385244 
25 минут на чтение
Аластер Рейнольдс — один из лучших современных авторов космической оперы. Автор пишет много, его охотно издают в нашей стране, но многие книги пока ещё не перевели на русский. В начале осени в издательстве «Азбука» выйдет «Мстительница» (Revenger) — первый роман одноимённого цикла, вышедший в 2016 году.
«Мстительница» рассказывает о цивилизации, обитающей на поверхности искусственных миров, вращающихся вокруг умирающей звезды. Две сестры, Адрана и Фура Несс, отправляются в космос, чтобы спасти свою семью от разорения. Там они сталкиваются с космическими пиратами, промышляющими поисками древних реликвий среди космических обломков. Как описывает роман его переводчица Наталия Осояну, “«Мстительница» объединяет в себе классический приключенческий роман, роман взросления и космическую оперу в мрачном и красивом антураже, напоминающем одновременно «Остров сокровищ» Стивенсона, пиратские романы Сальгари и Сабатини, «Умирающую Землю» Вэнса, классические НФ-романы и космооперы, а также ретро-футуристические аниме «Капитан Харлок» и «Галактический экспресс».
С разрешения издательства «Азбука» публикуем пятую главу романа, в которой описывается жизнь добытчиков космических сокровищ.
* * *
К тому времени как мы спустили паруса, фотонные ветра вынесли нас за пределы Собрания на двадцать миллионов лиг. Наверное, шарльер должен был всецело завладеть моим вниманием, но вышло не так. Шарльеры, как правило, выглядят непритязательно; что способно породить испарину на лбу — так это их содержимое. Однако я никогда не видела Собрание снаружи, и на подобное зрелище точно стоило поглазеть. Одно дело — знать, что мы далеко от дома; совсем другое — убедиться в этом воочию.
Если бы я попыталась рассказать об увиденном приятными и красивыми словами — и чтобы все они были правильными, подобающими леди, как учил Паладин, — я бы сказала, что Собрание выглядело туманным кругом мерцающего, искрящегося света, в центре которого расположилось Старое Солнце, замаскированное и завуалированное всеми мирами, что оказались между ним и «Монеттой», так что его усталый свет фильтровался, рассекая небесные оболочки сферических миров, стеклянные окна трубчатых миров, поля самих шарльеров, вызывающие смещение фотонов, — и оттого он переходил то из красной части спектра в синюю, то из синей в красную. И еще я бы сказала, что совокупный эффект всех кружащихся между нами и светилом миров создавал постоянно блистающую гранулярность, бесконечный танец бликов: рубиново-красные становились белыми, белые — цвета индиго, а тот — почти невероятным глубоким оттенком пурпурно-синего.
Но я бы на этом не остановилась, потому что и тогда не смогла бы заставить вас узреть все таким, каким оно было. Так что я бы продолжила и упомянула, как свет пронзал нас, удалялся, снова пронзал — в те моменты, когда какой-нибудь мир хитростью улавливал свет Старого Солнца и посылал под правильным углом нам в глаза, как копье, прежде чем орбита или угол искажали его на свой лад. Нельзя было указать на какой-нибудь проблеск и узнать, что это за мир, но в мыслях, понимая, что вы делаете, вы бы считали, что у каждого из них выдался свой момент блеска. Даже у вашего собственного мирка.
Люди сотворили из Собрания нечто прекрасное. Мы не имели отношения к его возникновению. Это не мы устроили Раскол, не мы собрали все разрозненные части вновь. Это сделали люди, да, — но не мы. Но мы были теми, кто опять заселил миры, отыскал места, в которых можно жить, и все это осуществилось в подобии мира и гармонии, продлившихся более восемнадцати веков.
И тем не менее, как бы сильно я ни была тронута этим, как бы ни пронзила меня яркая, мучительная тоска по дому, я не могла отделаться от слов, которые сказал капитан Рэк в библиотеке.
Все Заселения в конечном итоге оказывались временными, и наше в этом смысле ничем не выделялось.
— Погибель Брабазула, — сказал он. — И нет, это место не станет нашей погибелью, если я буду как-то контролировать происходящее. Кое-кто из вас про него слышал: команда Лофтлинга неплохо здесь поработала еще в тысяча семьсот пятьдесят четвертом году. Но они опаздывали с возвращением в порт, и у них не было времени зайти поглубже, прежде чем настало время отступать. Васпери побывал здесь снова в восемьдесят первом году, но шарльер не открылся. С той поры он придерживался довольно предсказуемого цикла, однако за восемнадцать лет никто не предпринял новой экспедиции. Прозор — можешь не обращать внимания на ауспиции в твоей книге. Казарей вытащил обновленные цифры из черепа прямо перед тем, как мы достигли Мазариля.
— Очень мило с его стороны об этом рассказать, — проворчала она.
— Ты имела в виду, очень мило, что он сберег коммерческую тайну, чтобы мы сумели поделить пистоли между собой, когда она окупится? — Ракамор не стал ждать ответа. — Если ауспиции верны, по моим подсчетам, шарльер откроется через два дня с небольшим, чуть больше чем через пятьдесят часов.
Это было начало вечерней вахты. Названный им срок истекал сразу после полуночи.
В иллюминаторе, расположенном напротив того, что выходил на Собрание, виднелся шарльер, занимающий такую же часть неба, как и все миры, но разница заключалась в том, что он находился от нас в нескольких лигах. Это была сфера примерно такой же величины, как Мазариль, и она светилась угрюмым красным светом. На этом сиянии неустанно перемещались вдавленные узоры — сложные геометрические фигуры, похожие на резьбу или вышивку. Они чередовались, мерцая, и время от времени можно было рассмотреть нечто, скрывающееся под ними.
— А мы знаем, что там внутри? — спросила я, стараясь говорить как член команды.
