Наша Вселенная — поле битвы между Светом и Тьмой. Война без победителей и проигравших, существующая ради поддержания жизни и равновесия. Здесь душа – оружие и инструмент, осязаемая, уникальная вещь, а воспоминания – валюта и энергия. Небесные тела – звезды, планеты, спутники – это живые существа, различные расы из разных префектур космоса, сражающиеся за одну из двух Армий.

На Земле свою войну ведут люмен-протекторы – люди, ходящие под знаками созвездий и звёздными силами защищающие души человечества от Тьмы. 

Максимус, протектор-новичок, потерявший часть своей души вместе с воспоминаниями, обвинён в предательстве Света. Он вынужден бежать в поисках себя и правды, чтобы доказать свою невиновность. Бывшие товарищи, ставшие теперь незнакомцами, помогают Максу в повторном открытии огромного мира и всех вселенских законов, влияющих на Землю. 

Но чем дальше они заходят в прошлое Макса, тем яснее понимают, что он был другим человеком, а его травма – не случайность и пустота в его душе не столь абсолютна. В ней дремлет нечто чужеродное, пришедшее из мира звезд и способное повлиять на конфликт небесных сфер. И протекторы обязаны вернуть это назад, пока оно не причинило вреда людям и не взяло над Максом верх.

Красное пламя

Свет…

Я так давно его не видел… я…

Передо мной предстала ночь, потом — грязный проулок и ржавые мусорные баки. Вот что я увидел, как только очнул­ся, лежа на холодном сыром асфальте. В груди страшно жгло огнем, суставы ломило. Кровь отбойным молотком долбила в ушах, а затылок болел настолько, что голова закружилась от одной лишь попытки подняться. Темнота манила, пыта­лась вновь завлечь меня в беспамятство, но я переборол себя. Со стоном цепляясь за стену, встал на нетвердые ноги. Меня стошнило. На языке остался мерзкий привкус гниения.

Я поковылял в сторону освещенной фонарями дороги. Там никого не было, ни людей, ни машин, даже в окнах домов редко горел свет. На чистом небосводе прожектором повисла луна. Минут пять я просто стоял, пытаясь собраться с мысля­ми, а затем зашелся в кашле из­-за неутихающей боли в груди. Когда взгляд упал на руки, сердце замерло от ужаса. Они были покрыты слоем черной слизи, отдававшей гнильцой. Как в полусне я стал осматривать себя. Чернь была повсюду: на синем мундире, брюках, сапогах, даже под рубашкой. Но ни одно толковое воспоминание не выходило на свет. Лишь обрывки.

— Вы протектор?

Я испуганно обернулся и увидел мужчину и девушку, к рабочим поясам которых крепилось оружие из мерцаю­щего серебра.

— Кто? — хрипло переспросил я.

Двое подошли ближе. Они носили серо-­синие формен­ные куртки. Подозрение застыло на их лицах, когда им уда­лось меня рассмотреть.

— С вами все в порядке? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Я… я не…

— Соларум зафиксировал проявление Тьмы, — сказал мужчина. — Вы так быстро устранили опасность?

Я не нашел что ответить. Вместо этого продолжил вгля­дываться в покрытые чернотой руки, стараясь сохранять равновесие.

Девушка с опасением подалась вперед.

— Как вас зовут?

Мой взгляд задержался на ней. Все начало темнеть, мыс­ли спотыкались друг об друга. В груди заболело сильнее, и откуда­-то из глубины прорезался красный свет. Казалось, его видел я один. Этот свет был внутри меня. И я понимал это гораздо отчетливее, чем ответ на самый простой вопрос.

— Я не знаю.

* * *

Кто я?

Мы миновали несколько малолюдных улиц. Мне помогали идти, и я смутно различал дорогу.

Где я?

Мы вошли в неказистый двухэтажный дом, и, пока муж­чина с кем-­то говорил, девушка повела меня вверх по скри­пучей лестнице.

Почему я здесь?

— Что же с тобой приключилось? — отстраненно произнесла незнакомка, когда я едва не оступился. Она посмо­трела на прикрепленные к моей форме пустые погоны. — И знака еще нет. Как ты оказался один? Новеньких же не пускают на зачистку.

Что произошло?

В конце мрачного коридора — дверь, по центру — четы­рехконечная звезда Света в окружении созвездий. Ручек не было, да они и не требовались. Девушка приложила мою ладонь к звезде. Я успел заглянуть в ее душу. То была высокая стена, увитая виноградными лозами. Теплый ветер принес с собой запах имбиря и свежей выпечки, отчего мне захотелось раствориться в этом месте.

Красный огонь. Он повсюду. Я сгораю в нем.

