Марина Дробкова «Лошадь»

Отца своего Дарио не знал. Тот, тоже Дарио, был резчиком по дереву: вытачивал ложки, скалки, миски да бочонки и прочую домашнюю утварь. Иногда находила на него блажь: принимался вырезать из сосны фигурки птиц, рыб, а порой — диковинных животных, которых сам и придумывал. Птичек за гроши продавал соседским женщинам для детишек, а неведомых тварей раздавал так: платить за них никто не желал. Одни смеялись, другие не хотели показаться глупее остальных — хоть и засматривались, но делали вид, что чудные твари им совсем не нравятся. И лишь в дар, так уж и быть, соглашались принять бестолковые игрушки. Одну из таких фигурок — странное животное на четырех длинных ногах, с крупным телом и большой головой, с длинным хвостом не то из волос, не то из перьев и длинными перьями на шее — подарил он своей невесте Адриане на помолвку. Она посмеялась, ведь рада была любой безделице, но все же спрятала подарок, чтоб не вызывать кривотолков среди родни и соседей. Лишь позже, через несколько лет, когда подрос ее сынок, Адриана достала со дна корзины неведому животинку и отдала мальцу для забавы.
Говорили, отец был красавцем, но с характером непутевым и упрямым, как и все мужчины их рода. Еще до рождения сына отправился за море, оседлав морекрыла, — искать неведомое чудо, которым бредил с юности и которое хотел подарить жене в честь появления первенца. Шептались, что якобы сбила его с пути гадалка, но доподлинно никто этого не знал, иначе гадалке бы не поздоровилось. Как ни отговаривала его Адриана, не чаявшая в нем души, как ни молила Святую Деву, ни лила слезы — все равно ушел. Да и пропал. Всегда жил не так и делал не то, и наверняка умер на чужбине так же бестолково. Не ошибся он только в одном: в назначенное время Адриана действительно произвела на свет мальчика. И был Дарио такой же красивый и столь же норовистый, как и отец.

Матери тоже давно уже не было. Дарио и помнил ее урывками. Как она стояла на заднем дворе в своих длинных юбках и кормила серых птахов, рассыпая ярко-желтое просо. Как гуляла с ним за руку вдоль моря и смотрела вдаль, все еще надеясь увидеть нужного ей морекрыла. И вернулся он однажды. Да только без ее мужа. Когда сидела вечером за резной прялкой и тянула шелковую нить, а шелкопряды вились за окном, залетали в комнату, кружа над масляной лампой.

Эту прялку и блестящую нить в длинных пальцах Дарио вспоминал теми вечерами, когда ему было особенно одиноко. Пока однажды, бредя полутемной улицей, не увидел в светящемся окне такую же прялку и шелковый моток в ловких пальцах, а над ними — милое улыбающееся лицо в обрамлении темных кудрей. Хозяйка прялки взглянула на Дарио и от смущенья задернула белую кружевную занавесь.

Но с этого момента грусти в душе Дарио поубавилось.

Девушку звали Франческа — он смог узнать это только через несколько дней, за неделю до карнавала. Она стояла на площади у фонтана и ловила прозрачные струи, что щедро изливались из пастей морских коньков, окружавших фигуру Нептуна.

Дарио приблизился с противоположной стороны. Он видел смеющееся лицо девушки сквозь радугу, висевшую над фонтаном, и чувствовал, что в этой жизни ему не нужен больше никто.

Она заметила его, узнала, но на этот раз не спряталась — смотрела с интересом. Он был готов подойти, но ее окликнула дородная сеньора в мантилье — мать или тетка, смерила Дарио грозным взглядом и увела юную родственницу с площади.

