Читаем рассказ «Ундина» Екатерины Бобровской

Новое воскресенье — новый утренний рассказ. На этот раз — с нотками хтонического в вашем кофе. Написала работу Екатерина Бобровская, а подготовила её Александра Злотницкая.

Не было детей у старой Бернадетты, вот море и послало ей ребеночка. Что с того, что девочка бледная, с глазами прозрачными и творить умеет… странное? Её ведь можно спрятать от людей, уговорить на человеческую судьбу… верно?

Бернадетта не любила чесать языком. Ей было привычнее работать руками: разделывать зайца, чистить картофель, носить воду в котелке. Молча. Особенно Хромая Медведица не любила задавать вопросы. Вот так встретишь конюха, спросишь, не испугались ли лошади грозы, а он в ответ: «Где твой муж, Бернадетта?», «Откуда у тебя ребенок, Бернадетта?». Поганые люди. В такие моменты Бернадетта хмурилась, будто не могла расслышать вопрос, и тут же уходила, привычно подволакивая левую ногу.

Она не могла признаться, что девочку нашла среди гальки и сизых водорослей. Море подарило ей дитя. Выплюнуло на берег в одеяле из пузырящейся пены. Девочка тогда показалась ей мертвой: синюшная и почти прозрачная, как глубоководная рыбина. Бернадетта подняла ее на руки и беспомощно заозиралась – то ли искала помощи, то ли высматривала того, кто это сотворил. Сердце больно кольнуло – Хромая Медведица так и не стала матерью и много лет прятала от всех эту рану, никому не позволяя коснуться рваных краёв. А теперь она снова держала на руках ребенка и снова не могла ему помочь. Бернадетта часто заморгала и закашлялась, прогоняя слезы. В этот момент девочка распахнула свои водянистые глаза и закричала. Бернадетта подумала, что нормальные дети так не кричат – протяжно и на одной высокой ноте – но внезапная радость была сильнее глупых сомнений.

Появление годовалой Дениз в замке довольно долго удавалось держать в секрете – она редко плакала и еще реже смеялась. Бернадетта поила ее коровьим молоком и кутала в свое старое платье, чтобы замковая сырость не убила девочку. Но через месяц спокойного материнства Ренард, хозяин поместья Марэ, все-таки появился на маленькой кухне. Бернадетта спиной закрыла угол, где среди ящиков капусты прятала Дениз, и развела руки в стороны, готовясь защищать последнее, что у нее осталось. Но Ренард лишь покачал головой и сделал шаг назад.

– Твоя?

– Моя, – ответила Бернадетта. Руки она так и не опустила, отчего хорошо было видно, как дрожат толстые пальцы.

– Что ж, поделись, кто отец? Ведь твой Аим давно…

Ренард осекся и отвел взгляд. Не стоило напоминать. Бернадетта вздернула подбородок и прищурилась. Конечно, она до сих пор винила его. Он помнит, как она кричала и кидалась проклятиями, когда Аима забрали в Огненные палаты. Но он, Ренард, не мог ему помочь. Обвинение в колдовстве оспорить не просто сложно – почти невозможно. К тому же следствие вел совсем молодой инквизитор – еще не напившийся крови, задорный. Смотреть на него было тошно и страшно. Ренард и без того шел на риск, защищая свою беременную кухарку.

Бернадетта же милости не оценила. Потеряв мужа и нерожденного ребенка, она замкнулась в себе и замолчала на долгие месяцы, избегая даже прямого взгляда. Легкая походка женщины сменилась уродливой хромотой из-за тяжелых родов, а рот сморщился и застыл.

– Нет у нее отца. Нашла на песчаной косе во время отлива.

Ренард вскинул брови. С одной стороны, он не был дураком. С другой – грубоватая кухарка никогда не врала, даже в мелочах. В итоге Ренард решил, что от стакана молока поместье не станет беднее, зато вскоре замок получит молодые благодарные руки.