Дверь бесшумно отворилась. Впереди простиралась иде­ально круглая зала, пол которой был выстлан зеркально­ черным камнем. В нем, точно в водной глади, отражался по­толок — стеклянный купол, за которым темнело бескрайнее ночное небо, где звезды сияли так ярко, будто стали ближе к нам. Показались чьи-­то фигуры, но к тому моменту я уже почти не соображал и не смог их различить.

Кем мне теперь быть?

* * *

Темные волны погребали меня под собой, лишь изредка по­зволяя взглянуть на реальный мир.

Люди в синей форме куда­-то меня несли. На поясах у них висело оружие.

— Просто дайте мне поговорить с ним! — Голос на грани истерики. До меня он долетал словно из другой галакти­ки. — Пожалуйста! Я его наставник, вы должны мне по­зволить! Случившееся наверняка можно объяснить, это какая­-то…

— Фри, все решится на суде, — строго перебил другой. — К этому выродку опасно приближаться, а тебя вообще приказано держать от него подальше.

Фри… Это имя было мне знакомо. В памяти всплыл смех и черты носившей его. Я помнил глупые шутки, самоуве­ренность, то, как она приходила ко мне в Архив с пачкой орехового печенья, чтобы докучать однотипными насмеш­ками.

— Не называй его так! — разозлилась она. — И кто приказал? Паскаль?! С ним во главе это не суд, а трибунал!

— Убирайся!

Черная волна обрушилась мне на голову. На самом дне ревело красное пламя. Оно затягивало, старалось погло­тить. Я отчаянно сопротивлялся, но огонь подобрался вплотную.

— Поднимите его.

В голове неожиданно прояснилось.

Длинный коридор, где серокаменные стены покрывала резьба, а под сводчатым потолком вместо люстр в окруже­нии плавающих осколков стекла витали небольшие шары света. Два человека в темно­синей форме крепко держали меня под руки. Запястья оказались скованы наручниками, состоящими из света.

Я впервые трезво оценивал происходящее с тех пор, как очнулся в подворотне. Мундира на мне не было, как и рабо­чего пояса. Всю черную гниль с одежды выжгли.

— Что… — вырвалось у меня. — Что произошло?..

— Проверьте защиту, — раздался строгий голос.

Мой взгляд устремился к увесистому мечу из мерцаю­щего серебра, а уж потом перешел к самой протекторше. 

Каждый ее шаг отдавал стальной уверенностью. Слегка вздернутый нос, коралловые губы сомкнуты тонкой ли­нией. Пышные рыжие волосы стрижены диким каскадом и заплетены в косу. Большие каре­-зеленые глаза. Правый пересекает узкий бледный шрам, разрубающий бровь и до­ходящий до середины щеки, где поперек наслаивается еще один, совсем небольшой. В зрачках нет блеска. Свет тонет в их строгой бархатистости.

— Сара… — с трепетом выдохнул я.

Она задержала на мне пустой, но пробирающий до самых костей взгляд и двинулась вперед по коридору, расправив плечи в идеальной осанке.

Я оглядел других протекторов, которых не узнавал. Мо­жет, мне и доводилось пересекаться с ними раньше, но сейчас они были готовы всадить мне в грудь клинок или пару пуль. Сильнейшие чувства вырывались из их душ, и страха там почти не было, только гнев.

Я был на охоте. Мальчик­-сплит. А затем…

Пустота.

И чем больше я пытался вспомнить, тем страшнее эта бездна становилась. Что происходило неделю назад? Месяц? Сплошные обрывки.

По спине пробежали мурашки. Сердце загрохотало. Я мысленно собрал всю важную информацию.

Я — протектор. Новичок. Без знака. Мне почти девятнадцать. Или больше? Меньше?.. Сейчас конец ноября…

Они потащили меня вперед.

— Нет, погодите! Что все это значит?! Я же…

— Заткни пасть, — грозно прикрикнул протектор.

— Что происходит?!

— Тебя будут судить за совершенные преступления, — с внезапной холодностью заявила Сара. 

— Предательство Света — страшнейшее из всех. И ты сполна за него отве­тишь.

Слова раскаленным ножом впились мне грудь. Я не поверил своим ушам.

— Какие преступления? Что я сделал?

Но Сара больше не отвечала. Меня поглотил бесконеч­ный страх. Перед будущим или прошлым — я не знал. Все было подёрнуто мраком.

Наш долг — хранить память

Несмотря на все свое величие, Архив часто пустовал. Если затаить дыхание, то было слышно потрескивание малень­кого солнца под далёким потолком, скрип огромных тяжёлых дуг армиллярной сферы, вращающейся в центре зала. Казалось, шуршание книжных страниц тоже откуда-­то раз­давалось, а может, то был лишь сквозняк меж шкафов и ви­трин. Целые стеллажи томов и стеклянных инфор тянулись на много уровней вверх, к монументальным каменным сво­дам и карте созвездий на черном потолке.