— Описание Лофтлинга — лучшее, что у нас есть, — сказал Мэттис. — Это скалистый мир, и у него есть поглотитель, вот почему мы на орбите. Гравитация, видишь ли, проходит через поле, даже если ничто другое не может. Когда оно для нас откроется, мы увидим двери на поверхности. У нас есть карты Лофтлинга, и они довольно подробные. Двери, а также защита от взлома восходят к концу Пятого Заселения, и у нас достаточно опыта с разными штуковинами той эпохи, чтобы не нарваться на то, с чем мы не справимся.
— Содружество Ледяного Трона, — сказала Жюскерель. — Жестокая диктатура, судя по всему. Говорят, отголоски криков их жертв слышались еще сто тысяч лет. — Она потерла ладони. — Но они оставили после себя славную добычу.
Про следующие пятьдесят часов я мало что могу рассказать. Мы с Адраной несли вахты, как обычно, проводили время в комнате костей, готовили еду для команды. Спали, когда получалось. Однажды в поздний час, когда крики Гарваль, казалось, рассекали корабль, словно жестокий холодный ветер, я выпуталась из гамака и пошла к ней. Дверь в комнату была не заперта, как и в прошлый раз. Видимо, Ракамор считал команду терпеливой, или ему просто не приходило в голову, что кто-то может задушить Гарваль за то, что она не дает ему спокойно спать.
Я не собиралась ее душить, но не стану притворяться, что мои мысли были исключительно благородными. Наверное, я хотела как-то пробудить ее от кошмаров, чтобы она не вопила, как ребенок в истерике.
Но стоило оказаться рядом с несчастной, как мой гнев утих.
— Ох, Гарваль… — проговорила я так тихо, словно собралась нашептать ей колыбельную. — Ты не можешь с этим справиться, верно?
Она билась в конвульсиях, насколько это позволяли путы. Ее голова моталась из стороны в сторону, ремень ослаб. Кулаки сжались так, что ногти впились в ладони, а сухожилия выпирали словно гребни. Из ее глотки лились потоком мучительные стоны.
Я отыскала тряпку, которой Казарей вытирал ей лоб, и подошла к раковине на стене. Потом вернулась, встала рядом и попыталась разжать пальцы Гарваль в достаточной степени, чтобы просунуть свою руку в ее ладонь.
— Ты спрашивала, не мы ли новенькие. Я Фура, а мою сестру зовут Адрана. Ты была права насчет нас: мы поднялись на борт, чтобы заниматься тем же, что делала ты, — читать череп. Знаю, для тебя это закончилось плохо, но ты не виновата. Ты искала способ покинуть свой мир и нашла. У нас с Адраной вышло так же.
Я провела влажной тряпкой по ее лбу и губам, а она в это время продолжала дергаться столь же сильно, как и когда я вошла в комнату.
— Ну, может, и не так же, — продолжила я. — Нам не досталось так сильно, как тебе. Просто в семье дела шли не очень хорошо. Мне кажется, Адрана просто хотела приключений, а возможность заработать пистоли стала оправданием, способом обосновать ее решение. В каком-то смысле она меня обманула, но к тому времени, когда я поняла, что устроила моя сестра, идея сбежать понравилась мне не меньше, чем ей.
Не знаю, что стало причиной: мои слова, мое присутствие или просто в голове Гарваль переменилась погода, — но она слегка успокоилась. Я снова пустила в ход тряпку. Нечего было бояться разбудить остальных своими разговорами: если уж они могли спать под крики Гарваль, то проспали бы и Раскол.
— Вельген, — произнесла она.
Одно слово, и все.
— Кто-то из твоих близких? — спросила я, решив, что это имя человека, а не название мира.
— Брат, — ответила она хриплым от стонов голосом. — Братик. Мой хороший Вельген. Я должна была лучше о нем заботиться. Надо присматривать друг за другом, верно?
— Верно, — ответила я. Но на такой вопрос всегда отвечаешь одинаково, что бы ты ни думал на самом деле. — Где мы?
— На орбите вокруг шарльера. Поле скоро откроется, и они пойдут внутрь. Не думаю, что это опасное место. У них есть карты, и команда вроде бы знает, что делает. Ракамор выглядит уверенным… Она прервала мои слова с тонкой, понимающей улыбкой на губах: — Не стоит всегда верить словам капитана. — Мне кажется, он желает лучшего для нас.
— Для себя. А если с остальными все будет в порядке — это бонус. Дверь была все еще закрыта. Это был только разговор, но внезапно он стал мятежным, и у меня по коже побежали мурашки. — Я не думаю, что он плохой человек. — Я такого не говорила. Но каким бы ни был Ракамор, он капитан, а капитанами движет совсем не то, что всеми нами. — Что же им движет? Она с трудом перевела дух: — Тебе рассказали про его дочь? Я поднесла влажную тряпку к ее лицу: — Немного. — Ну и ладно. Учитывая все обстоятельства, наверное, так даже лучше. Постепенно выяснилось, кто отправляется к шарльеру, а кто — нет. За несколько часов до того, как поле должно было отключиться, все собрались на камбузе: кто в скафандре, кто без, разложив шлемы на магнитных столах как трофеи. Казарей — он до последней минуты пробыл с нами в комнате костей — оказался наименее подготовленным, и Прозор с Триглавом помогали ему облачиться в скафандр, в то время как Хиртшал помогал остальным проверить, надежны ли их костюмы и не просачивается ли где-нибудь дыхаль. Я уже успела как следует ознакомиться со скафандрами, и нам показали, как ими пользоваться в экстренных случаях. Каждая их часть была коричневой, и даже металлические детали не выбивались из палитры: коричневая ткань, коричневые уплотнители из какого-то сплава, коричневые суставы-гармошки, коричневый шлем с маленьким лицевым щитком из коричневого стекла, прикрытого коричневой решеткой. Лишь несколько цветных пятен на шлемах и плечах позволяли отличить один костюм от другого. — Они старые, — сказал Ракамор. — И в них за тысячу лет почти ничего не поменялось. Но старая вещь — не всегда плохая. С одной стороны, это то, что мы можем себе позволить, а с другой — на них можно положиться, их нетрудно ремонтировать. Он постучал костяшками пальцев по белой макушке своего шлема: — Коротковолновый трещальник. Вот и все, на что можно рассчитывать. Нет ни встроенных сенсоров, ни навигационных проекций. Никакого усиления мощности для остальной части скафандра. Когда оно есть, к нему быстро привыкаешь и теряешь силу, необходимую, чтобы выбраться из затруднительной ситуации, в которой костюм на тебе превращается в тряпку. Никакого энергетического оружия или режущего оборудования. Внутри шарльера все электрические штуковины работают нестабильно, поэтому на них лучше не рассчитывать. Газовые горелки действуют почти всегда. Без электрических насосов и питающих клапанов для системы жизнеобеспечения обойтись трудно, но если они заедают — а это рано или поздно случается, — давления хватает на несколько часов. На обогреватель тоже нельзя положиться. — Он выдавил улыбку. — Мы неспроста стараемся побыстрее войти и выйти. Это спасает от обморожения. Трисиль сгибала и разгибала пальцы, пытаясь заставить жесткие сочленения перчатки лучше слушаться. Ткань скрипела, словно ее нужно было смазать маслом. Я вспомнила, как Ракамор тренировал пальцы, и поняла почему. — Шарльер ведет себя согласно графику, — тем временем говорил капитан. — Поле должно отключиться через… Проз? — Девяносто семь минут, — сказала она. Я и сама видела, как шарльер постепенно менялся. Трудно было не увлечься этими переменами, проходя мимо какого-нибудь иллюминатора, выходящего в нужную сторону. Танец узоров на темно-красной поверхности ускорился, спеша к завершению. Поверхность мира все сильней проступала сквозь поле. Под энергетической оболочкой скрывался каменный шар, не так уж сильно отличающийся от Мазариля.
