Читаем отрывок из книги «Терри Пратчетт. Жизнь со сносками»

Перед вами официальная биография одного из самых любимых и известных во всем мире писателей, создателя феноменального цикла «Плоский мир» Терри Пратчетта. Начатая незадолго до смерти самим автором и законченная его помощником и добрым другом Робом Уилкинсом, эта история повествует о мальчике, который стал самым популярным писателем Великобритании. Опираясь на собственную память, воспоминания семьи, друзей и коллег писателя, Уилкинс показывает нам удивительную картину жизни Терри: детство, феноменальную писательскую карьеру, а также его борьбу с тяжелой болезнью.

В переводе Сергея Карпова.

Слава обрушилась на него очень громко и очень быстро. В те годы карьера Терри разогналась до сверхсветовой, все важные показатели головокружительно взлетели. В первые дни его писательства на полную ставку, в ноябре 1987-го, Corgi выпустило «Творцов заклинаний» в мягкой обложке тиражом 61 тысяча экземпляров. Спрос оказался таким большим, что их допечатали в том же году и еще два раза — в следующем. Год спустя, в ноябре 1988-го, тираж «Мора» в мягкой обложке от Corgi составил 111 500 экземпляров — и снова их смели так быстро, что допечатку пришлось делать почти сразу. Тираж книги «Посох и шляпа» в мягкой обложке — 154 500, «Мрачный Жнец» (Reaper Man) — 175 000, «Дамы и господа» (Lords and Ladies) — 242 000… Если первый тираж «Цвета волшебства» в твердой обложке от Colin Smythe Limited в 1983 году составил чуть больше 500 экземпляров, то первый тираж «Carpe Jugulum. Хватай за горло» в твердой обложке в 1998-м — 160 000, плюс еще 322 000 в мягкой на следующий год. И все продавались без остатка. К Рождеству 1998-го «Carpe Jugulum» был главным бестселлером среди изданий в твердой обложке, а «Патриот» одновременно был главным среди мягких. Ранее в том же году «Последний континент», в котором Терри отправился в отдаленные края Плоского мира и открыл нечто подозрительно смахивающее на Австралию, двенадцать недель продержался на первой строчке списка бестселлеров в твердой обложке. За девяностые Терри продавал в среднем три миллиона книг каждый год. Никто в Британии не продавал больше, и, как любили говорить в газетных статьях, если поставить все проданные пратчеттовские книги в один ряд, он протянулся бы… ну, оттуда, где вы стоите, до какого-нибудь очень далекого места*.

Неизбежно росли и авансы. Они увеличились с 51 тысячи за книгу до 200 тысяч за книгу, а потом — и до 400 тысяч. И росли бы дальше, если бы не встретили сопротивление с, наверное, самой неожиданной стороны — от самого Терри. После сделки с Gollancz на шесть книг, которая унесла его из безопасной гавани обычной работы и закончилась в 1991-м на «Ведьмах за границей», он решил, что больше не желает работать под давлением долгосрочного контракта: на практике ответственность его больше нервировала, чем успокаивала. Он попросил Колина договариваться не больше чем на две книги зараз и лишь дождавшись, когда обе уже будут начаты, а в каких-то случаях — когда одна уже будет закончена. Тогда Терри звонил Колину и говорил: «Кажется, у нас есть книга». А Колин звонил издателю — и начинались переговоры.

Если не считать того, что они проходили за долгими обедами с вином, они не всегда отличались размахом. У Терри было свое категорическое и, можно даже сказать, пуританское представление об авансах. Если он сомневался, что аванс отобьется за три года и что книга принесет прибыль и роялти, он отказывался его принимать. Поскольку такие принципы не то чтобы широко распространены среди писателей, его отношение приводило к нетипичным сделкам. Например, однажды Transworld предложило ему 125 тысяч фунтов за книгу для читателей младшего возраста. В середине девяностых щедрым предложением за такую книгу считалось что-то около 25 тысяч, так что шестизначная сумма красноречиво демонстрировала уверенность в его мастерстве. Колин, естественно, поспешил восторженно рассказать об этом Терри. Разговор вышел короткий и резкий. А затем Колину пришлось звонить в Transworld:

— Я передал ваше предложение Терри — и, боюсь, он недоволен.

