Читаем рассказ «Главное желание» Ирины Хромовой

Ночь выдалась теплая, безветренная, роса выпала обильно, обещая богатый урожай и здоровье всем, кто ею умоется. Два высоких костра освещали поляну. Дым отогнал мошкару, старшие мужчины следили, чтобы огонь горел ровно и сильно. Домовитые хозяйки еще в самом начале скормили ему одежду, что носили дети во время болезни. Верили, что так смогут отогнать заразу на весь год. Самые бесшабашные парни пробовали перемахнуть через пламя, подначивая других, устраивали шуточные свары и играли в догонялки.

А в центре поляны лежал украшенный свежими цветами черный валун, ушедший глубоко в землю.

Матушка Вила с распущенными седыми кудрями и пышным венком на голове стояла рядом с алтарем. Сегодня ей надо было не только правильно провести обряды, но и выбрать преемницу. Ведунья уже знала, что это будет темноволосая Ерга. Вместе с другими девушками она уже поднималась от берега Стыни, сдерживая слезы — ее венок утонул, а свеча потухла. Не выйти замуж, не уехать из деревушки на краю леса. Но подружки подхватили ее под руки, утянули в хоровод. Некрашеные длинные рубахи, мокрые по подолу, хлопали по крепким ногам, волосы взметнулись вихрем, рискуя поймать искру. Сегодня не время для грусти. Ай-йя, день догнал ночь! Ай-йя, вейся, огонь, выше деревьев! Ай-йя, гори-гори, подвешенное на шест солнышко-колесо!

За все три года жизни в этом медвежьем углу Правая Длань Господа Георг никогда не пропускал языческих обрядов. Он не видел ничего предосудительного в сохранении этих традиций. Людям так проще и привычней — в суровом краю праздники случались редко, зачем лишать и этой малости? Да и слушали его мессы сейчас куда как охотней, чем когда он только приехал из столицы в унизительную ссылку. Главное ведь — нести учение Господа, а не бездумно следовать догматам, сохраняя при том форму, но теряя дух веры.

Вот за такое вольнодумство и кормить ему комаров по лесам, а не писать труды в тишине библиотек. Жрец усмехнулся и отпил медовухи. Что ж, на все воля Божья, все в руце Его. Если раскрыть глаза и уши, то занять ум и принести пользу можно везде. Несколько месяцев назад Георгу пришла мысль записать рецепты снадобий, которыми ведунья врачевала местных. Вредная бабка знатно его промурыжила, посылая с утра то за одной, то за другой особой травой, растущей исключительно в густых крапивных зарослях. Георг смирял гордыню и терпеливо выполнял все задания, даже когда случайно влез в муравейник и вытряхивал потом злых мурашей из-под рясы пол дня. И Вила оттаяла, стала приглашать вечерами в свою избу, чтобы показать, как готовить хитрый отвар или как правильно сушить коренья. Будущий сборник постепенно рос. Скоро настанет пора сватовства, тогда Георг вместе с нарядными родителями будущих женихов съездит в соседнюю деревню, расспросит о лекарствах и их нелюдимого ведуна.

Дети гурьбой то скрывались в кустах, то с хохотом вываливались на поляну. Всю ночь не спать — это ли не счастье? Они первыми и встретили чужаков. А спустя мгновение отряд вступил в круг света, за шумом веселья приблизившись незамеченным. Кони с изукрашенной сбруей, воины в блестящих латах с изображением четырехпалой ладони на груди и с мечами на поясах. Во главе же шла женщина в доспехах, легко опираясь на копье с узким хищным острием. Единственная без шлема, волосы убраны под тугой плат. Ребятня замерла, глядя на невиданное чудо. И только маленькая Казя разглядела горбуна, привязанного длинной веревкой к седлу крайней лошади. Испугалась и бросилась с криком к родителям. Остальные тоже сорвались с места, испуганной стайкой воробьев скрылись за спинами взрослых.

Георг торопливо сунул кружку в чьи-то руки, выступая вперед. Жриц Господа Тысячерукого в боевом облачении он встречал нечасто, и каждый раз это несло беду.