Когда все были готовы, наступило время для быстрого тоста за успех вылазки, рукопожатий и похлопываний по спине, а затем экспедиция собрала свои шлемы и направилась к носу корабля. Остальные потащились следом. Ракамор, Казарей и Мэттис вошли внутрь катера, и шлюз закрылся. Трисиль и Жюскерель надели шлемы, дважды проверили герметичность и запас дыхали, прошли через другой шлюз в док, где располагался катер, и принялись отцеплять его от люльки. «Рот» корабля открылся. Трисиль и Жюскерель налегли на рычаги, выталкивая катер из дока. Он медленно пришел в движение, хвостом вперед, и Ракамор его направлял, включая и выключая двигатели. Как только катер покинул «Монетту», Трисиль и Жюскерель воспользовались собственными газовыми пушками, чтобы добраться до него и подняться на борт. Все происходило в тишине, будто некий сложный балет репетировали без оркестра. Они улетели. Мы наблюдали, как катер отходит от «Монетты», оставаясь под нами, пока корабль вращался по орбите, прокладывая спиральный курс, как часовая пружина. Катер выглядел серебряной пулей, потом серебряным дефисом, а в конце концов — просто яркой отметиной на поверхности шарльера. — Пятьдесят минут, — сказала Прозор. — А что случится, если они достигнут поверхности шарльера до того, как она откроется? — спросила я Триглава, одного из нас пятерых (кроме Гарваль), кто остался на корабле. — С точки зрения шарльера? — Коротышка потер безволосую голову, словно она нуждалась в полировке. — Ничего особенного. Возможно, Прозор придется немного выправить расчеты, но для ауспиций такое не будет иметь ни малейшего значения. — А с их точки зрения? — Говорят, это не больно. — Ты не переживаешь, что Трисиль отправилась с ними? — спросила Адрана.
К тому времени мы уже поняли, что эти двое вместе: они были единственной парой на корабле, о которой мы знали.
— О, я бы предпочел не выпускать ее из виду. Но правда в том, что я разбираюсь в ионных системах и больше в этой костяной коробочке ничего не помещается. В шарльере я бы просто путался под ногами. Нет, пускай Трисиль занимается своим делом, а моя работа — доставить ее домой в целости и сохранности в конце экспедиции. Мне этого достаточно. А вы в курсе, что тут происходит?
— В общих чертах, — сказала я.
Триглав почесал одно оттопыренное ухо и сказал:
— Когда Мэттис открывает дверь, Трисиль может войти в комнату, полную трофеев возрастом в миллион лет, бросить на них один взгляд и тут же решить, стоит ли с ними возиться. Трисиль говорит: время накапливается в старых вещах, словно пар в чайнике, и ему нужно выйти. Старые вещи — по-настоящему старые! — трещат по швам от времени, которое их переполняет. И знания Трисиль берут свое начало не в книгах или музеях. Заговорите с ней об Одиннадцатом Заселении — она ответит непонимающим взглядом. Спросите ее про Совет Облаков или Империю Вечно Набегающих Волн — и тут она схватит вас за руку и расскажет тысячу баек, которых вы никогда не найдете в Зале Истории.
— Что самое ценное вам случалось найти в шарльере? — спросила я.
— Найти или вынести оттуда? — уточнил Триглав.
— А есть разница? — встряла Адрана.
— Расскажи ей про двигатель, — сказала Прозор с таким видом, словно разговор был путаницей проводов и один ненужный она только что перерезала.
— Он был размером с бак для воды — этакая позеленевшая бронзовая штуковина со всякими трубками на поверхности, — сказал Триглав. — Игрушку явно не обезьяны делали. Может, клыкачи или жукоглазы. Мы даже не пытались ее запускать.
— А кто-то попытался? — спросила я.
— Да, на одном сферическом мире под названием Проспераль, где-то в средних процессиях. За свои старания они получили дыру, просверленную до самого центра своего каменного шарика. — Триглав скорчил гримасу, напоминающую печальную улыбку. Он был похож на клоуна, который пытается изобразить эмоцию, противоположную той, что нарисована на его лице. — Урок заключается в том, что играться с находками — не наше дело. Мы их нашли, нам за это заплатили… Лично мне этого достаточно.
— Я-то думала, в тебе больше любопытства, — заметила Адрана.