Так и вышло. Дениз росла в труде, не боясь ни копоти на котелках, ни помойных вёдер. Не по годам серьезная и странно молчаливая, этим она походила на саму Бернадетту. Чужих обходила стороной, зато к матери относилась с бесконечным теплом, при любой возможности обхватывая ее своими птичьими руками и прижимаясь лицом к переднику.

Спать слугам приходилось на соломенных мешках в общем зале. Бернадетта же пользовалась положением старшей по кухне и часто стелила им с Дениз у печи, еще не отдавшей последнее тепло. Дениз вытягивалась на животе, подложив руки под голову и тут же просила:

– Расскажи ещё раз. Мою любимую.

– Какую такую любимую? – поддразнивала в ответ Бернадетта. Дениз тут же смущалась и прятала лицо. Конечно, Медведица знала, какую историю хочет Дениз. Про дочь одного вдовца, которая смогла попасть на бал к принцу Мирлифлору. И так он ее полюбил, что смог потом отыскать среди первых красавиц королевства по одной лишь утерянной туфельке.

– Да, да, и была она вечно чумазая, вот точно, как ты, – смеялась Бернадетта,

– И вышла замуж! Да получше, чем гадкие сестры! – отвечала Дениз, а потом мечтательно прикрывала глаза. – И я выйду. Обязательно.

Бернадетта лишь тяжело вздыхала и гасила свечу. Ее тревожило будущее Дениз. Медведица знала, что совсем скоро будет слишком стара, чтобы защитить девочку. А Дениз отличалась от остальных. И это все сильнее бросалось в глаза.

Странности начались, когда Дениз было пять. Она еще не очень уверенно разговаривала, больше показывала пальцем, но одна фраза давалась ей легко и чётко.

– Всё вода, – пробормотала девочка, рассматривая ссадину на коленке. Ссадину, которая тут же перестала кровоточить и стала светлеть, затягиваясь в тонкий рубец. Бернадетта потерла глаза и потрогала голову – видать, полуденное солнце напекло даже через платок. Но в тот день она то и дело тревожно поглядывала на Дениз, иногда хватая ее руки и поворачивая их ладонями вверх. Она и сама не знала, что ожидала увидеть.

– Всё вода, – повторила Дениз через год, положив ладонь на огромный беременный живот Камиллы, жены цирюльника, которая с самого утра мучилась страшными болями. К вечеру она разрешилась от бремени. Крупная двойня. Божье чудо по меркам провинции, в которой роды даже одного ребенка могли кончиться похоронами. Камилла следующим же утром побежала в храм, а на обратной дороге забежала на кухню и принесла Дениз большое яблоко. Бернадетта подношение не приняла, криками и тряпкой прогнала Камиллу прочь.

– Чего удумала, а! – зло ворчала Медведица до самого вечера. – Ересь развела, а мне потом что? А мне потом куда? А ну, кто узнает?

Дениз не понимала такого беспокойства. Она не знала, что такое ересь, зато знала, каким на вкус бывает наливное яблоко.

За четыре года слухи о странной девочке все равно разошлись, как верховой пожар, что ужасно раздражало Хромую Медведицу. Люди жестоки, а благодарность быстро может смениться ненавистью, Бернадетта знала это лучше, чем кто-либо. Ее бедный Аим… Сначала люди бегали к ним тайком – показать болячку да спросить совет. И благодарили, благодарили. Несли молоко, сыр, яйца. А потом к ним пришли палачи и забрали Аима. И никто не вступился.

К Дениз и Бернадетте уже относились скорее со страхом, чем с почтением. Но когда Ренарда тяжело ранили на охоте, Дениз первую доставили к постели умирающего.

– Мало воды, – всхлипнула Дениз, закрывая ладонями винное пятно на боку Ренарда. И криво затянувшаяся рана уже никак не могла помочь обескровленному телу. Через три дня старого Ренарда схоронили. А ещё через три в поместье Марэ появился королевский наместник. Этьен-денежный-мешок, как его называл каждый в замке, когда хозяйская спина скрывалась за поворотом. Этьен Красивый, как называл он себя в минуты особенно острого самолюбования.