Дарио смотрел вслед двум женщинам, и в нем крепло упрямство. Он прекрасно видел, что одеты они гораздо богаче, чем он сам. Держатся с манерами — хоть и не самыми изысканными в городе, но уж гораздо более благородными, нежели Дарио и вся его дальняя родня, а из ближней никого и не осталось. Но хоть и был Дарио всего лишь бедным резчиком по дереву, как его отец, на лицо-то он был красив, девушки засматривались. Значит, судьбу вполне можно было попытать. А еще втайне он был уверен, что когда-нибудь сделает такую фигуру, которая по красоте затмит творения великих мастеров, творения, что выставляются в музеях и украшают дворец императора. А значит, его будущая жена не будет знать с ним ни стыда, ни нищеты.

Феруза — город не самый большой, но шумный и дружелюбный. Здесь все на виду. И дня не прошло, как уже знали соседи и вся дальняя родня: Дарио засматривается на умницу Франческу, дочь учителя грамматики. Узнали — да и принялись давать советы.

Ведь нет ничего слаще для человека, чем давать советы тем, кто в них не больно-то нуждается.

— Откажись, — говорили тетки и старшие троюродные сестры. — Она ломака и задавака. Найди жену попроще, чтобы почитала тебя и не задирала нос перед нами.

— Подумай! — предупреждали дядья. — Она привыкла хоть и не к роскоши, но к сытой жизни. Ты будешь денно и нощно гнуть спину над верстаком, стирая пальцы до кровавых мозолей, лишь бы прокормить ее, одеть да развлечь. Найди кого поскромнее!

— Посмотри-ка! — уговаривал сводный двоюродный брат. — Она ведь и не красавица. Все будут над тобой смеяться! Неужели нет девушек получше?

— Наверное, есть, — пожимал плечами Дарио. — Но мне нужна Франческа.

И только соседка, веселая рябая Фелиция, сказала:

— Дарио, сходи к гадалке, что живет в доме у оливковой рощи. Клянусь Святой Девой, она даст тебе совет.

Два дня думал Дарио. На третий решился и под вечер отправился к дому у оливковой рощи.

Старая Марта впустила его, велела молчать, усадила за стол, разложила карты. Глянула хитрым глазом и сказала так:

— Вижу я, Дарио, две жгучих страсти в тебе. Два сильных желания борются друг с другом. Могу я помочь в первом, а могу — во втором. Но только в одном!

Дарио усмехнулся:

— Худая из тебя ворожея. Страсть у меня одна. И зовут ее…

— Франческа, я знаю, — кивнула старуха, перекладывая карты. — Но есть и второе: ты хочешь стать знаменитым, Дарио. Не лги себе, эта жажда в тебе не слабее.

Дарио глубоко вздохнул. Права была гадалка. Как ни старался он мириться с судьбой бедного резчика, а душа желала совсем, совсем другого.

— Верно говоришь, — произнес он наконец. — Этот огонь не слабее.

— Вот и хорошо, что честен ты со мной — и с собой. Я тоже не слукавлю. Помогу в одном, а с другим придется справляться самому.

— И какую же попросишь плату?

— Зависит от желания, которое ты выберешь, — загадочно ответила Марта.

Задумался Дарио. По уму, конечно, стоило бы самому добиваться женщины. Но в глубине души он опасался, что родители девушки не отдадут ее за бедного резчика. Выходит, как раз и надо просить гадалку побыстрее помочь ему стать знаменитым. Все верно, все ладно. Но на то и был Дарио упрямцем из упрямцев, чтобы избегать самых простых и разумных решений.

Ведь если станет он знаменитым за чужой счет — будет ли так же рад этому, как если бы добился всего сам? 

больше того: если придет он к Франческе овеянный славой, будет ли она любить его самого, а не его успех, не его богатство, не его выторгованную счастливую звезду?

Ведь нет ничего важней для мужчины, чем право на собственную глупость.

— Помоги с Франческой, — твердо сказал Дарио. — Что возьмешь за это?

— Нет ничего проще, — ответила старуха, перемешивая карты. — Ты должен пообещать мне, что исполнишь любое первое желание своей жены.

— И только-то? — воскликнул Дарио.