— Любопытничать пусть будут разумники, которые сами не понимают, когда им достался хороший трофей, — возразил Триглав, почесывая под челюстью. — Я доволен своей судьбой. Есть участи гораздо хуже, чем быть лысым коротышкой-инженером на солнечном паруснике, пусть даже этот парусник никого из нас не сделает богачом.
— Ну и славно, — проворчала Прозор. — Потому что ты здесь застрял насовсем.
Мы все еще говорили о шарльерах и штуковинах, которые можно найти внутри, когда в комнату вошел Хиртшал. У парусного мастера была привычка обрывать любой разговор без единого слова. Он дернул заросшим подбородком в сторону иллюминатора, даже не потрудившись задать вопрос.
— Пять минут, — сказала Прозор. — Хочешь место в первом ряду, Хиртшал?
Он стоял, скрестив руки на груди, с таким холодным и суровым видом, словно ничто в мире не могло заинтересовать его в меньшей степени.
— Нет.
Катер был уже совсем близко от поверхности шарльера, но с помощью телескопов и биноклей мы все еще могли за ним следить и видели, как серебряная крупинка скользит над мерцающей рубиново-красной поверхностью. За последние несколько часов Прозор раз или два заглянула в свои книги, но ничто не дало ей повода изменить расчеты. Шарльер теперь менялся так быстро, что у меня кружилась голова, когда я смотрела на него.
— Рэк должен держать руку на пульте управления ракетными двигателями, — тихо прошептал Триглав. — Если шарльер не откроется, когда надо, он резко развернется — по катеру вдарят пять джи — и прощайте, заклепки.
— Надеюсь, у него хватит горючего, — сказала я.
— Более чем. Помни, он рассчитывает, что обратно повезет не только экипаж.
Я ожидала чего-то впечатляющего в момент открытия шарльера, но, по правде говоря, испытала легкое разочарование. Отрезки времени, на протяжении которых расположенный под нами мир делался все более отчетливым, становились длиннее, и… Внезапно он остался таким насовсем, а рубиново-красное поле исчезло.
Мир был в точности таким же, как Мазариль, — точнее, еще менее интересным. Его каменный лик покрывали кратеры, хребты и расселины, и взгляд не мог зацепиться даже за небесные оболочки, укрывающие города.
— Заводи часы, — сказал Триглав.
— Уже, — отозвалась Прозор. — Двести пятьдесят восемь часов. Отсчет пошел.
Катер продолжал спуск; миновал границу искусственной поверхности и двинулся дальше, к настоящей. Он выглядел всего лишь серебряной точкой, но вспыхивал ярче, когда Ракамор маневрировал. Поглотитель создавал на поверхности Погибели Брабазула такую же силу тяжести, как на Мазариле, так что катеру для посадки требовались ракетные двигатели.
— Видишь вон ту линию кратеров? — спросил Триглав. — Они есть на картах Лофтлинга. У обода самого правого кратера есть место, через которое можно проникнуть внутрь. Капитан постарается сесть как можно ближе: нет смысла топать дальше, чем это совершенно необходимо.
Шарльер открылся по расписанию, так что мы могли рассчитывать, что закроется он также вовремя. У отряда Ракамора было двести пятьдесят восемь часов до того момента, как им надлежало вернуться в космос и подняться выше уровня, где формировалось поле шарльера. Больше десяти дней, а Лофтлингу понадобился всего один, чтобы обойти весь шарльер.
— Они внизу, — сказала Прозор.
Лишь через минуту или две Ракамор протрещал, подтверждая, что все в порядке и отряд начал покидать катер.
— Следите за подметалой, — сказал он. — А если сестры не в комнате костей, то пусть идут туда.
Мы дождались, пока группа выйдет на поверхность, хотя даже с помощью телескопов ничего не могли разглядеть. Через несколько минут Ракамор сообщил, что они нашли вход, описанный Лофтлингом, и Мэттис уже открывает замок, следуя инструкциям.
У двери в комнату костей, прежде чем повернуть колесо, мы испытали общее на двоих колебание, молча обменялись взглядами, понимая, что надо отбросить сомнения и выдержать эту проверку. В горле у меня пересохло, а руки стали липкими от пота.
Я крутанула колесо, и мы вошли.
Без Казарея, занимавшего часть пространства в комнате, череп казался больше. Я обогнула его, как будто увидев впервые, пробираясь через переплетение туго натянутых тросов, на которых он висел, снова задаваясь вопросом, какому же существу давным-давно принадлежали эти кости.
— Я начну с одного конца, — сказала Адрана, снимая со стены два нейронных моста. — Ты — с другого. Если встретимся посередине и ничего не получим, будем знать, что передач нет.
Я вытащила шпильки, чтобы получше пригладить волосы, и надела нейронный мост — надвинула, чтобы сидел как можно плотнее. Подключилась, закрыла глаза и очистила разум. На крайней точке входа была тишина. Я выждала достаточно времени, чтобы в этом убедиться, а потом перешла к следующей. Череп закачался на пружинах. Адрана переместилась к новой точке одновременно со мной, потревожив череп не больше, чем это было необходимо.
На втором узле каждая из нас ничего не услышала.
Мы открыли глаза, встретились взглядами, кивнули и продолжили.
— Тут что-то… — прошептала я, ощутив покалывание на третьем узле.
— Что?
— Тише.
Надо было держать рот на замке — Казарей бы меня за такое отчитал, — но покалывание никуда не делось. Кто-то посылал сигнал или пытался это сделать. Однако он был очень слабым.
— Перехожу к следующей точке входа. Может, там будет лучше слышно.
— Ладно… — с сомнением сказала Адрана.
Я отключилась, воткнула провод в другой вход. Контакт оказался более четким. Я слегка вздрогнула.
— Лучше?
— Да.
— Ну так скажи, что ты получаешь.
— Пока не поняла, — проговорила я, стараясь удерживать разум пустым. — Дай разобраться.
— Оно близко или далеко?
— Не могу сказать. Хватит болтать… дай сосредоточиться.