— Левая Длань, доброй ночи. Пусть бу…

— Селяне, расходитесь. Немедленно, — женщина смерила жреца взглядом, вытянутое скуластое лицо ее казалось спокойным, но в глазах читалась ненависть. Георг знавал таких людей, слишком ретивых в трактовке и выполнении воли божественной, как своей. Каждый раз забывающих, что гордыня — тоже грех. — Расходитесь. Вы творите богомерзкие требы по незнанию. Идите домой.

Все остались стоять в тишине, даже тонко плачущая девочка замолкла. Потрескивали дрова, высоко горело пламя, метались тени, превращая лица в маски.

— Сестра, я ручаюсь, это верные прихожане, они не сделали ничего предосудительного! Позволь им закончить, пока я провожу тебя и твоих людей в деревню, остановитесь в моем доме, — сердце сжималось в нехорошем предчувствии, но Георг до последнего надеялся, что его услышат.

— Идите домой, — копье чуть наклонилось, — и молитесь Господу.

Староста Очеслав развел плечи, краем глаза замечая, как крепкие мужики становятся рядом, загораживают ведунью и алтарь. Младший брат Желан, что недавно отметил рождение первенца, умелый охотник Надея, попадающий соболю в глаз, кряжистый мельник Верислав, поперек себя шире кузнец Деян. Славные люди. Помешать воинам в железе будет непросто. Праздник — не место для оружия, но вот тяжелый колун воткнут в бревно, а толстой горящей головней можно отбить и меч. Но матушка Вила коснулась сухими горячими ладонями их предплечий, заставила мужчин разомкнуть ряд и дать выйти вперед.

— Делайте, как говорит жрица. Я останусь здесь, — улыбнулась, отвела от лица седые кудри.

— Не останешься, ведьма. С тобой будет особый разговор. И с тобой, жрец.

Георг чувствовал напряжение, готовое в любой момент прорваться сухой грозой — громом и молниями без капли дождя. Левая Длань по глупости своей не понимала, сколько таких отрядов сгинули в здешних местах, и как молодые деревья прорастают в пустых доспехах. Он не хотел крови. С любой из сторон.

— Сестра, я готов ответить на все вопросы. Отойдем и поговорим как две Длани, что протягивают друг другу ладони, а не кулаки. Ты…— мужчина ахнул, только теперь заметив опустившегося на колени молодого горбуна с вздернутыми вверх связанными руками. Узнать ученика Белояра было легко даже тому, кто видел его всего несколько раз. — Что ты наделала?!

Тупой конец копья с кажущейся легкостью толкнул Георга в плечо, и он нелепо взмахнул широкими рукавами рясы, теряя равновесие. Потом его ударили еще и еще, пока жрец не упал на спину. Слишком быстро, чтобы кто-то мог помешать. Затылок с хрустом стукнулся о черный камень, окрашивая цветы на нем темной кровью.

Алтарь пересекла глубокая трещина, и он раскололся. От громкого воя люди прижались к земле, закрывая уши. Ветер пригнул макушки деревьев, ломая их, сорвал с шеста горящее колесо. Все разом стихло, замерло. Только угли погасших костров тлели в темноте.

* * *

Глупый Найдён не понимал отцовскую присказку «судьба придет — по рукам свяжет», думал, что знает жизнь свою наперед. Закончит обучение — изучит болезни и как их лечить, традиции и обряды. Женится этой осенью на Гарце, она детей родит, потом Белояра схоронят, как время придет… Все как у всех. Мучился, ночами мечтал убежать подальше, прибиться к коробейникам на ярмарке, мир повидать. Хотя бы разок добраться до города, обнесенного каменными стенами, и чтобы народу в нем было столько, что устанешь здороваться. Жрец, когда приезжал в Моховую, о тех краях рассказывал с гораздо большим азартом, чем толковал заповеди своего бога.

Только горб не пускал. Разве уйдешь далеко на тонких ногах… да не ногах, а ходулях, когда еще и тяжелая голова к земле тянется. Зато травы и грибы собирать удобно — так шутил, когда малые ребятишки дразнились. Всегда желал чего-то нового, даже с Гарцей об этом болтал. Мол, проезжал бы князь через их деревню в поисках умелого лекаря, а Найдён бы сразу недуг распознал и излечил умело. И поселил бы в благодарность высокородный господин спасителя своего и жену его в высоком тереме. Будут тогда они одеваться в шелка заморские, помчат на резвой тройке… куда только вздумается. Гарца смеялась, соком малины рисовала себе румянец, спрашивала, похожа ли теперь на боярыню.

