«Бедные-несчастные»: изумительный артхаусный стимпанк о сексуальности

После «Фаворитки» Лантимос с драматургом Тони Макнамарой («Великая», «Круэлла») вернулись к многострадальной экранизации романа «Бедные-несчастные» шотландского писателя и художника Аласдера Грея («Ланарк»). Он соединял большую прозу с фантастикой, уходя то в альтернативную историю, то в магический реализм. Его «Бедные-несчастные» (так в России перевели название книги) — нечто среднее между врачебными записками, социальной сатирой, любовной историей и готическим романом. А каким ещё должно быть переосмысление «Франкенштейна»? Только Грей, в отличие от Шелли, акцентирует внимание на достижениях медицины, на тяге к научным открытиям и на исследовании мира новым человеком. В общем, идеальная основа для сюжета об изучении сексуальности и обретении независимости.При этом «Бедные-несчастные» всё же не дословная экранизация. Лантимос и Макнамара поместили Беллу в центр повествования: если в книге она появляется где-то с 50-й страницы, то в кино — в первом же кадре. Её историю зарифмовали с библейским сюжетом сотворения мира и обернули в причудливый антураж викторианской Англии, где по небу летают дирижабли.

Но даже в этом сеттинге райский сад узнаётся без проблем. Вот учёный Год, заселивший кущи рукотворными созданиями в виде потешных зверей-гибридов. Вот он приглашает Макса — предначертанного Адама. А вот вдыхает жизнь в хрупкую Еву из человеческой же плоти. Детский разум мучительно взрослеет в зрелом теле. Белла знает несколько слов, но не понимает, как сдержать позыв помочиться. Белла двигается как кукла-игрушка (уже за одну пластику Эмма Стоун достойна всех наград!), исследует райский сад и проверяет границы дозволенного. Заодно — испытывает на прочность нервы Макса и Годвина.Дальше в рай заглядывает змей-искуситель — юрист Дункан (в таком образе Марка Руффало мы ещё не видели!), который предлагает Белле освобождение. Яблоку в этом саду тоже находится место — в непристойном, но обязательном эпизоде созревания каждого подростка.

Но дальше знакомая история переворачивается. Изгнания не случается, и даже полный греха змей-искуситель становится лишь жалкой тенью. Белла отправляется исследовать себя, общество и мир вокруг. К познанию подключается и зритель, который наконец видит не чёрно-белую картинку, а цветную, — так пролегает граница, отделяющая детство Беллы. Другой визуальный маркер взросления — изысканные костюмы, переход от воздушных и пышных силуэтов из детства к строгим нарядам и почти военной форме в финале.Новоиспечённая «невеста Франкенштейна» — и мы вместе с ней — не устаёт дивиться ослепительному миру, в котором будто выкрутили контрастность на максимум. Перед ней открываются необычные Лиссабон и Александрия, море в ночном круизе и снег в зимнем Париже. Белла переживает первый секс, первое опьянение, первый светский раут, первый танец (столь изысканная хореография просто обязана завируситься в «ТикТоке»!), и первый обман, и первое столкновение с несправедливостью, и первое предательство. И первое общественное порицание за разнузданный образ жизни.

Лантимос и Макнамара показали эмансипацию Беллы через сексуальность. Получилось откровенно, провокационно, иногда пошло, но совершенно уместно для этой истории. Секс — страшное общественное табу, но откуда Белле узнать про грех в райских кущах? Не зная общественных приличий, Ева с удивлением узнаёт, что женская секусальность — фанатично оберегаемая мужчинами вещь, от которой удивительным образом зависит мужское достоинство (во всех смыслах слова). Белла взрослеет и учится правилам через секс с мужчинами и разговоры с женщинами. Для мужчин она из раза в раз выходит из ожидаемой роли — не выходит из неё ни примерной жены, ни покорной любовницы для путешествия, ни напуганной дамы в беде. Для женщин она, как бунтарка, становится ролевой моделью.Полного освобождения от общественных оков Белла достигает в финальном акте, когда в самый драматичный момент на голову сваливается муж той женщины, которой пересадили мозг ребёнка. Его появление раскрывает, что же случилось в прошлом Беллы (и её ли это прошлое вообще?). Этот финальный акт поднимает и тут же бескомпромиссно завершает разговор о праве женщины на своё тело, о деторождении и о том, кому принадлежит нерождённое дитя (и право решать его судьбу). Фильм в целом не упрекнёшь в отрыве от реальности, но финальный акт вышел особенно злободневным — волей-неволей вспомнишь, какие в последнее время принимаются законы.