Я перешла к следующему узлу, но там была тишина. Я вернулась к предыдущему. Сигнал все еще ощущался, но я преисполнилась уверенности, что он ослабел.
— Ну и что? — спросила моя сестра.
— Не знаю. Он недостаточно сильный.
— Дай я попробую.
— Потому что ты всегда оказываешься лучше меня?
— В этом случае — да.
Гордость почти взяла надо мной верх, и я не стыжусь это признавать. Но мне удалось взять себя в руки, и я позволила Адране подсоединиться к узлу. Сама отошла в сторону от черепа и сняла нейронный мост.
— Ну давай, покажи, как это делается.
Адрана проигнорировала издевку и подключилась. Ее лицо стало безмятежным и кукольным, словно она занималась этим делом с младенчества. Целую минуту она никак не реагировала, но потом ее веко дернулось, и на лбу появилась едва заметная морщинка.
Она отключилась и вернулась к узлу, где я впервые обнаружила присутствие. Затем перешла к предыдущему. Прикусила нижнюю губу.
— Ну и что? — спросила я.
— Мне показалось, что там что-то есть. На первой точке входа, только на мгновение. А потом все исчезло.
— Значит, мне не померещилось.
— Иногда на этих входах есть шум. Статические заряды накапливаются в черепе. И ты это знаешь.
— Это были не помехи.
— Ладно, — сказала она, сдергивая с головы нейронный мост. — Так что ты предлагаешь нам делать с этим призрачным сигналом? Сообщить Триглаву, Прозор или Хиртшалу — дескать, пусть передадут отряду, что мы, возможно, поймали передачу из неопределенной точки Собрания?
— Нет, конечно нет!
— А что тогда?
— Я лишь хочу сказать, там что-то было. Оно ощущалось… неправильным. Я не знаю, откуда и куда послали этот сигнал. Вот и все.
Адрана взяла мой нейронный мост и повесила его на стену вместе со своим.
— Мы нервничаем, — сказала она примирительным тоном. — Это наш первый самостоятельный сеанс.
Я зажала одну шпильку в зубах, пытаясь воткнуть другую в волосы, и с трудом выговорила:
— Мне не померещилось.
— Мэттис открыл дверь, — сказал Триглав, почесывая за ухом. — Ничего удивительного — Мэттис почти так хорош, каким себя считает, а Лофтлинг не поскупился на инструкции. До сих пор мы поддерживали связь, но теперь они углубляются в мир, и мы мало что будем от них получать.
— А это разве не рискованно? — спросила я.
— Так решил капитан, — сказала Прозор. — Установка повторителей, протягивание проводов через все двери — на это требуется время. Если все пойдет хорошо, они достигнут трофеев через шесть-восемь часов. Достаточно времени, чтобы разобраться, отделить добычу от ерунды, доставить часть на катер, связаться с нами — и, возможно, подумать о том, чтобы опять уйти вглубь.
— Где-то восемнадцать часов туда и обратно, — подытожил Триглав. — Но им все равно нужно отдохнуть и поспать. Если поднажмут, на один заход уйдут сутки. А времени на десять заходов, прежде чем шарльер нам подмигнет, но Рэк не станет так рисковать.
— Они и так не спали больше суток, — напомнила я.
Триглав энергично закивал:
— Но ничто не заставит тебя двигаться быстрее, чем комната, полная добычи. Поверь мне, они не все разделяют его осторожность. — Он отхлебнул из своей кружки — она всегда была рядом — с видом утопающего во множестве печалей, потом договорил: — Но осторожность — вот что оберегало их от гибели до сих пор. Не так ли, Хиртшал?
Парусный мастер оторвал взгляд от мозаики тросов с узлами. Несколько мгновений он размышлял над вопросом.
— Да.
— Услышьте же: наш говорливый Хиртшал громко выразил свою поддержку.
— Какой-то перебор с осторожностью, — пробормотала Прозор. — Мы несколько недель сюда тащились — почему бы не использовать все время, которое у нас есть?
— Ты знаешь почему, — ответил Триглав. — Иногда лучше не перебарщивать. Ты, как никто другой, должна это понимать.
Хиртшал положил руку Триглаву на запястье:
— Хватит.
Но Триглав вывернулся из хватки парусного мастера и потянулся к хлебу и пиву.
— А почему бы и нет? Мы все знаем, что случилось. Если сестры Несс собираются стать частью этой команды, они рано или поздно тоже узнают. Почему не сейчас?
— Ты говоришь про Клык? — спросила я.
— Мэттис не всегда был нашим открывателем, — сказал Триглав. — Им была Прозор. Хотите узнать нашу темную тайну? Проз была лучшей из всех. До того момента, пока капитан Ракамор не переборщил, а старый чтец шарльеров оказался не таким надежным, как Проз сейчас…
— Заткнись, — рявкнула Прозор.
Триглав сделал еще глоток:
— У них есть право узнать, что может случиться.
— Не сейчас, — сказал Хиртшал.
— Подходящий момент никогда не наступит, верно? Но ведь это часть того, что мы есть, и Проз ни в чем не виновата. В отличие от чтеца шарльеров, который был с нами в тот раз. — Триглав провел рукой по голове, словно убеждаясь, что она все еще безволосая. — И не переживайте — я не оскорблю этот корабль, упомянув его имя. Хватит и того факта, что его оценка оказалась ошибочна, ауспиции — нелепы. Ну, расскажи им, Проз.
Она уставилась на него, нахмурившись — точнее, скорчив еще более хмурую гримасу, чем обычно, — но я вдруг поняла, что теперь, когда историю наполовину выволокли на свет, Прозор и впрямь захотелось довершить рассказ. Все равно что вскрыть нарыв как положено, раз уж взялась за дело.
— Ты права, — сказала она, кивнув мне. — Речь и впрямь про Клык. Просто шарльер с таким названием. Он все еще где-то там, крутится на орбите, которую мне не хочется вспоминать. Местечко, как нам показалось сперва, весьма заурядное. Не было в нем ничего жуткого. Камень цвета кости, гладкий, без кратеров. Его вскрывали несколько раз, кое-что награбили, но никто никогда не заходил по-настоящему глубоко.