Колин говорит, что на этом месте сделал небольшую паузу, чтобы хотя бы насладиться эффектом.

— Нет, он сказал, что это слишком много, и просил договориться на меньшую сумму.

Те же сомнения со стороны Терри повлияли на аванс за «Благие знамения» — книгу 1990 года, написанную в соавторстве с Нилом Гейманом. В 1985-м Нил показал Терри свой файл на 5282 слова, где набросал задумку сюжета, в котором Вильям Браун — персонаж писательницы Ричмал Кромптон — каким-то образом стал Антихристом. Терри идея понравилась и запала в память. Пару лет спустя он позвонил Нилу и спросил, не развивал ли тот ее. Нил, у которого в то время на уме была серия «Песочный человек» (The Sandman) для DC Comics, ответил, что особо о ней не вспоминал. Терри сказал: «Ну а я знаю, что будет дальше, так что либо продай идею, либо давай писать вместе». Нил сразу понял, какой вариант предпочитает. Как он говорит: «Будто позвонил Микеланджело и сказал: „Давай вместе покрасим потолок“»**.

И так, в основном ради эксперимента, они приступили к книге вдвоем. Это было скорее развлечение — проект на заднем плане, от которого не зависело ничего, кроме их настроения. По словам Терри, они «были двумя веселящимися парнями, которым нечего терять». А еще они были двумя парнями, которые работали в очень разные часы дня. У Нила в тот период жизни была аллергия на утро, и он вставал к обеду под череду резких сообщений на автоответчике от соавтора — в основном вариаций на тему «Просыпайся, ленивый засранец».

Как-то раз Нил остался в Роуберроу на выходные, чтобы поработать над книгой. В воскресенье утром, дожидаясь, когда их гость проснется и поприветствует остаток дня, Терри и Лин услышали шум в гостевой спальне наверху. Они встали на лестничной площадке перед дверью и прислушались. Изнутри доносился мягкий стук и что-то вроде биения крыльев.

Да что он там делает?

Терри тихо приоткрыл дверь и обнаружил, что Нил, только что проснувшийся, сидит в постели, уставившись на двух голубей, которые влетели в открытое окно и теперь отчаянно пытались выбраться.

И все же, несмотря на рассинхронизированную работу и помехи в виде заблудившихся птиц, на свет родилась книга, где ангел Азирафель и демон Кроули объединяют силы, чтобы остановить конец света, и где содержатся глубокие размышления на такие вечные темы, как ведьмы, пророчества, четыре всадника Апокалипсиса и домашние животные***.

Задержавшись только для того, чтобы сменить название с «Антихриста Вильяма» на «Благие знамения: Прекрасные и Точные Пророчества Агнессы Псих, ведьмы», они передали роман своим агентам, чтобы те уже придумывали, как его продать. После чего суммы, которые предлагали за эту действительно веселую книгу с явной коммерческой привлекательностью, очень быстро стали шестизначными и, по словам Колина, росли бы себе спокойно и дальше, не запаникуй сам Терри.

Вот опять — страх, что ему переплатят, разоблачат его, навсегда разрушат его доброе имя. И этот страх его так и не оставил. В 2006 году я был с Терри в Часовне, когда поступило предложение на сборник его статей — эта книга в итоге вышла под названием «Опечатки». Сумма — 750 тысяч фунтов. Терри пришел в ужас. Что за безумные издатели так разбрасываются деньгами? «Это все тестостерон! — воскликнул он в волнении. — Я отказываюсь от публикации». И не соглашался продать книгу еще восемь лет.

