — сообщил Брюс, откупоривая еще одну бутылку. — Тысяча тысяч.
Я кивнул и попробовал прочитать огромное полотно текста от моего эзотерического приятеля. Я почти ничего не понял — глаза мои скользили по словам и формулам, каким-то безумным и крайне сложным для пьяного разума свидетельствам того, что цивилизация Аратты имела более чем грамотное представление о многомировой интерпретации и концепции мира — слоеного пирога, хотя и вряд ли понимала, что когда-то станут возможны совсем уж откровенно виртуальные миры, но вроде бы все работает и так. Чего-то там про великое божество, терзаемое жаждой, которое сперва рассыпалось на тысячу тысяч своих подобий, чтобы выжить, а когда соберется обратно, выпьет мириады миров, и еще какая-то дикая ерунда.
— Тададам! Миллион! — заорал Брюс, и я, скинув с коленей лэптоп, бросился к нему.
Сперва ничего не происходило, и я, хотя ничего и не ожидал, все равно расстроился. Но потом исполинский, состоящий из целого миллиона лягушек комок внезапно качнулся и обратился в какую-то бесконечную пупырчатую массу. Брюс растерянно начал дергать мышкой из стороны в сторону, но повсюду была только эта колышущаяся зеленоватая плоть.
— Масштаб! — догадался я.
Брюс принялся остервенело жать на кнопки, отводя камеру все дальше и дальше, изображение поплыло — мы отъехали слишком далеко, и мир обратился в скромный шарик.
— Теперь поближе, — поморщился я, залпом осушая еще одну рюмку.
— Господи Иисусе, — протянул Брюс. — Как такое возможно? У нас и такое было напрограммировано, что ли? Эти ребята из Техаса чертового, они, блин, гении…
Прямо перед нами на экране монитора в глубоком кратере, появившемся где-то близ Южного полюса виртуальной Земли, высилась гигантская жаба. Она слегка подрагивала, приоткрывала жадно рот, будто невыносимо хотела пить. А потом она прыгнула.
5
Я с огромным трудом спустился по лестнице. Голова моя не просто болела, а, казалось, натурально раскололась — одно неловкое движение, и из нее хлынет наружу все накопленное барахло. Брюс остался валяться наверху, в том самом кресле, где он вчера и отрубился. Я почти на ощупь, щурясь от яркого солнечного света и невыносимо голубого неба, заглядывающего в кухню из наших огромных окон, подобрался к крану. Но сперва задернул яростно шторы, сокрыв от глаз своих проклятущую природу с ее оскорбительной выкрученной до максимума яркостью. Жена в соседней комнате включила телевизор — начинались новости.
«Бедная, ей тоже, наверное, скверно приходится, — думал я, пытаясь удержать в дрожащих руках стакан. — Но не так, как мне, конечно, бедному „творческому работнику“, ох, поцелованному Довлатовым, блин…»
— Дорогой! — услышал я испуганный голос жены. — Дорогой!!
— Ща, — просипел я и крутнул ручку крана. Воды в фильтре не оказалось. У нас был установлен дорогой обратно-осматический фильтр с накопителем, но давление в трубах скакало, и иногда он просто переставал работать, оставляя бак пустым. Такое уже случалось, и мне предстояло теперь ковылять в противоположный угол кухни, чтобы открыть обычный кран центральной водной магистрали.
— Дорогой!!! — истерично завопила моя супруга.
«Чего там показывают в ее проклятых новостях такого? — раздраженно подумал я. — Опять Клинтон кого-то обкончал?»
Я хихикнул над своей шуткой, дошел до водопроводного крана, отвинтил вентиль и обнаружил, что и там тоже пусто. Я нахмурился. Жена в другой комнате уже просто визжала, вывернув громкость телевизора на максимум.
Я прислушался, с трудом выхватывая обрывки фраз, а потом стакан выпал из моих рук, с дребезгом разбившись на тысячу блестящих осколков. Воспоминания о сегодняшней ночи молнией прорезались сквозь мое затуманенное страшным похмельем сознанием. Жена уже даже не визжала, а рыдала взахлеб. Все еще не разбирая, что там говорят по телевизору, я, спотыкаясь, кинулся к ней в комнату. И, пока я бежал, лишь одна-единственная мысль пульсировала у меня в голове:
ГОСПОДИ ВСЕМОГУЩИЙ, ПОЖАЛУЙСТА, ЛИШЬ БЫ ЭТО НЕ БЫЛО ТО, О ЧЕМ Я ДУМАЮ!