— Пока не прибыли мы, — подхватил Триглав и передал Прозор пиво.
— Рэк хотел поглядеть, что там внутри. Значит, мы должны были спуститься глубже, чем кто-либо до нас. Мы сделали четыре захода, все дальше и дальше. На четвертом… ну, кое-что нашли. Более чем в лиге с четвертью от поверхности. Комнаты. Множество комнат. И такой добычи никто из нас раньше не видел. Я про такие штуки ни до того, ни потом даже не слышала.
— Например? — спросила я.
— Неприятные штуки. Золотые ящики. Вроде как для со кровищ, только с гравировкой в виде черепов и костей или трупов, с которых облезло мясо. Припавшие к земле львы, у каждого чухло наполовину сгнило. Сплошные оскалы и глазницы. Там были и обезьяньи лица. Мы все прям затряслись. Что-то в этих ящиках словно говорило: «Держитесь подальше». И чем ближе мы подходили, тем хуже становилось. Но Рэк в тот раз шел под всеми парусами. Он хотел узнать, что в них. Поэтому взял и открыл один. Весь дрожал, просто стоя рядом, но надо отдать ему должное — сумел открыть. Там не было замка или чего-то в этом духе, просто крышка на петлях. И внутри…
— Что?
— Призрачники, — сказала Прозор. — Там было больше их барахла, чем ты, я или кто-нибудь другой видели в одном месте. И ящик был не один. Их там было несколько десятков. Мы открыли пару штук, когда собрались с силами. Это было нелегко.
— Призрачники?.. — переспросила я.
— Это древняя раса. Может, времен Первого или Второго Заселения, а то и раньше. Они были людьми… ну, наверное. Но не такими, как мы. Они делали такое, чего мы не можем, о чем даже помыслить не смеем. Они делали неправильные вещи. Такие, которые противоречили общим законам природы. Мало что оставили после себя, кроме репутации, от которой бросает в дрожь. Некоторые разумники говорят, что шарльеры для того и нужны, чтобы всякие там штучки-дрючки, оставшиеся после призрачников, не вернулись в мир, но шарльеры не очень-то с этим справляются. Ты когда-нибудь видела вещь, созданную призрачниками, Фура?
— Кажется, нет.
— Вот что странно: их на самом деле увидеть нельзя. Призрачники творили странные штуки. Когда смотришь прямо на них — видишь пустоту. Заметить можно лишь краем глаза, мельком, не пытаясь ничего высматривать.
— А на борту есть штуковины призрачников?
— Жюскерель к ним бы не прикоснулась, даже если бы они были. Это мощные штуки. Иногда полезные. Оружие и броня, о которых мы сейчас даже не мечтаем. Некоторые рискнули бы. Но доверять этим штукам нельзя.
— И все же вы кое-что привезли с собой.
— Нет. Не было времени. Рэк думал, оно есть, но ауспиции оказались неправильные. Мы были все еще внизу, в хранилищах, когда поле снова начало сгущаться. Барахло призрачников нас испугало, но этот испуг был ерундой по сравнению с мыслью о том, что мы окажемся заперты в шарльере.
— Но времени хватило, — настаивала я. — Чтобы выйти. Даже если вы не успели прихватить добычу, все равно спаслись.
Прозор встретилась со мной взглядом:
— Большинство из нас.
— Поверхность может восстановиться в мгновение ока — сомкнуться, как веки на глазу, — встрял Триглав. — Когда такое случается, шансов выбраться нет. Но бывает и медленнее. В нашем случае у них был примерно час, чтобы убраться с того мира. — Он посмотрел на Хиртшала. — Хочешь чтото добавить, о мой болтливый друг? Не стесняйся.
— Нет, — ответил парусный мастер.
Прозор отхлебнула еще пива:
— Клык всегда был очень сложным шарльером. Наполовину поэтому Рэк туда так и не вернулся, хотя он единственный капитан, который знает, что там на самом деле и чего это может стоить.
— Расскажи им про вторую половину, — сказал Триглав.
— Я взяла с него обещание, что мы никогда не вернемся. Он хочет, я знаю. У него там незаконченные дела. Но он может оставить их незаконченными, пока я в команде. Я не стану высчитывать закономерности для этого поля после всего, что с нами приключилось.
— Да что же такое плохое там произошло? — взмолилась я.
— Да все. Там не было лестницы, как здесь, только шахта. Может, когда-то лестница и была, да вся истерлась, и остались только стены шахты. Прямой и глубокой, до самого поглотителя. Капитан соорудил лебедку, прицепил к верхней части. А лебедка, скажу я вам, — штука хорошая, но ее не всегда можно использовать. Перво-наперво, она тяжелая, и если — как на этом мирке — надо сперва преодолеть множество дверей, прежде чем доберешься до шахты, то лебедка еще и слишком большая, чтобы нести ее с собой. На Клыке было проще, шахта там выходит прямо в космос, и все, что нам нужно было сделать, — это прикрепить механизм ее к верхней части как можно надежнее. Лебедка опускала и поднимала ведро, чтобы мы сами могли проникнуть внутрь и вынести добычу. Но в ведре хватало места для одного человека зараз. Когда пришло известие, что шарльер закрывается раньше срока… — Прозор тряхнула головой с таким видом, словно весь ужас пережитого к ней вернулся.
— И остаток, — подбодрил ее Триглав.
— Шестеро из нас должны были подняться из шахты. Кэп настоял, что пойдет последним. Я отправилась первой — таков был приказ Рэка. Он должен был спасти открывателя. Я была его сокровищем. — Она помолчала, с трудом сглотнула. — Но случилась ссора. Гитлоу настаивал, что будет следующим.
— Скажи им, кем был Гитлоу.
— Моим мужем, — проговорила Прозор.
— Гитлоу был оценщиком, — сказал Триглав. — К тому же чертовски хорошим. Даже Трисиль согласится, а получить похвалу от Трисиль — все равно что попытаться согреть пальцы ног звездным светом.