– И правда красивый! – вздыхала Дениз, неизменно получая подзатыльник от матери за такие рассуждения.

Только вот поместье с появлением нового хозяина не просто беднело – разваливалось. Этьен любил пировать с дружками, любил кормить своих гончих свежим мясом, любил пить и любил играть в кости. Бернадетта ненавидела эти пирушки сильнее всего. Ненавидела настолько, что отравила бы все вино болиголовом, если бы не Дениз.

Когда в карманах Этьена кончались монеты, он ставил на кон бочки с вином, мешки с пшеницей, служанок. Останавливаться он не умел, выигрывать тоже. Соперников же Этьен выбирал хуже некуда – особенно часто садился за стол с Филиппом, инквизитором. Среди вельмож ходили слухи, что тот жульничает, что заговорил ему кто-то эти кости в обмен на свою свободу. Но сказать это громче, чем шепотом, никто не решился бы. И все скорбно молчали, когда Филипп забирал свою жертву.

Дениз же всё удивлялась, как после этого девушкам удавалось оставаться в замке. Она была уверена, что, если кого проигрывали, так обязательно ставили на самые грязные работы в услужение новому господину.

– Смотри, смотри, там Марта! – девочка теребила передник Медведицы и нетерпеливо притопывала башмачком. – Вернули, вернули!

Бернадетта кидала сочувственный взгляд на бедолагу и радовалась собственной уродливой старости. Ей нечего было ответить Дениз. Марта же, вжав голову в плечи, прикрывала лицо платком и все старалась спрятаться в тени каменных коридоров.

– У господина большое сердце, раз он выкупил Марту обратно! – заключала девочка, и щеки ее взволнованно розовели. Это беспокоило Бернадетту, но вмешиваться она считала лишним. Лишь с тревогой наблюдала, как дочь все чаще кружилась по кухне, напевая себе под нос.

– Я упражняюсь, чтобы потом не показаться неловкой, – объясняла Дениз и вставала на цыпочки, морщась от непривычного жжения в ступнях.

Зимы сменяли друг друга, и замок, величественный каменный великан, сыпался на глазах. Сырость и трещины в стенах, по углам черная плесень. По ночам тяжело было уснуть от холода, который давил на грудь. Хозяйские псы мерзли не меньше и иногда нагло теснили слуг, порыкивая и прикусывая бока и пятки. У печки же отныне спать запрещалось, и кухня запиралась до самого утра – Этьен переживал, что по ночам слуги могут подворовывать. Единственным счастьем Бернадетты было чудесное невнимание Этьена к ее ребенку. Видимо, он справедливо сомневался в правдивости слухов и считал старуху полубезумной.

Но Дениз росла, и странная сила в ней крепла. От печали в ее глазах цвел зеленой тиной хозяйский пруд, от мягкой руки полнел и набирался сока вялый виноград. Лечить ей Бернадетта запретила, боясь, как бы чего не вышло. Но перед сном Дениз все равно гладила Хромую Медведицу по спине, снимая боль в старых костях.

– Всё вода, – мурлыкала девочка себе под нос.

Бернадетта уже решила, что выдаст дочь замуж как можно скорее. Присматривала крепкого парня с открытой улыбкой, но не богача и не красавца – от таких одни проблемы. Все думала, как именно заплетет своей девочке косы, как отведет ее в церковь.

-– Не хочу за сына пекаря! – фыркнула Дениз, и котелок с кашей сердито пыхнул паром. Бернадетта прижала палец к губам и заозиралась. – Не хочу! Не хочу!

– У пекаря свой дом есть, глупая! И не соломенный мешок в углу, а мягкая постель!

– Как же я без тебя? Как я там одна? – у Дениз задрожал подбородок.