— Не торопись. Подумай хорошенько. Ведь желание может быть любым! И ты обязан будешь его выполнить.

Дарио поскреб затылок. Оно, конечно, обернуться может как угодно. Но, с другой стороны, учитель грамматики слывет самым разумным человеком в городе, и дочь, говорят, вся в него. Не может она попросить чего-то такого, что сам Дарио не был бы в состоянии придумать и добыть.

— Согласен! — решился Дарио.

— Славно, — ответила Марта. — Тогда просто делай, что решил. Моя помощь будет скрытой, но уже в три дня ты добьешься чего хотел.

Дарио поблагодарил и вышел.

А уже очутившись дома, смекнул, что подшутила над ним гадалка. Ну какая скрытая помощь! Тут либо получится, либо нет, как судьба ляжет. Но ведь каждый сам устраивается как может. В конце концов, денег старуха с него не взяла, значит, и спрос с нее невелик.

Назавтра был карнавал. Много девушек танцевало на площади, среди музыки, смеха и фейерверков. Все они были в масках и разноцветных нарядах, многие закрывали волосы. Но Дарио разглядел свою возлюбленную в бурлящей толпе, подошел и увлек в тарантеллу. А после танцев, после опьяняющего ритма и светлого виноградного вина целовался с ней под миндальным деревом. И даже не понял, как произнес:

— Франческа, будь моей женой!

Она не дала ответа, но согласилась встретиться с ним завтра.

А уже на следующий день, когда, разгоряченные, они сбежали с карнавала, потому что там было слишком шумно, и гуляли вдоль канала, она ответила: «Да».

— Но я вижу: что-то беспокоит тебя, — нахмурив бровки, сказала она Дарио.

И он честно признался:

— Твой отец. Ведь он уважаемый человек, учитель, а я всего лишь бедный резчик.

— Папа согласится, — тихо произнесла Франческа. — Никто пока не знает, но тебе, своему будущему мужу, я могу сказать. Отец тяжело болен. Ему осталось не так уж долго. Я не хотела идти на карнавал, потому что, сказать по правде, мне совсем не весело с недавних пор. Он уговаривал меня пойти развлечься, но я все равно осталась бы дома — если бы не надеялась увидеть тебя. Отец очень тревожился, что оставляет меня одну. Он будет рад выдать меня замуж за работящего парня, которого я к тому же… буду любить.

Последние слова она прошептала совсем тихо, но Дарио угадал их по губам и крепко обнял свою невесту.
Так вот как, думал он. Как причудливо судьба тасует колоду. Знала ли Марта о том, что отец Франчески болен? Ах, старая ведьма! Наверняка увидела в своих картах. Но ведь это и лучше. Это значит, что она не мелет впустую языком, а действительно помогает… Или все произошло своим чередом? Да не так уж это важно, если отец Франчески действительно согласится.

Отец согласился.

Свадьбу играли скромную, но очень душевную. Были только родственники Франчески, дальняя родня Дарио да еще соседи с той и с другой стороны. Всего какая-то сотня человек. Через месяц тесть умер, оставив неутешную сестру да скорбящую дочь, горе которой, как мог, пытался облегчить Дарио.

Он сделал бы для любимой жены все что угодно, лишь бы ее ясный взор не затуманивала печаль. Подарить весь мир, достать с неба звезду… Но молодая женщина ни о чем не просила. Ей ничего не хотелось. Тоска сковывала ее ледяными объятьями, и объятьям Дарио лишь на время удавалось вырвать ее из холодного плена.

Дарио был на грани отчаяния, готов был идти за тридевять земель, бежать куда угодно, лишь бы найти что-нибудь, что доставит радость дорогой супруге. Он перестал есть и спать, все думал.

Но однажды утром она сказала:

— Сделай мне лошадь.

— Что, дорогая? — не понял Дарио.

— Я видела во сне чудесную животину, она называлась ло-шадь. Сделай мне ее из дерева.