Хиртшал отвлекся от своей головоломки:
— Гитлоу. Хороший малый.
— Гитлоу был уже в ведре, готовый подниматься по шахте, как вдруг Шевериль испугалась.
Это было еще одно новое для нас имя.
— Кто это была? — спросила Адрана.
— Открывательница в учениках у Мэттиса, — сказал Триглав. — У Рэка в то время была команда побольше, и некоторые из нас готовили учеников. Шевериль была неопытной… как дошло до дела, то и выяснилось, что нос не дорос у нее до таких вещей. Страх проник ей в самое сердце и сделал с ней ужасные вещи. Черт, мы все перетрусили. Невелика тайна. В глубине души каждый знает, что он ссыкло. Но один засранец от другого отличается тем, как он себя ведет, невзирая на это знание. — Он провел рукой по губам. — Шевериль попыталась прыгнуть в то же ведро, где уже сидел Гитлоу. Оно накренилось, оба упали. Такое падение ничем хорошим не заканчивается. Лишь в одном нам повезло.
— В чем именно? — спросила я.
— В той шахте не было дыхали. Они упали быстро.
— Что-то я не пойму, при чем тут везение, — заметила Адрана.
— Потому что как только они вышли за пределы досягаемости трещальника, — проговорила Прозор, — я перестала слышать, как мой муж кричит, продолжая падать.
Отряд пробыл в шарльере восемнадцать часов, прежде чем мы получили от них весточку. Они устали, но были очень довольны находками.
— Скажите Хиртшалу, что он может испортить еще один комплект парусов. — Голос Трисиль доносился из второй консоли на камбузе. — И даже два, если захочется. Схемы Лофтлинга окупились достаточно хорошо, но Мэттис привел нас в два хранилища, которые Лофтлинг не взламывал. Здесь много всего, больше, чем мы смогли бы унести, но того, что мы уже вытащили на поверхность, хватит, чтобы принести нам тысячу пистолей, а может, и больше.
Триглав поднял бровь в знак признательности:
— Что за трофеи, Трис?
— В основном из последних пяти Заселений, может быть, на одно-два раньше. Тридцать листов призматического железного стекла — жестче, чем все, что мы видели. Красивая нефритовая шкатулка с парой дуэльных пистолетов, Империя Атома. Космический шлем, украшенный рогами. Меч, который сам учит тебя, как им махать. Половина робота. Пара черепов — Казарей думает, что сможет выжать из них хоть что-то. О, и… Так, тебе придется подождать. Капитан хочет поговорить.
— Привет, капитан, — сказал Триглав.
— Никто не претендует на наш шарльер? — спросил Ракамор.
— Подметала ничего такого не показывает, а мы его проверяем, как вы велели, — сказал Триглав. — Хоть какое-то занятие для Хиртшала.
— А как там Джастрабарск?
— Держится на расстоянии, как и подобает хорошему парню. Похоже, как только мы выйдем из-за стола, он будет рад перебрать наши объедки.
— Мы еще не вышли, — сказал Ракамор. — Продолжайте проверять. С интервалом в тридцать минут.
Хиртшал взглянул на Прозор, но ничего не сказал. Я не думаю, что они утруждали себя проверкой подметалы чаще чем раз или два за вахту.
— Ну конечно, — сказала Прозор.
— Рад это слышать, — ответил Ракамор. — Если подметала чист, я не вижу причин не рискнуть еще раз забраться под землю, как только мы немного отдохнем.
— Как вам будет угодно, — сказал Триглав.
— Да, и еще кое-что. Наши новые чтецы костей — достопочтенные сестры Несс. Казарей очень хочет получить от них весточку. Ничего новенького не случилось?
Я взглянула на Адрану, а Адрана посмотрела на меня.
— Все в порядке, капитан, — ответила я.
Но в моем голосе слышалось напряжение, которое я не могла скрыть.
— Неужели? — спросил Ракамор. — Никаких новых сообщений не поступало?
— Мы ничего не слышали, — сказала Адрана, и голос ее звучал гораздо увереннее, чем мой.
— Отсутствие новостей — это хорошая новость. Но Казарей говорит, чтобы вы продолжали слушать. Я знаю, бремя ответственности — тяжелая штука, но если есть что-то, в чем вы не уверены, — лучше сообщите мне. — Он издал такой звук, будто шмыгнул носом. — Ну ладно, у нас здесь достаточно работы. Я уверен, что оставляю «Скорбящую Монетту» в надежных руках.
— Будьте осторожны, капитан, — сказала я.
— Будем.
Когда Ракамор отключил связь, Триглав с резким стуком поставил свою кружку на магнитный стол:
— Ты казалась немного неуверенной в себе, Арафура. Или мне померещилось?
— Нам лучше пойти к костям, — сказала я, прежде чем он снова на нас надавил.
Как только мы оказались в комнате, я затянула колесо на двери, затем сняла мосты с крючков. Мои руки дрожали, и я не пыталась ничего скрыть от Адраны.
— Ты придаешь этому слишком большое значение, — взмолилась она. — Сигнал появился и пропал, больше я его не слышала. Казарей сказал, что такое случается постоянно.
— Мне все равно, что он говорит. Что бы это ни было, оно казалось неправильным.
— Да, оно неправильное, но где-то там, в Собрании. Не обязательно прямо на нашем пороге. Ты слышала, что они сказали? Подметала чист.
— Мы должны убедиться, — сказала я, бросая Адране ее нейронный мост и одновременно надевая свой. — Не будем тратить время на периферию. Подключимся к одному и тому же узлу одновременно.
— Казарей сказал, что это плохая идея.
— Его здесь нет. Если мы не проявим инициативу, никто другой не сделает это за нас.
Я взяла конец своей входной линии, конец линии Адраны и вставила их в тот же узел на черепе.
Адрана посмотрела на меня долгим ровным взглядом:
— Ладно. Попробуем. Но мы обе должны прийти к одному мнению по поводу сигнала.