Физическим воплощением всех этих бизнес-страхов Терри, казалось, служил с виду невинный книжный магазин «Голлуэй и Портер» на Сидни-стрит в Кембридже. Сейчас он уже не работает, но до закрытия много лет специализировался на продаже уцененных книг — спасенных из-под ножа и предлагавшихся студентам за гроши. Терри знал этот магазин по поездкам в Кембридж на автограф-сессии в «Хефферс» за углом, а потом — в «Бордерс», и этот книжный эквивалент салуна «Последний шанс» преследовал его в кошмарах: он представлял, как проходит мимо «Голлуэй и Портер» и видит в витрине стопки книг со своим именем на обложке.

Из-за того же страха он повесил в кабинете, который был у него в новом доме в Солсбери до Часовни, большую фотографию промышленного шредера книжной сети WHSmith. Это, по сути, Мрачный Жнец книгоиздательского мира, и долгое время он служил негативной музой Терри — его голос зловеще нашептывал на ухо. Эта фотография, говорил Терри, напоминает, что писать надо лучше.

Не то чтобы он в принципе избегал ассоциировать свое имя с большими деньгами. Наоборот. «Спасибо за ваши слова», — говорили ему фанаты на автограф-сессиях. «Спасибо за ваши деньги», — отвечал Терри. Он никогда не скрывал, что ему хорошо платят, и не стеснялся называть себя богачом, когда им стал. В этом плане он, наверное, навсегда остался простым парнем из рабочего класса, который прорвался наверх. На кой черт стараться ради богатства, если потом нельзя им гордиться? Но точно так же в нем укоренилась вера рабочего класса, что деньги надо заработать. А иначе чем тут гордиться? Терри не раз, особенно в девяностые, соревновался с Джеффри Арчером в гонке за первую строчку списка бестселлеров — и привычно побеждал, причем с немалым отрывом****. Но возмущался из-за слухов, что авансы Арчера якобы доходят до миллионов, потому что не понимал, как в таком случае книги могут окупиться и принести прибыль. Сам Терри не вынес бы таких условий. Он говорил: «Дело не в деньгах, но от них никуда не денешься».

Он имел в виду, что в мире, который не горел желанием — особенно в первые десять лет — осыпать его восхвалениями критиков или престижными премиями, деньги, по другому выражению Терри, — это «способ вести счет». Но именно поэтому ему нужен был точный счет — не раздутый из-за сенсационных и, в сущности, нереалистичных авансов, а объективно и обоснованно отражающий его статус в книгоиздательском бизнесе.

Увы, единственное, чего деньги не обеспечили Терри — хотя легко могли бы это сделать, — это свобода от беспокойства о деньгах. «Терри был поистине самым финансово мнительным человеком из всех, кого я знал, — сказал Дэйв Басби. — Даже став мультимиллионером, он трясся из-за возможных финансовых катастроф. Никогда не чувствовал себя в безопасности».

Чем объясняется одно из первых финансовых решений, которые он принял в конце восьмидесятых, когда большие суммы только начали поступать на его счет. Как уже говорилось, Айлин Пратчетт всегда мечтала, чтобы ее сын нашел хорошую работу с пенсией — как его младший кузен Ричард в инженерном отделе Королевской почтовой службы, которого она не уставала приводить в пример. Поэтому она забеспокоилась, когда Терри в 39 лет отказался от такого солидного и денежного места в государственной компании и решил попытать счастья в зыбком и, главное, беспенсионном мире писательского фриланса. Конечно, Терри, как мы видели, умел сопротивляться амбициозным планам Айлин и поступать по-своему. И все же, очевидно, до конца жизни он оставался сыном, ждавшим одобрения матери. И потому, пока другие писатели тратили свои первые большие заработки на быстрые тачки или новые дома, Терри поступил иначе. «Как он мне рассказывал, одним из его первых решений после большого аванса было открыть пенсионный вклад», — говорит Дэйв.

Вскоре после смерти Терри мне в Часовню позвонили из банка «Коуттс», занимавшегося его финансами. Размер наследства Терри к тому времени уже рассчитали, завещание утвердили. Но в «Коуттсе» только что откопали стародавний вклад на его имя, о котором никто не подозревал и который, так сказать, завалился за диван на много лет. Нетронутый пенсионный вклад времен восьмидесятых, сделанный на черный день и для душевного спокойствия матери, тихо рос целую четверть века и достиг сногсшибательной семизначной суммы.