— Хорошо, любимая, конечно, — заверил Дарио, целуя нежные ручки. — Это птица?

— Нет.

— Это рыба?

— О нет!

— Это бабочка, ящерка, а может быть, жаба?

— Нет, совсем нет! Разве могла мне понравиться жаба! Лошадь — совсем другая. Я никогда ее раньше не видела.

— Но как она выглядит? Расскажи скорее!

— Она, она…

Франческа закружилась по комнате, грациозно взмахивая руками.

— У нее большие глаза…. А больше я ничего не помню. Ах, это неважно! Если любишь — сделай мне лошадь!

Дарио слегка опешил от такого заявления. Сделать то — не знаю что. Он хотел было уже сказать, что все это глупости. А если Франческа наконец развеселилась — а она и правда наконец-то радовалась, — то, может быть, будет лучше, если она попросит что-нибудь более простое, например, шкатулку или резную подставку под горячее. И он уже открыл рот, чтоб сказать это. Но внезапно вспомнил.

Он вспомнил уговор с гадалкой.

Ведь он должен был выполнить первое желание своей жены. И вот сейчас как раз и настало время. Ведь самое важное для человека — это честь. Он не может нарушить условие и оказаться бесчестным.

Дарио кивнул — и принялся за работу.

Он думал три дня и три ночи. Ломал голову. Прислушивался к себе, пытаясь найти образ, понять, какая она, эта лошадь.

На четвертый день он отправился на берег моря. Он смотрел на воду. Он слушал прибой. Он вдыхал ветер, он ощущал тепло от лучей солнца. И в ветре, и в воде, и на солнце он искал это слово: ло-шадь.

И в конце концов нашел.

Он заперся в мастерской. Несколько дней не ел и не спал — работал. Потом спал, потом ел — и снова работал несколько дней. Первые образцы он забраковал. Вторые отправил в печку. И только после дюжины неудачных попыток он наконец ощутил: вот оно. Получается именно то, что нужно. Что чувствовало сердце, чего жаждала душа.

И вот фигурка была готова. Чтобы быть до конца уверенным, Дарио первым делом понес показать ее веселой рябой Фелиции.

— Она прекрасна, Дарио! — воскликнула та.

Дарио приободрился и пошел к двоюродному сводному брату.

— Она недурна, Дарио! — сказал тот и хлопнул его по плечу.

Дарио поблагодарил и отправился к дядьям.

— Она хороша, Дарио, это лучшее, что ты сделал! — ответствовали те.

Обрадованный, Дарио бросился к теткам и сестрам.

— Дарио, ты наш гений! — в один голос вскричали женщины.

И только тогда Дарио понес лошадь своей жене, которая снимала во дворе белье с веревки.

— Пресвятая Дева! Что это?! — воскликнула Франческа.

— Это лошадь, дорогая. Я сделал ее для тебя.

— Ах, Дарио, Дарио, Дарио! Это совсем не лошадь! У лошади нет щупалец! У лошади нет клешней! И голова, кажется, у лошади только одна — уж точно не четыре, и точно не такие круглые и зубастые!

— Но, милая, — возразил Дарио, — ведь это искусство. Мне рассказало море, мне нашептал ветер, меня обласкало солнце. Моя душа почувствовала, а сердце рванулось ввысь, и я сделал эту лошадь для тебя. Прими же мой дар и скорее поцелуй своего мужа!

— Я с радостью поцелую тебя, мой милый Дарио, — ответила Фанческа и тут же выполнила обещание. 

Но это чудовище, прошу тебя, убери с моих глаз. Я совсем не его видела во сне.

Она подхватила корзину с бельем и ушла в дом. А Дарио остался стоять посреди двора, снедаемый противоречивыми чувствами.