– Не одна, а при муже. Сколько за юбку мою держаться будешь? – уговаривала Бернадетта, а у самой сжималось сердце. Ей было горько и тревожно, но замужество виделось единственным способом спрятать Дениз.

Свадьбу справлять сговорились летом. А зимой в замке начались странности. Шумный Этьен все чаще запирался у себя, все реже приглашал гостей, а виночерпий, которого во время очередной попойки повысили аж до сенешаля, почти не отходил от дверей господина.

– Чахотка, точно чахотка! – бубнили напуганные служанки.

– Дуры! Если бы чахотка – все бы рядом с ним лежали, – одергивала их Медведица, а сама тревожно прислушивалась к дыханию Дениз по ночам. Девочка выглядела болезненно-мрачной и все реже разговаривала с матерью. Бернадетта списывала вялость на гнетущее чувство от скорой разлуки. И вовсе не ожидала, что вскоре Дениз вцепится в рукав виночерпия, мешая тому пройти.

– Я могу помочь, – от напряжения она забыла даже поздороваться. Мужчина брезгливо тряхнул рукой.

– Брысь, вошка, а то раздавлю, – Луи тряхнул рукой и поморщился. Бернадетта очнулась от шока и дернула дочь себе за спину, но та упрямо вырывалась.

– Я помогу, я вылечу, – повторила Дениз и протянула вперед ладони. Луи замер, явно припоминая что-то. Пожевал губами, нахмурился. Кивнул и увел Дениз за собой по коридору. Бернадетта шарахнулась в сторону и как-то нелепо взмахнула руками, хватая воздух.

Каша пригорела, суп горчил от соли. Хромая Медведица ходила по кухне и причитала, мешая слезы, молитвы и проклятия. От бессилия хотелось кричать. К вечеру отчаяние сменилось злобой, она готова была зарезать паршивца Луи, как только он переступит порог кухни. Дверь скрипнула, пропуская тонкую девичью фигурку. Дениз покружилась на месте и присела в неумелом реверансе.

– Ничегошеньки со мной не случилось, прекрати! Только жути нагнала! Если бы не я, Этьен…

Бернадетта не ответила, рассматривая босую ногу Дениз на холодном камне. Девочка поймала строгий взгляд и залилась краской.

– Я так торопилась обратно…

Бернадетта ударила кулаком по деревянной доске. Она никогда не кричала на Дениз. До этого дня.

Потерянный «случайно» башмак вскоре принес Луи, брезгливо удерживая его двумя пальцами. Дениз весь вечер сидела тихо и не смела поднять глаз. Она злилась на мать, злилась на себя, злилась на Луи, который так глупо все испортил.

Несмотря на ярость и сопротивление Хромой Медведицы, от нее больше ничего не зависело. Луи забирал Дениз каждый день, чтобы та «показывала фокусы господину». Дениз же, хоть и боялась материнского гнева, но всегда уходила с еле скрываемой радостью. Визиты становились все продолжительнее, и однажды Дениз вернулась глубоко за полночь. Бернадетта не повернулась, лишь сжала зубы и шумно выдохнула. Дениз осторожно коснулась ее плеча.

– Не злись, пожалуйста. Тебе кажется, что я глупая, да?

Бернадетта не ответила. Дениз села на соломенном мешке и скрестила ноги.

– Он женится на мне. Вот увидишь. Сегодня он сказал, что я особенная, и он меня не отпустит.

Бернадетта вздрогнула и сжала губы.

– Или ты обижена, что я тебя бросила? Ну, это вздор. Стала бы я женой пекаря – мы бы вообще не виделись! Все будет хорошо. Как в сказке будет. Помнишь? Про принца Мирлифлора.

Хромая Медведица беззвучно зарыдала, трясясь всем телом. У нее была лишь одна надежда – что Этьену вскоре наскучит безродная дворняжка, и он вернется к прежним развлечениям. Но тот, как и обещал, не собирался ее отпускать.

