Для журналиста Мур — удобная фигура: культовая, скандальная, в меру загадочная и в меру нонконформистская. Его неуживчивый характер и едкие, ядовитые реплики постоянно дают повод для пересудов, его сложные отношения с художниками, издателями и киностудиями не распутать без команды опытных юристов (у него самого до сих пор не получилось). А ещё есть волшебство: редкая акула пера упустит случай напомнить, что последние 30 лет Алан Мур называет себя практикующим оккультистом и регулярно проводит магические ритуалы.Всё это, конечно, важно — для истории англо-американской индустрии комиксов, для понимания того, с какой точки она стартовала в 1980-х и к чему пришла сегодня. Сплошные скандалы-интриги-расследования: как выразился сам Мур, «то, в чём я плавал, было отнюдь не лавандовой водой».Но существуют вещи и поважнее. «У Мура самобытное мировоззрение, и в его произведениях всегда ощущается автор», — пишет Ланс Паркин в самом начале своей книги. Иными словами, есть некая совокупность тем и приёмов, которые позволяют, не глядя на обложку, с уверенностью сказать: да, это его работа, тут наш гений определённо изволил ручку приложить.

В день 70-летнего юбилея классика попробуем разобраться, в чём уникальность его творческого стиля, что сделало его комиксы революционными и благодаря чему его работы остаются неповторимыми по сей день, несмотря на толпы верных последователей и откровенных подражателей.

Деконструкция супергероики

Развенчание супергеройского мифа — самая очевидная заслуга Алана Мура перед жанром, то, что буквально лежит на поверхности.Сам этот миф сложился ещё в 1930–1940-х, в золотой век комиксов, и с небольшими изменениями прожил до середины 1980-х. В классическом супергерое мало человеческого. Он — чистая функция: независимо от «тайны происхождения», типа способностей и цвета трико, он всегда на стороне добра (кроме тех случаев, когда его берёт под контроль очередной злодей). Объяснений не требуется — он так поступает просто потому, что герой.Позднее Стэн Ли со своей концепцией «всемогущих неудачников» слегка подправил этот образ: «Теперь они носили костюмы и творили добро, но страдали от больного сердца», — цитирует Алана Мура Ланс Паркер. У супергероев появились простительные слабости, мелкие недостатки, которые делали их более человечными. В 1960–1970-х авторы контркультурных комиксов окарикатурили эту фигуру и густо раскрасили её психоделическими красками, но их саркастичные стрипы из-за ничтожных тиражей и вечных проблем с копирайтом читали три с половиной инвалида. Канон всё так же оставался неизменным, а граница между добром и злом — непроницаемой.

Gaius Cornelius • CC BY-SA 3.0Именно эту традицию Алан Мур и сломал первым делом — да так радикально, что комикс-индустрия уже полвека хором перепевает его ранние работы. Первый серьёзный подход к решению задачи Мур предпринял, если верить источникам, в комиксе «V — значит вендетта» (V for Vendetta, 1982–1985), выходившем в британском ежемесячнике Warrior. Изначально «Вендетта» должна была стать нуарным детективом, действие которого разворачивается в 1930-х, но по ходу дела превратилась в оруэлловскую антиутопию о Британии 1990-х, чудом пережившей ядерную войну.По стране тотальной слежки, концлагерей для несогласных и обнаглевших от безнаказанности копов бродит призрак — правда, не коммунизма, а анархизма, в полном соответствии с убеждениями самого Алана Мура. V, человек в развевающемся плаще и в маске Гая Фокса, не умеет пускать лазерные лучи из глаз, летать над небоскрёбами или дышать под водой без акваланга — он просто силён, как бык, нечеловечески вынослив, чертовски умён и расчётлив. И, разумеется, одержим жаждой мести, идеей той самой вендетты, вынесенной в заголовок. V, безусловно, супергерой, — но борется он не за абстрактную справедливость, а за свободу человека поступать по-своему, делать осознанный выбор и совершать ошибки, в том числе фатальные.