С одной стороны, он был рад, что скорбь Франчески прошла, что она снова бодра, жизнерадостна, любит его и, похоже, больше ничего не требует. С другой — получается, ее желания он не исполнил, и, выходит, не исполнил и обещания, данного старухе, а значит, и самому себе.

Пока он стоял так и размышлял, двор постепенно наполнялся людьми. Ведь если у человека так много родственников, невозможно держать что-либо в тайне. Люди, прослышав про диковинную ло-шадь, пришли, чтобы полюбоваться работой Дарио. Они смотрели — и восхищались длинными щупальцами, четырьмя головами и зубастыми пастями. Они хвалили талантливого резчика — и, между прочим, оставляли ему заказы. Кто-то просил выточить рыбку, кто-то — птицу, а кто-то захотел даже стрекозу.

С этих пор дела у молодой семьи пошли в гору. В доме поселись достаток и уверенность в завтрашнем дне. Однажды на крыльце Дарио появился слуга герцога и велел ему сделать фигуру ручного орла, что жил у его господина. Слуга оставил в задаток десять золотых монет и пообещал по окончании работы втрое больше.

Дарио справился с этой задачей. Слава о нем разнеслась за пределы родного города. Теперь к нему стали приезжать посланцы других герцогов и графов, тоже заказывая изображения домашних любимцев: птиц и ящериц, рыб и черепах. И зажили они с Франческой еще лучше.

Лишь одно омрачало Дарио: не было у них детей.

Однажды он решился — и вновь отправился к гадалке. Но Марта даже на порог его не пустила:

— Иди-иди, чего пришел? Детей он хочет! А условие кто будет выполнять? Так и не сделал ведь. Желание своей жены не исполнил. Вот когда исполнишь — тогда и придет время поговорить о другом. Если, конечно, еще останется необходимость, — пробормотала старуха в спину Дарио.

Дарио пришел домой, достал с полки «лошадь» и в задумчивости уставился на нее. Многие предлагали за фигурку хорошие деньги. Многие сулили даже жемчуг с морского дна, но Дарио почему-то не мог решиться расстаться с ней. Да, она не нравилась жене. Но это была его первая удача. Его талисман, его начало. То, благодаря чему он нашел себя, стал известен, уважаем и не беден.

— Однако, — произнес Дарио вслух, — если бы я мог отдать ее в обмен на то, что жена подарит мне сына, я бы отдал. Без колебаний.

Однажды, когда Дарио присматривал на рынке новые инструменты, к нему подбежал слуга с постоялого двора и зашептал на ухо, что уважаемого скульптора желает видеть один важный чужеземец.

— Почему это тайна? — так же шепотом спросил Дарио.

Но слуга только сделал большие глаза и приложил палец к губам.

— А еще, — добавил он, — господин очень просит захватить с собой… ну, эту вашу… лошадь.

— Я ведь говорил, что не продаю,— нахмурился Дарио.

— Речь не о продаже. Он хочет лишь взглянуть. Но довольно: на нас смотрят! Сегодня в три пополудни прошу вас пожаловать в «Кистеперку на вертеле». Да спросите Бруно, это я. А я уж вас проведу.

Дома Дарио почесал в затылке. Что ж, бояться ему нечего. Средь бела дня на глазах у всех никто не решится ограбить, а тем более убить человека, которого знает весь город. А в том, что неизвестный пожелал встретиться тайно, через посредника, нет ничего особенного: бывает, знатные господа посещают Ферузу. Она красива. Здесь мягкий климат, много фруктов, вина и прекрасных женщин. Но и длинных языков тоже много. Мало ли по каким делам приехал сеньор, необязательно каждому встречному знать его имя. А что хочет полюбоваться на диковинную скульптуру — ну так донесли уже. В конце концов, еще ни разу Дарио не пожалел о том, что показывал кому-то лошадь.

В назначенный час скульптор завернул свой талисман в тряпицу, положил в корзинку, корзинку крепко прижал к груди, сказал жене, что вернется к ужину, кликнул сводного двоюродного брата, отличавшегося силой и высоким ростом, и вдвоем они отправились на постоялый двор.