Желая поразить всех, он брал Дениз на каждое застолье, гордо показывая гостям ручную ундину. Облачка пара, винный фонтан и радуга – все это приводило вельмож в полнейший восторг. Инквизитора Этьен больше не звал, справедливо опасаясь, что тот сломает любимую игрушку. Да вот только иногда приглашения не нужно – достаточно и доброго соседского слова.

Каждый замер, когда тяжелые сапоги загремели по каменному полу. Все знали, зачем здесь Филипп. Инквизитор выдержал театральную паузу, наслаждаясь молчанием.

– Давно не виделись, – бросил Этьену и хищно огляделся. Искал. Ощупал взглядом каждую служанку.

– Луи! Луи, налей же нашему другу! – Этьен пришел в себя и постарался улыбнуться.

Луи услужливо подскочил к столу, натянуто улыбаясь. Он тоже прекрасно понимал, что каждый здесь виновен. За молчание и укрывательство.

Филипп сел и вытянул скрещенные ноги. Седой и располневший, он выглядел скорее старым сытым котом, чем опасным хищником. И только те, кому не повезло остаться с ним наедине, знали, что скрывается под этим пологом ленивого спокойствия.

– Ну, не так встречают дорогих гостей! Слышал, тут по вечерам показывают особые представления.

Второго намека не требовалось. Луи вытащил в зал растерянную Дениз, пригрозив напуганной Бернадетте кулаком. Ей оставалось лишь метаться по кухне и замирать у двери, тревожно прислушиваясь.

Дениз не понимала, отчего все так напряжены, поэтому делала все, как любил Этьен – струйки вина перепрыгивали из бокала в бокал, сверкала крошечная молния в рукотворной туче, застывал коркой льда кипящий суп. Но в этот раз никто не хлопал, кроме Филиппа. Всё происходящее, казалось, приводило его в полный восторг. Когда же Дениз показала все, что умела, инквизитор обернулся к Этьену и бросил на стол кости.

– Ну что, друг, сыграем?

Этьен тяжело сглотнул и оттянул пальцами ворот. Бывают предложения, от которых нельзя отказаться. Да и крошечный огонек надежды еще тлел – будто после того, что здесь произошло, он вообще мог хоть как-то откупиться. Теперь он принадлежал Филиппу с потрохами, и все игры – лишь закуска перед плотным ужином.

Через час Этьен проиграл поместье Марэ. Не повезло, подвела рука, не смог вовремя остановиться. Он уже не сомневался, что кости Филиппа и правда заговоренные. Этьена утешающе хлопали по спине, но тот не двигался с места, остекленело глядя перед собой. Пальцы барабанили по столу, нервно дергалась нога. В висках пульсировала единственная мысль. Конец. Это точно конец.

Филипп потянулся и довольно осмотрел высокие стены.

– Не расстраивайся, я подарю тебе дом в деревне, так и быть! Переедешь туда со всей своей дворней.

Мутный взгляд Этьена уткнулся в застывшую Дениз. О, он прекрасно знал об извращенных пристрастиях Филиппа. Девушки месяцами носили закрытую одежду после встречи с ним, если вообще могли ходить. Только вот такие развлечения не может себе позволить инквизитор, действующий от имени короны. Но никаких официальных обвинений Филипп пока не выдвинул, а значит…

– Забирай ее.

Дениз пошатнулась, как от пощечины. В ушах зазвенело, а горло сжала тошнота. Филипп смерил ее взглядом и что-то ответил Этьену, а после дернул Дениз за юбку и расхохотался, когда у девочки подкосились ноги. Кажется, они договорились.

Через зал метнулась крупная тень. Бернадетта закрыла Дениз собой и попятилась, оттесняя ее назад, плача и несвязно бормоча. Филипп всмотрелся в покрасневшее отекшее лицо, в темных глазах мелькнула радость узнавания.

– Знаешь, почему костер разводят на сырых дровах? – инквизитор доверительно понизил голос, будто рассказывал лучшему другу свой секрет. – Так он дольше горит.