Кто знает, сколько поколений протекторов наблюдали этот вид. Сколько из них проходили по этим массивным лестницам? Многие заглядывались на настенные фрески — их трудно не заметить. Запечатлённые образы и мотивы были памятны до сих пор. Протекторы никогда не уча­ствовали в реальных битвах и столкновениях между Тьмой и Светом, что разверзлись по ту сторону небес. Человеческая война имела меньший масштаб и меньших врагов. Но па­мять о ключевых моментах истории Вселенной и Бесконеч­ной войны была увековечена не только на страницах книг, но и на стенах Соларума. Верховные Тьмы и Света, битвы и губительные решения. Эра Зарождения, эра Рабства, эра Странствий… Миллиарды лет хроники, или миллионы Гене­зисов, если говорить понятиями заоблачников. Историй, что никогда не кончаются, продолжаясь одна в другой.

Но Стефан пришел в Архив не ради них. Юноша сидел на обшарпанной лестнице, делая наброски колонн, закру­ченных спиралью. Стеф подозревал, что нужно было не прятаться от остальных в пустом Архиве, а сразу валить на Землю. Но он так долго шатался по заданиям и так зверски устал, что решил рискнуть и положиться на удачу.

Которая, кстати, себя не оправдала, потому как по Архиву разнесся звук быстрых шагов, после чего внизу, рядом с ар­миллярной сферой, возник человек. Он, точно орёл, без вся­кого труда взглядом выцепил Стефа за толстыми перилами.

— Дерьмо… — проворчал Стефан, поняв, что тихо упол­зать за какой­-нибудь шкаф уже бессмысленно.

— Ко мне. Живо.

Сказав это, Паскаль удалился так же стремительно, как и появился.

Прошло не меньше сорока минут, прежде чем его приказ был исполнен.

Стефан ненавидел бывать здесь. В этом нелепом большом кабинете Смотрителя, полном стекла и световых проекций. Дощатый пол был протерт до светлых пятен, на видном месте красовался обширный выжженный круг, который даже ковер был не в силах закрыть полностью (юноша понятия не имел, как возник этот круг, возгорание случилось до его появления в Соларуме). Все серое, сухое, с налетом древности и смирения с судьбой. Сейчас, когда всем управлял Скорпион, комната смотрелась по-армейски вычищенной и безликой. Даже все запахи исчезли. Раньше в углу находилась световая статуя Верховной, замерший взгляд, который сверлил голову до самого мозга. Игра в гляделки с этой грозной и тонкой женщиной всегда казалась самым веселым из происходящего в комнате. Но сейчас Верховной на своем месте не нашлось. Над постаментом кружились бледные искры. Они слегка освещали Паскаля Фавро, сидящего за своим огромным ра­бочим столом. На улице была ночь, лампы щедро озаряли помещение, но вот вокруг Смотрителя точно сформировалась своя локальная тень. Пока Стефан сидел и ждал, собеседник что-­то бодро записывал на стеклянную поверхность энеглас­са. Лицо у Паскаля было напряжено, как и обычно, точно он страдал несварением или изжогой. Сразу за его спиной рас­полагалось витражное окно — единственное, что не оттал­кивало Стефана в кабинете Смотрителя. Изящно сделанное, яркое, сияющее. Внутри него, вокруг звезд, по линии кружи­ лись двенадцать главных созвездий, тринадцатое — нынеш­ний Смотритель — сдвинулось в центр.

Стеф не переставал благодарить Вселенную, что Скор­пиону давалась всего неделя. Начальник из него был край­ не неприятный; он вечно всех понукал, заставлял работать сверх меры, выявлял любые нарушения. И провинившиеся огребали, порой очень сильно.

Попытавшись закурить, Стеф наткнулся на первый знак внимания.

— Нет, — сухо выдал Паскаль, не отвлекаясь от писанины.

Стефан покривился, убирая пачку сигарет. Он нарочи­то громко вздохнул и, сидя напротив Смотрителя, закинул ноги на угол стола.

— Убери.

— Давай ты уже скажешь, чего от меня хочешь, — устало предложил Стеф. — И тогда тебе не будет видно моих гряз­ных сапог, а мне — тебя.

Скорпион еле заметно поморщился. Шрам на левой стороне лица привычно исказился, как и всякий раз, когда Паскаль начинал выходить из себя.

— Тебя не было на поминальной службе, — строго сказал он, поднимая глаза.

Стеф развел руками, снимая со стола ноги.

— Будем честными: меня не приглашали.