Придя в «Кистеперку на вертеле», Дарио оставил брата внизу, угощаться устрицами и крабами, а сам, как договаривались, спросил Бруно, и тот повел его наверх, в комнаты. Постучал в одну и, услышав властное: «Войдите!», толкнул дверь и поспешил ретироваться.

Дарио шагнул внутрь, и дверь за ним плавно закрылась.

— Рад приветствовать вас, господин скульптор, — произнес высокий смуглый человек с острым взглядом.

Дарио поклонился.

Человек стоял спиной к окну, завернувшись в темный плащ — так, что Дарио видел только глаза, скулы и лоб. Лишь на миг в складках плаща мелькнула чешуйчатая рука и перстень с ярко-рубиновым камнем. Но Дарио не был дураком и быстро сообразил: перед ним императорский маг.

Ему стало одновременно и страшно, и любопытно. Магов в их маленьком городке еще никто не видел. Эти таинственные, суровые люди выполняли при дворе правителей опасные, важные поручения, нередко связанные с переделом мира. Они могли развязать войну и укротить мор. Или наоборот — напустить мор и закончить войну. Но они всегда оставались в тени. Что же привело мага в Ферузу?

— Не будем терять времени, — вновь заговорил маг. — Я следую в столицу. В этом городе остановился лишь на несколько часов и уже успел услышать о вас, сеньор Дарио, и вашей необыкновенной скульптуре.

— О, вы очень добры, сеньор, — поклонился Дарио.

— Я не добр, а всего лишь честен, — ответствовал маг. — Вы ведь принесли лошадь?

— Да, она здесь, если позволите.

Дарио поставил корзинку на стол, вынул статуэтку и развернул ткань.

— Но прошу простить меня: она не продается.

Долю секунды маг смотрел на фигурку, а потом запрокинул голову и разразился негромким, но очень заразительным хохотом, каким никогда не смеются злые или подлые люди. В этот момент он даже полностью обнажил лицо — но Дарио отвернулся из деликатности, а еще из опасения: как бы не пришлось расплачиваться за то, что он увидел слишком много чешуи у мага на подбородке.

— Благодарю, — произнес маг, отсмеявшись и вновь закутавшись в плащ. — Скажите, любезный, почему вы не хотите продать свое творение?

Дарио рассказал все как есть.

— Понимаю, — кивнул маг. — Что ж, это действительно веская причина. Хорошо, я не буду уговаривать вас продать вашу «лошадь», хотя, признаюсь, она пришлась мне по душе. Дело в том, что я коллекционер. Многие представители моей профессии собирают изображения мифических животных — и я не исключение. Моя страсть — лошади. Да, я собираю фигурки лошадей — в разных городах и странах, на разных континентах. Отдаю предпочтение самым необычным. Но ваша настолько необыкновенна, что отказаться от обладания ею — выше моих сил.

Дарио хотел было возразить, но маг сделал знак рукой и продолжил:

— Я уже пообещал не настаивать на покупке и слово сдержу. Но я прошу вас разрешить мне сделать копию с вашей «лошади».

— Копию? — растерялся Дарио.

— Да. Я смогу сделать это сам… и очень быстро. Вы успеете лишь выпить кружку вина и съесть тарелку жареной кистеперки, которую здесь, кстати, отменно готовят. За услугу я готов заплатить ту цену, какая будет мне по силам. И я почему-то уверен, что вам нужны не деньги.

Несколько секунд Дарио смотрел на мага, а маг смотрел на Дарио. Потом добавил:

— Но только… Вы должны понимать, что мы отнюдь не всесильны. Иногда легче сотворить чудо, чем заставить подчиняться природу.

И Дарио понял. Понял, что этот человек, со всем его могуществом, повелевающий исходом битв и нашептывающий советы правителям, не в силах сделать так, чтобы Франческа подарила ему, Дарио, ребенка. Но неужели же сейчас надо просто повернуться и уйти? Ведь ничего другого ему не нужно.