Горбун зажмурился, облизнул разбитые губы. Судьба пришла вместе с отрядом жрицы, посмеялась над ним, скомкала и выкинула. Давай, лягушонок, шевели лапками, если не хочешь утонуть в крынке с молоком. До сих пор не верилось, как легко односельчане отвернулись от отца. И если ему, Найдёну, сразу припомнили, что он безымянный подкидыш, однажды принесенным ведуном из леса, то Белояр ведь родился здесь, никогда не отказывал в помощи и, если и был строг, то за дело. Никто не помешал, когда та женщина, одетая по-мужски в кольчугу, приказала спалить их избу. Пожар начался с крыши, куда метнули просмоленные факелы. Сухие тесины быстро занялись, и пламя вздымалось выше конька, рассыпая колючие искры.

Должно было сгореть все, что дорого — рушники, вышитые женой ведуна, что давно умерла, красная рубаха в сундуке, приготовленная для сватовства, запасы лечебных трав и кореньев, которые собирали и сушили весь год, цветочные венки для завтрашнего праздника. Найдён не выдержал, с криком кинулся на врагов. Жалкий горбун, слабак, на что он рассчитывал? Ближайший воин небрежно отмахнулся от него — ударил ладонью в латной перчатке, и парень захлебнулся кровью из разбитого рта. Ведун загородил упавшего ученика, нахмурился, вскинул руку — и огонь, послушный его воле, начал гаснуть. «Ветер. Пожар перекинется. Спалите деревню и лес. Дурни», — как всегда, Белояр говорил короткими рублеными фразами, за что многие считали его злым и нелюдимым. Когда жрица убила его, словно играючи ткнув копьем в грудь, только дядька Могут подался вперед. Его тут же скрутили свои, увели в дом, где запертая мамкой Гарца плакала и стучалась в дверь. Огонь взметнулся и загудел с новой силой.

Почему те, с кем они жили и кому помогали, ничего не сделали?! Испугались солдат в доспехах, острых мечей? Гнева чужого бога? Может, они никогда не любили их? Вопросы кололи изнутри, причиняли боли не меньше, чем выкрученные руки, привязанные к седлу. И главный, самый болезненный — нравятся тебе перемены, дурак? Найдён был даже рад, когда отряд перешел на рысь, и ему пришлось бежать, обливаясь потом и неуклюже ставя слабые ноги. Тогда мыслей не осталось, только пустота.

Когда воины остановились на краю поляны, освещенной праздничными кострами, парень без сил упал на колени — мышцы мелко дрожали, икры сводило. Взгляд равнодушно скользил по смутно знакомым лицам. В Дальней он бывал несколько раз. Отец всегда долго говорил с ведуньей, а Найдён маялся в доме, не рискуя выходить на улицу, — в своей деревне к нему привыкли и не обращали внимания на горб, а тут хватало любопытных взглядов.

Сейчас все повторится, только заберут матушку Вилу, а может, убьют сразу, во время праздника, нарушив древние запреты. Что они им?

Голова гудела и казалась набитой колкой соломой. Найдён моргнул растерянно, пытаясь уследить за событиями. Жрец вступился за ведунью против своих? Как? Почему? Снова вопросы, снова шум в ушах. Мужчина в рясе упал, и кровь залила алтарь. Страшный вой парализовал всех. Лошадь присела на задние ноги, всадник низко склонился к ее шее. Ученик ведуна уткнулся лбом в колени, выворачивая еще больше суставы плечей. В наступившей тишине он слышал только свое неровное дыхание. Вдруг веревка, привязанная к седлу, дернулась и потянула куда-то в сторону и вниз. Найдён вскинул голову: оба — и человек, и конь — завалились на бок. Плоть обратилась черным камнем.

* * *

Никогда еще кровь не касалась алтаря: девушки приносили цветы, сплетенные в венки, старшие женщины — плоды и ягоды, юноши и мужчины — обереги, вырезанные из дерева. Охотники спрашивали дозволения, чтобы в лесу добыть пропитание, клялись не убивать сверх меры и оставляли костяные фигурки животных. Вила строго следила за этим, соблюдая наказ, доставшийся ей от наставницы. Но люди с дланью своего бога на груди… Они слушали только себя. Ведунья пригнулась, зажимая уши, но тут же выпрямилась, шагнула к телу жреца Георга. Хороший человек. Она будет вспоминать его с теплотой. Прибавит иноземное имя к тем, что шепчет в пламя самой длинной ночью, напоит духа хмельным медом, который он так любил при жизни.