— Хорошо, — ответила я, встретившись с ней взглядом.
Без лишних слов мы закрыли глаза и стали ждать, когда череп заговорит с нами.
Слышно было только тишину. Старые кости молчали. Через некоторое время мы решили попробовать несколько соседних узлов, на всякий случай, — вдруг фокус сдвинулся. Но они были так же мертвы, как и первый.
Много времени прошло в молчании, прежде чем я осмелилась пискнуть:
— Что-то не так.
— Знаю.
— Надо попробовать разные входы — вдруг эта проблема связана с тем, что мы подключились к одному узлу. Может, Казарей нам не все объяснил.
— Может… — с сомнением повторила Адрана.
Так или иначе, мы попробовали. Вернулись к старому способу и подключились к соседствующим участкам.
— Все еще мертв, — проговорила Адрана через некоторое время.
— Да.
— Я имею в виду, на самом деле мертв. — Она наклонилась и заглянула внутрь черепа через глазницы. Я увидела, как ее лицо омрачилось. — Что-то не так, Фура. Эти огонечки… мигальная пришельческая начинка… ее почти не видно. Мы его не сломали, а?
— Казарей предупреждал, чтобы мы так не делали, но не запрещал. Он сказал, что мы не готовы, — и это не значит, что такое невозможно. — Я взяла оба нейронных моста и повесила обратно на стену. — Если мы и виноваты, то лишь потому, что пытались помочь кораблю. Никто не сможет нас в чем-то обвинить.
Мы вышли из комнаты костей, затянув колесо с другой стороны двери, как велел Казарей. На камбузе Триглав и Прозор использовали кру жки как игровые фишки, передвигая их по магнитным шестиугольникам стола. Это было похоже на игру, в которую дети играют в течение сезона, прежде чем она теряет новизну. Хиртшал как раз вернулся с мостика, где крутился подметала. Пальцы парусного мастера все перебирали головоломку из узлов.
— Мы хотели бы поговорить с Казареем, — сказала Адрана. — Включайте трещальник.
Триглав бросил игру, наклонился к консоли трещальника и переключил несколько массивных рычагов, покрутил круглые ручки. Из решетки динамика раздался шум помех.
— Капитан Ракамор? Говорит Триглав. Да, все хорошо. Просто ваши миленькие новенькие чтицы костей хотели бы потрепаться с мастером Казареем, если это не слишком затруднительно.
Голос Казарея звучал вполне дружелюбно.
— Привет. Хотите мне что-то сказать?
Триглав предложил мне подойти к консоли.
— Это Арафура, Казарей. Я здесь с Адраной. Мы только что вернулись из комнаты.
— И… есть новости?
— Мы не уверены. В прошлый раз с черепом все было в порядке, но теперь, похоже… он мертвый.
— Мертвый, — повторил Казарей. — И под «мертвым» вы подразумеваете…
— Мы подумали, с подключением что-то не так, — сказала Адрана. — Я буду честна: мы пытались подключиться к одному узлу. Мы хотели посмотреть, сможем ли усилить слабый сигнал…
Я услышала раздражение в голосе Казарея, но это не был упрек, которого я могла бы опасаться.
— Нет… это не повредило бы череп. Возможно, что-то не так с узлом, с проводами, которые ведут к мостам, или с самими мостами… но трудно понять, в чем дело. Вы попробовали запасной мост, который использовал я?
— Нет, — сказала я.
Это был очевидный шаг, который надлежало предпринять, и я мысленно отчитала нас обеих за упущение.
— Ну, тогда поторопитесь. Попробуйте другие узлы. Пусть пойдет одна из вас — другая может остаться у консоли.
Адрана посмотрела на меня. Никому из нас не нравилось находиться в комнате костей в одиночестве, но если кто-то и мог уловить слабый сигнал, то это была моя сестра.
— Адрана ушла.
— Хорошо, — сказал Казарей, и в его голосе все еще слышались напряженные нотки. — Ладно. Скорее всего, ничего плохого не случилось, просто где-то плохой контакт. Но давай вернемся назад. Ты упомянула слабый сигнал… вы его поймали после того, как мы говорили в последний раз?
— Нет, сэр. — Я сглотнула. — Что бы это ни было, оно было там раньше.
— Но вы же ясно сказали, что ничего не слышали.
— Так и было, сэр. — Внезапно мне показалось, что я присоединилась к команде только что и все недели, прошедшие после Мазариля, ничего не значат. — Он был очень неясный. Не сообщение, не слово. Просто… присутствие. А потом и оно исчезло. Теперь большинство огоньков внутри черепа погасло, и…
— Что ты сказала?
— Адрана заглянула внутрь, когда мы поняли, что он не работает. Огни погасли; во всяком случае, многие из них.
Казарей замолчал. Я услышала, как он разговаривает с Ракамором, как Ракамор отвечает, но не смогла разобрать ни слова. Руки у меня вспотели, ледяная струйка пробежала по хребту. Я не знала, допустила ли какую-нибудь ужасную оплошность или действовала как раз вовремя. Я посмотрела на дверь, желая, чтобы Адрана поторопилась.
— Это капитан, — сказал Ракамор. — Триглав, ты меня слышишь?
— Так точно, кэп.
— Я не хочу спешить с выводами. Но тот факт, что мы только добрались до шарльера и череп затих… Я не могу отмахнуться от этого как от совпадения.
— Подметала чист, — напомнил Триглав.
— Знаю, — спокойно ответил Ракамор. — Тем не менее нам могут понадобиться ионные, и очень быстро. Поручаю тебе и Хиртшалу разобраться с необходимыми приготовлениями.
— В чем дело? — спросила я у Прозор.
— Капитан боится, — прошептала она, — что кто-то мог нас подстеречь.
— В каком смысле?
Она не повысила голос:
— Дождаться, пока мы сделаем тяжелую работу, достанем трофеи из шарльера. А потом атаковать и украсть наш приз. Или попытаться.
— Но здесь больше никого нет…
Прозор посмотрела на меня:
— Молись, чтобы так оно и было.