— Присутствие каждого было обязательным, ты знал это. Паскаль тяжело откинулся на спинку кресла, сцепив руки замком. Он был молод, хоть и постарше Стефа. Скорпион постоянно хмурил густые светлые брови, отчего впалые гла­за, казалось, всегда находились в тени. На широком лбу уже залегли морщины. Стефан не мог не признать, что новая должность этому индюку шла — прямая осанка, уверенный вид, взгляд пронзительный и надменный, такой, словно ты ему должен все до последнего гроша. Смотритель долго оглядывал Стефа, и в этом читалась явная неприязнь, к сло­ву, взаимная.

— Это просто дань уважения и памяти, — отмахнулся Стефан. — Настоящие похороны проходят за хрен знает сколько тысяч… миллионов миль отсюда. Это не мое дело.

— Это наше дело! — подчеркнул Паскаль. — Мы должны хранить память о ней. Это наш долг. Мы обязаны помнить все, каждое мгновение наших жизней, чтобы стать сильнее. Ты знаешь, насколько важным было это событие и что оно для нас теперь значит.

Оба, не сговариваясь, кротко глянули на место, где раньше стояла статуя Верховной. Все-­таки без нее в кабинете стало мрачнее.

Похоронные церемонии — самое унылое и бесполезное мероприятие из всех возможных. Стеф не пришел на само действо, но стоял возле открытых ворот Усыпальницы, его бледное лицо пеплом покрывал теплый золотистый свет бесчисленного множества свечей. Он не заходил. Не хотел проходить это огромное расстояние, чтобы добраться до центра исполинского зала, примкнуть к люмен­-протекто­рам и отдать последнюю дань памяти.

— Она не являлась частью моей жизни, как и твоей, — едко отметил Стеф. — Если хочешь наказать меня за то, что я неуважительно отношусь к далеким управленцам, которые плевать на меня хотели, то валяй.

— Ладно, — слишком уж непринужденно вздохнул Скор­пион и подался вперед, обращаясь к своему энерглассу. — Это мы опустим. К счастью, у нас есть более важные вопро­сы для обсуждения.

Из стекла вырвалась световая проекция. Стефан недо­вольно поморщился. Очередной чертов график.

— Так, посмотрим. — Паскаль начал пролистывать пунк­ты с самым вдумчивым видом. — Ноябрь, декабрь, январь… Аха. — Он остановился и ткнул пальцем в дату. — Большой пропуск рабочего времени.

— Я брал отпуск.

— Ты брал его на неделю в первой половине февраля, а вернулся в середине марта. — Паскаль перевел на Стефа взгляд, тяжелый, как пара фур гранита. — Более того, ты пропустил свой срок Водолея как Смотрителя, который ложится на февральские и мартовские дни. Ты ушел от важ­ной работы. И не только! За последние двенадцать лет после того знаменитого случая с падшими ты десять раз пропу­скал свой срок частично или полностью. По здоровью или из­-за отпуска. Ты так боишься ответственности?

— Я никого не просил делать меня одним из Тринадца­ти, — огрызнулся Стефан. — Да и какая хренова разница? Никто меня все равно не слу…

— Ты должен был разбираться с делами, а не сбрасывать работу на других, ухудшая таким образом свое положение среди протекторов, которое и без того на самом дне. Зме­еносец долго отмазывал тебя от пропуска должности, — сухо заметил он. — Иногда даже сам подменял. Коул слишком лояльно к тебе относится. Он давал тебе только сверхуроч­ные задания, а не реальные наказания за столь серьезные проступки.

«Мерзкий ублюдок».

Пока Стеф зло постукивал ногой по полу, Скорпион спокойно открыл новые документы, сплошь помеченные красным.

— У тебя, оказывается, и по делам с вычищением Тьмы накопились огромные долги, — заявил Паскаль, указывая на красные пробелы в отчетах. — И все словно отпустили эту проблему. Мне думается, что остальным Смотрителям настолько до тебя нет дела, что они просто предпочли не вникать. Да и ты этим, видно, пользовался. Коул — твой последний друг среди протекторов, не знаю, зачем ему эти проблемы. Все были удивлены его мягкости в отношении тебя после твоего прокола, так что я не удивляюсь, что Змееносец и остальные грешки тебе помогает подтирать. Возможно, я бы и мог закрыть глаза на твое отлынивание от должности Смотрителя, но охота на Тьму…

«Начинается…»

— Мы должны искоренять ее, — с легкой угрозой произнес Паскаль. Он помрачнел. — Чего бы нам это ни стоило. И все это делают. Но ты считаешь себя особенным? Ты не понима­ешь, что стоит нам дать слабину, и они уничтожат все?

Стефан уже слышал от него подобное миллион раз. Речи Скорпиона не отличались разнообразием. Будь то обычный сплит или могущественный дэлар — какая разница? Главное уничтожать все темное, каким бы опасным и смертоносным оно ни было.