Тень мелькнула на грани видимости. Вила развернулась, щуря светлые старческие глаза — едва различимая в темноте змея метнулась к одному из всадников, обвилась вокруг копыт коня, разрослась, облепила черной смолой. Вила вздрогнула, когда две глыбы упали на тяжело ухнувшую землю. Сморгнула слезы, завертела головой, ища след. Где же ты, где? Ахнула, когда заметила, как чернота стекает с пальцев Милы, прижимающей к себе новорожденного сына. Ведунья закусила губу, шумно выдохнула. И резко прыгнула вперед, выхватывая из густого душного воздуха тень, сжала сильно кулаки, будто пытаясь удержать скользкого ужа.

— Бегите! — закричала, не сводя взгляда с клубящейся тьмы.

Тонкая кожа с пигментными пятнами на ее руках грубела, обрастая каменной коростой, которая тут же начинала осыпаться.

— А ты уходи. Засыпай. Не звали тебя, не для тебя кровь, — голос ее опустился до шепота, Вила действовала по наитию, слова колыбельной, что очень давно пела ей мать, стали заговором.

Уж ты, котинька-коток,

Уж ты, серенький бочок,

Приди, котя, ночевать,

Мого детку покачать.

Уж как я тебе, коту,

За работу зап…

— ЗаплачУ? — ведунья сбилась, между грудей на белой рубахе расплылось темное пятно, острый наконечник копья натянул ткань, не порвав. Руки поймали пустоту — тень выскользнула на свободу. Вила попыталась обернуться, взглянуть в лицо жрице.

— Зачем? — воздух с хрипом вышел, а вдохнуть уже не получилось. Ответа она не услышала.

* * *

Найдён задергался, пытаясь отползти от стелящейся по траве тени, но она устремилась к молодой женщине с младенцем. Ужас тугой петлей стянул шею, ком застрял в горле, а сглотнуть было нечем — во рту пересохло. Закричала матушка Вила, призывая бежать. В гудящую голову никак не укладывалось происходящее — спешившись, воины во главе со жрицей мешали людям уйти. Ловили за волосы, за одежду, роняли на землю. Несколько крепких мужчин сцепились с латником, отбивая удары мечей палками, вытащенными из костровищ. Свет луны отражался от клинков.

Наконец чужие крики прорвались к сознанию, и парень задохнулся… Как громко! Наступив на спину мертвой ведуньи, жрица в доспехе вырвала копье из ее тела. В этот же миг топор лязгнул по нагруднику, а следующим ударом высокий седовласый мужчина с ревом расколол женщине голову. Хотелось спрятаться, сбежать от этого ужаса, но тут Найдён снова заметил тень-змею — она скользила по поляне, точно выбирая еще одну жертву. И услышал голос, который легко перекрывал шум и шел откуда-то изнутри, заглушая лихорадочно скачущие мысли.

— Ведун, впусти меня. Вместе мы станем сильнее, ты станешь, — перед внутренним взором проступил статный широкоплечий юноша в алом кафтане, ничего более не осталось в нем от слабого горбуна — только лицо, что Найдён видел в воде, наклоняясь, чтобы умыться. — Со мной у тебя хватит сил отомстить всем, кому захочешь. Сможешь в камень обращать врагов. В твоей деревне пожалеют, что так обошлись с тобой. Рабы Тысячерукого бога встретят твой гнев, ты придешь к ним, и они склонятся перед тобой. Перед нами. Будешь править, станешь свободным, здоровым, богатым. Бессмертным. Мы станем. Соглашайся, мальчик.

Горели и рушились храмы, тяжелые ворота распахивались перед ним, богато одетые чужеземцы выносили дары, преклоняли колени, дева в чудном золоченом платье протягивала ему узорчатый кубок.

Найдён крепко зажмурился, ткнулся лицом в колени, но образ не хотел уходить. Неужели можно отомстить? Можно заставить их всех раскаяться, своей рукой остановить длани нового бога, что тянутся все дальше и приносят с собой только смерть и горе. Войти в их города. Самому стать судьбой, никого не щадить. Столько всего навалилось на него, невозможно справиться одному. Размеренная спокойная жизнь… Где все это? Тонет в багрянце, исходит криком.