Знала Айлин о пенсии или нет, она все-таки примирилась с выбором сына, уверилась в его долгосрочной финансовой безопасности и даже им гордилась. Она дожила до его посвящения в рыцари в 2009 году и присутствовала на церемонии в инвалидной коляске. Слегка расстроилась из-за того, что протокол не позволил ей лично встретиться с королевой, но все равно была в восторге. И, наверное, радовалась еще больше, когда в 2010 году Терри назначили адъюнкт-профессором в Тринити-колледже. Мой сын — профессор!

Впрочем, считала ли она его занятие работой в традиционном смысле этого слова — вопрос открытый. Однажды я позвонил ей, чтобы сказать, что Терри прибавит пару недель к своему промо-туру по Австралии — его первый отпуск за многие годы.

— Отпуск от чего? — поинтересовалась Айлин*****.

Но у всех свое определение «работы», а правда в том, что мало какой романист понимал «полную ставку» из выражения «писатель на полную ставку» так буквально, как Терри Пратчетт после увольнения. Порой в те первые десять лет могло навалиться так много работы и остаться так мало времени на что угодно еще, что злился даже он. И тогда он гневно жаловался на вечно пришпоривающие его силы, забывая, конечно, что главная среди них — это он сам.

«Однажды он позвонил мне в ярости от того, что издатели его не ценят, — рассказывал мне Дэйв Басби. — Он весь кипел. С него хватит. Уходит в длительный отпуск. Никаких книг минимум полгода. Я за него очень радовался. Он заслужил передышку. Кажется, он планировал путешествовать. Полгода я о нем не слышал, а когда мы снова созвонились, я спросил, чем он занимался в отпуске. Он раздраженно ответил: „Написал две книги“».

*По одной оценке времен девяностых этот ряд протянулся бы от Лондона до Марокко. Сейчас, в 2021-м, наверное, можно допустить, что книги Терри уже приближаются к мысу Доброй Надежды — возможно, с небольшим заходом в Малави. Так же, как Терри знал, что крушение поезда можно устраивать только на скорости 100 миль в час, знал он и то, что единственное достойное заголовков мерило количества проданных книг — достанут ли они до Луны. Однажды мы потратили ленивый вечерок, чтобы подсчитать, как далеко продвинулись его книги в этом направлении, но, когда стало понятно, что Терри еще даже на околоземную орбиту не вышел, его интерес к этой аналогии быстро угас.

**История — и продажи — убедительно оправдывают это решение Нила, но, конечно, из-за его ответа мир теперь никогда не узнает, сколько Терри был готов заплатить за такую идею.

***«Несмотря на тысячи лет искусственного отбора, любую собаку отделяют от волка всего лишь две кормежки».

**** В Кембридже в 1998 году автограф-сессия Терри в «Хефферсе» совпала с сессией Арчера в «Уотерстоунсе» за углом. Тогда «Последний континент» занимал первую строчку, а арчеровская «Одиннадцатая заповедь» (The Eleventh Commandment) — вторую. Меня послали оценить длину очереди. Терри был доволен, узнав, что у Арчера она куда короче. Еще он был доволен вопросом Арчера его рекламщику, который я подслушал: «Да кто такой этот Пратчетт?»

***** Айлин героически не поддавалась чарам книг Терри — у них с Дэвидом хранилась огромная коллекция романов о Плоском мире в безупречном состоянии, ни разу не открытых. После того как из-за инсульта она лишилась возможности говорить, я помогал ей переехать из Уэльса, сдав книги на склад, а ее доставив на прокатном фургоне в дом престарелых, который Терри и Лин подыскали в Солсбери. Поездка предстояла долгая, мы ехали вдвоем, но у меня нашелся диск с аудиоверсией «Мора», и я подумал, что это неплохой саундтрек для путешествия. Не успели мы проехать и нескольких ярдов, как Айлин с удивительной силой хлопнула по кнопкам на приборной панели, чтобы выключить звук.