— Подумайте, — с нажимом проговорил маг. — Может быть несколько решений.

Догадался маг или нет, о чем думал Дарио, прочитал его мысли или просто дал нужный совет — ведь иногда, очень редко, люди дают действительно нужные советы, надо просто суметь разглядеть их в ворохе остальных. Но Дарио все же решил минуту подумать.

И придумал!

— Сеньор, вы говорили, иногда легче сотворить чудо.

Маг поклонился.

— Вы говорили, что коллекционируете лошадей.

Маг вновь отвесил поклон.

— Могу я попросить у вас настоящую, живую лошадь? И если моя жена скажет, что именно ее она видела во сне, я сделаю с вашей лошади скульптуру. И тогда я с радостью позволю вам сделать копию с моей.

Маг думал несколько мгновений, а потом сказал:

— Умно. Что ж, будь по-вашему. Лошадь доставят вам сегодня же вечером. Даю слово. А копию, с вашего разрешения, я сделаю сейчас. Не угодно ли спуститься и отобедать за мной счет?

— Нас двое! — только и успел сказать Дарио.

И не успел он оглянуться, как маг выставил его за дверь.

Пока они с братом угощались вином и жареной рыбой, его не покидало легкое беспокойство. Нет, у Дарио не было мысли, что маг обманет его. Но все же, все же…

Через некоторое время Бруно вынес его корзинку. Дарио проверил: скульптура была на месте, в целости и сохранности.

Подходя к дому, Дарио услышал возгласы изумления, взрывы смеха, крики, гвалт и еще какой-то странный звук, который не мог издавать ни человек, ни одно из известных Дарио животных.

— Что там творится? — проговорил его брат, вытягивая шею.

Наконец Дарио увидел. Франческа стояла на заднем дворе, окруженная мальчишками, женщинами и мужчинами. А рядом с ней бегало существо — ни на что не похожее. С большой головой, с большими глазами. С длинным телом и четырьмя тонкими ногами. Дарио никогда в жизни не видел такого — и одновременно был уверен, что уже видел.

— Дарио, любимый! — закричала жена, завидев его. — Я так счастлива! У нас теперь есть лошадь! Настоящая лошадь! Спасибо тебе, дорогой!

— Это лошадь? Это — лошадь?! — вопили люди. — Глупая женщина, одумайся! Лошади — прекрасные создания! У них много щупалец, четыре головы и большие зубастые пасти. Скульптуру лошади изготовил твой муж, известный мастер. Мы знаем, как выглядит лошадь. А это чудо странное и уродливое. Скажи ей, Дарио!

Дарио подошел к Франческе и сказал:

— Не слушай их, любимая. Если это та самая лошадь, то я тоже счастлив.

И он выгнал соседей со двора и закрыл калитку.

— Вот только я не знаю, чем ее кормить, — сказал Дарио.

— Она с удовольствием ест траву, — ответила жена. — А слуга с постоялого двора принес еще это.

Она передала мужу мешочек. Дарио раскрыл его. Там был овес.

Он привязал лошадку у заднего крыльца, вынес из дома корыто, и Франческа налила в него воды. Он подвесил мешок с овсом на уровне лошадиной морды и увел жену в дом.

— Надо будет построить ей какой-нибудь сарай, — сказал Дарио.

А потом… потом он полез в дальний угол, где стояли старые корзины. И на дне одной из них он отыскал свою старую игрушку — ту самую, что много лет назад сделал его отец.

— У тебя… была лошадь? — воскликнула Франческа, увидев фигурку.

— Я не знал, что это она, — просто сказал Дарио. — Зато я знаю другое: ты ждешь ребенка, так ведь?

Жена захлопала глазами, а потом крепко обняла своего мужа.

Ведь нет ничего важней для человека, чем счастье.