— Согласен, — шепнул. — Смогу обратить в камень… кого захочу. Так?

— Да-да! — лента темнее темного обвилась вокруг запястий, и веревка сама собой спала. — Всех! Каждого! Мы с тобой теперь вместе, ведун. Верь мне, что желаешь — исполню.

Тень впиталась в кожу, растворилась, и в то же мгновение Найдён ощутил свою новую мощь. Свободный, сильный. Бессмертный? Поднял голову, посмотрел вокруг. Люди дрались с людьми, падали, проливая все больше и больше крови. Женщина в сбившемся повойнике прижимала к себе каменного младенца, выла беззвучно. Темноволосая девушка подобрала копье жрицы и, держа его неумело, заслонила собой мертвую ведунью. Совсем рядом — еще одна стояла на коленях, обнимая двоих детей, длинная светлая коса легла вдоль согнутой спины. Красная лента вплетена — чья-то невеста, ждущая свадьбы. Гарца… Не успел ей подарить такую.

Девушка не замечала, что к ней сбоку шел латник, вот уже и меч для замаха поднял. Да так и замер — черная глыба с раззявленным в крике провалом рта. Найдён усмехнулся — вот так будет с вами, со всеми! Но тут и от кончика косы вверх побежала каменная крошка.

— Нет! Стой! Хватит! — ученик ведуна испуганно вскинул руки — вокруг ладоней трава окаменела, острыми иглами топорщилась, а темная дорожка тянулась дальше — к девушке, детям, воину.

— Ты этого захотел — я сделал, — прозвучало равнодушно. — Он стал камнем.

Жрица из дальней страны была уверена в своей правоте, а значит, без сомнений делала то, что считала благом. Жители его деревни отступились, а местные собирались дать отпор. Вспомнилось, как жрец закрыл собой ведунью. Кто прав, кто нет? Найдён теперь знал точно — для существа из треснувшего алтаря все равны. Сколько времени пройдет, когда и для него тоже станут? Папа… Гарца… Они важны для него, ученика ведуна, горбуна из затерянной в лесах Моховой. А что будет важно для юноши в красном кафтане? Только месть и власть? Отчаяние сдавило сердце, мешая дышать. Не этого он хотел, не такого желал!

— Хорошо! — сжал кулаки, выпрямился во всей рост, насколько горб позволял. Жадно схватил ртом воздух. — Тогда так — сам камнем стань! — груди коснулся, не позволяя тени вырваться, цепляясь в нее напряженным пальцами. — Исполняй, что велено!

* * *

— Пожалуйста, не фотографируйте, это место культа. Поляна открыта для посещения во время солярных праздников — равноденствия, зимнего и летнего солнцестояния. Староста Вадим разрешил нашей группе пройти сюда вне графика, так что проявим уважение. Подходите ближе. Легенда отсылает нас к временам так называемой «северной конкисты», когда церковь Господа Тысячерукого вела агрессивную экспансию на восток. Однажды на безоружных жителей деревни напал отряд во главе с Дланями. Они прервали обряд и, пролив кровь невинных, пробудили древнее зло, что обращало людей в камень. Оружие иноземцев и молитвы их жрецов оказались бессильны. Помните, я показывал внизу около дороги интересные каменные образования, которые напоминают упавшего всадника и воина с мечом? Только молодой ведун выступил против неведомого чудовища, чтобы защитить всех — и своих, и чужаков. Бились они три дня и три ночи, посох колдовской переломился трижды, но и монстр ослаб. Тогда зло решило пойти на хитрость и обмануть ведуна, пообещав золотые горы, смерть врагам, а ему самому — вечную жизнь. Но наш герой отказался, сказав, что людям не нужна чужая власть и сила. Тогда разъяренное чудище бросилось на него, туго обвило змеиным телом и глубоко вонзило ядовитые зубы в плоть. Ведун почувствовал, что начал каменеть, крепко ухватил змея за хвост и проговорил «Я — камень, но и тебе быть им, пока мир не рухнет». Да, конечно, это правда. Только присмотритесь к алтарю — черному валуну в центре. С такого ракурса в нем четко угадывается сгорбленная фигура человека, прижимающего что-то к груди.