Салман Рушди «Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей»

Salman Rushdie
Two Years Eight Months and Twenty-Eight Nights
Роман
Жанр: магический реализм, сказка для взрослых
Выход оригинала: 2015
Переводчик: Л. Сумм
Издательства: АСТ, Corpus, 2017
368 стр., 3000 экз.
Похоже на:
Кэтрин М. Валенте «Сказки сироты»
Танит Ли «Владыка ночи»

Принято считать, что борьба между рациональным и иррациональным ведётся с начала времён, едва ли не с первых дней творения. Конечно, это упрощение, схема. Но схема популярная и достаточно живучая, чтобы принять её за точку отсчёта. История, которую рассказывает в своём новом романе Салман Рушди, начинается с посмертного спора двух арабских философов, Абу Хамида аль-Газали из Туса и Ибн Рушда, более известного в Европе как Аверроэс. При жизни они так и не встретились, Газали умер за 16 лет до рождения Ибн Рушда, но противостояние их философских школ во многом определило судьбу исламской цивилизации. Ибн Рушд утверждал, что научное знание только укрепляет веру, Газали — что всякое излишнее мудрствование от лукавого. По крайней мере, так это звучит в трактовке Рушди. И вот во втором десятилетии XXI века случилось небывалое: философы разом пробудились от смертного сна, чтобы продолжить давний заочный спор.

Но это только затравка, надводная часть айсберга. На самом деле всё куда масштабнее и серьёзней. Распахнулись двери между нашим миром и Перистаном, и обитатели волшебной страны начали просачиваться сквозь эти щели, — а вместе с ними в жизнь человечества вернулись чудеса, большие и малые, тёмные и светлые, завораживающие и ужасные. Ребёнок, в присутствии которого продажные чиновники покрываются страшными язвами, женщина, разящая молниями, пожилой садовник, внезапно вознёсшийся над землёй, — все они становятся героями романа, где невозможное происходит на каждом шагу, а метафоры вырываются на свободу, обретая плоть и кровь. Масштаб событий нарастает с каждой страницей, и наконец в эпической битве сходятся джинны, которых не видели в нашем мире почти тысячу лет. За команду Газали играет Великий Ифрит Зуммуруд, на стороне Ибн Рушди (и в конечном итоге всего человечества) — Принцесса Молний Дуньязат, Небесная Фея, единственная обитательница волшебной страны, сполна осознавшая, что это значит — быть человеком. Ставки сделаны; судьба всего людского племени зависит от того, кто выйдет из этой схватки победителем.

При сравнительно небольшом объёме книга Салмана Рушди, как волшебная шкатулка, вмещает целую вселенную. Это одновременно философский и авантюрный, любовный и аллегорический роман, сатира, сказка и метафора. Вряд ли такое стало бы возможно, не обратись автор к канону классической восточной сказки. Рушди доступны трюки, которые большинству литераторов, воспитанных в европейской традиции, даются только на самом пределе сил. Равноправие героя и автора, череда опоясывающих сюжетов, афористичность, целая галерея бинарных оппозиций («конечное-бесконечное», «рациональное-иррациональное», «знание- вера») — это только самые очевидные элементы, позаимствованные автором из «Тысячи и одной ночи». Собственно, два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей и есть тысяча и одна ночь. Хиджаб Шахерезады сидит на Салмане Рушди как влитой, даже когда он пишет основанные на реальных событиях автобиографические тексты, а здесь сходство доходит до апогея. Писатель использует самый разнородный материал, сводит воедино богословские теории средневековых арабских мистиков, сочинения писателей-абсурдистов и «магических реалистов» от Гоголя до Ионеско, образы современной поп-культуры (комиксов, телесериалов, классики научной фантастики), жонглирует идеями — и делает это всё не абы как, а осмысленно и изобретательно.

Роман Рушди из тех книг, которые по определению требуют усидчивости и полной концентрации внимания. Длинные музыкальные фразы на полстраницы, плавные переходы, многофигурность и многоплановость — всё это не для чтения по диагонали. Придётся отложить другие дела и как следует сосредоточиться, чтобы не потерять сюжетную нить и считать как можно больше смыслов, вложенных в этот текст хитроумным автором.

Мы рассказываем здесь повесть о прошлом, о временах столь отдалённых, что мы спорим порой, историей это стоит называть или же мифом. Некоторые называют это сказкой. Но в одном мы согласны: рассказывая историю прошлого, мы всегда говорим о настоящем.