Филипп встал и отбросил Хромую Медведицу в угол. Та застонала и схватилась за больную спину, но тут же попыталась встать, заваливаясь на бок. Луи услужливо прижал кухарку ногой к каменному полу.

Дениз закричала, когда ее перекинули через плечо и потащили вглубь замка. Закричала высоко и протяжно, на одной ноте, как никогда не кричат люди. В этом крике был визг ветра, ломающего мачты заблудившихся кораблей, и песня серого кита. Холодное тело безвольно повисло в руках палача. Сознание Дениз угасло, когда захлопнулась тяжелая дверь, отрезая путь к спасению. Но угас только человеческий разум, уступив хрупкое тело древним и могучим силам. В приемном зале снова послышались робкие смешки. Этьен отдышался и дал знак Луи, чтобы тот убрал вздорную кухарку куда подальше. Повезло. В этот раз повезло.

Никто не заметил, как море затопило песчаную косу, никто не заметил, как оно осторожно лизнуло садовую землю, смелея и набирая силу. Вырывая из земли упругие кусты винограда, волны двинулись к замку.

Сначала затопило погреб. Бочки удивленно колыхнулись и подпрыгнули, толкаемые снизу. Утонуло вяленое мясо, задрожали на водной поверхности мелкие пшеничные зерна, выброшенные пузырьками воздуха. Забарахтались и запищали крысы.

В какой-то момент водный поток ослаб и попятился к берегу, будто сам удивился собственной дерзости. Оголилась разоренная земля и захлюпали ручьи грязи. Обманчивое отступление перед последним ударом. Когда замковые окна взорвались со злым шипением, спасаться было уже поздно.

Поместье Марэ всегда завораживало гостей особенной красотой. Замок на самом берегу моря, пропахший солью и деревом – сказочный вид. Теперь же его разъедала, разбирала по камню вода, тянувшая руки к своей дочери. И все, чего касались эти руки, умирало навеки. Больше здесь не будут петь и не будут играть свадеб. Не зазвучит детский смех и не застучат топоры, подготавливая сруб для нового дома. Местная земля больше не родит и сорняка, а в соленой болотистой жиже не приживется даже лягушка.

К утру страшный шторм утих, не оставив после себя ни замка, ни деревни. Из темных земляных провалов, еще заполненных водой, скалились обломки и камни. Разбухшие тела застыли в неестественных позах, широко раскрыв рот и показывая друг другу синие языки. От Филиппа не осталось даже тела. Море тщательно перемололо его, перетерло через гальку, песок и битое стекло, скормив остатки голодным рыбам.

Лишь Бернадетту пощадила стихия. Хромая Медведица лежала на спине в своем платье, коричневом от глины, но казалась не мертвой, а спящей. Тронь – и откроет глаза, заворчит, зашуршит на кухне. Только не было больше ее кухни и некому больше подавать завтрак.

Дениз вышла к песчаной косе в рваной рубашке и без платка. Вся в разводах и бурых пятнах, с осунувшимся лицом и пустыми зелеными глазами. Зашла в мутную воду по колено, затем по пояс. Вот уже мелкие гребни врезаются в шею, щекочут подбородок. Вот вода заливает уши и жжет ссадины на лице, промывает и залечивает телесные раны. Вот пряди-водоросли в последний раз мелькнули на поверхности. Дениз опускается к самому дну и делает глубокий вдох. Всё вода.

Об авторе

Привет! Меня зовут Екатерина, и я писатель. Истории придумываю с самого детства, а первый «серьезный» рассказ написала в старших классах (редактором была любимая учительница по литературе). Уже тогда почувствовала, что вот оно — мое. И понеслось: филологический факультет, писательские курсы, книги по сценарному мастерству. А теперь я здесь, в «Мире фантастики». Жутко волнуюсь, понравился ли мой рассказ? Если да, тогда мы точно еще встретимся на журнальных страницах и книжных полках.