402175 
18 минут на чтение
Читать продолжение
Денис Приёмышев «Сказки на долгую ночь» (вторая часть)
Мелли выскользнула из ловушки, но теперь, когда её орудие добычи сказок утеряно, ей грозит смерть. Получится ли найти человека, который сам попадется в ловушку к лесной чаровнице?
Близится зима, а без сказки эту холодную тёмную пору никак не прожить. И Мелли отправляется в путь в поисках того, кто поведает ей эту сказку… Поведает не по своей воле.
В тот день, когда Мелли поняла, что слишком давно в её руке не появлялась тонкая птичья косточка, над горным лесом ударила жуткая гроза. Молнии без устали били в серый камень, щепили столетние сосны, с чёрного неба хлестал дождь, а по ущелью неслась надувшаяся водой речка, пыталась цапнуть за босые ноги, дотянуться до промокшего насквозь подола дырявого розового платья. Было это так уморительно, что Мелли переливчиво застрекотала от удовольствия, закружилась на камне, раскинув руки.
Вдруг рядом на берег обрушился большой валун, и она сбилась с ритма, взглянула вверх, туда, где нависал над берегом скалистый выступ. Горный тролль осклабился, показав острые сколы гранитных клыков, поднял новую глыбу. Радостно свистнув, Мелли увернулась и от неё тоже, плеснув длинными, до пят волосами, а потом замерла, хмурясь. Ей нравилось играть, но тёмное пятно на ладони теплело, звало домой. Нужно было вернуться, выбросить шелуху, приготовить постель к долгой ночи, пусть до неё ещё так далеко. Далеко — но тень зимы начинает бродить по горам, стоит лишь сойти последнему снегу. Смотрит, ждёт.
Поёжившись, Мелли отпрыгнула подальше от склона и с прощальным писком помахала троллю рукой. Тот негодующе взревел, ударил лапой по скале, оставив глубокие борозды, но Мелли уже бежала прочь. Будет ещё время для игр. Потом, когда она сделает достаточно запасов. Или хотя бы начнёт.
* * *
Знакомая тропа петляла меж сосен то вверх, то вниз. Лабиринт из рыже-коричневых стволов, изумрудных ущелий, никогда не видевших солнца, огромных валунов, о которые давным-давно точили когти драконы, — как же ей тут нравилось! Как повезло родиться именно здесь!
Легко перепрыгнув гномью нору, Мелли резко остановилась и удивлённо пискнула — дорогу пересекала полоса вспаханной земли, угрожающе тыча в воздух обломками сучьев, едва успевшими вылезти голубыми листочками, чёрными осклизлыми корнями. Поперёк лежала знакомая сосна — с первых дней Мелли приходила к ней, прикладывала ладошку к коре, чтобы посмотреть, насколько выросла. Тогда казалось, что так было всегда — и будет тоже. Подойдя ближе, она недоверчиво потыкала в ствол, вздохнула. Легла в перемешанную глину рядом, попробовала приложить ладонь — но где было начало, а где конец? Вздохнула снова — и отвернулась, услышав какой-то звук. Волосы на голове приподнялись, открывая уши, и Мелли выпрямилась во весь рост, ловя звуки за пеленой дождя и ударами грома. Вот!
Тоскливое ржание, полное боли и недоумения, раздалось снова. Мелли, склонив голову, сделала шаг, другой. Сосновые лапы застонали под порывом ветра. Он дул снизу, из долины, куда уходила полоса сорванной ливнем земли, и кроме искристой свежести нёс нечто такое, отчего Мелли пустилась бежать. Быстро-быстро. Пока никто не опередил.
Конь с переломанными задними ногами умирал. Ржал, пытался подняться и падал снова, выворачивая копытами комья мокрой земли. Всадник в шитом золотом голубом камзоле — совсем ещё мальчик — неподвижно лежал поодаль, а над ним в ветвях отливали радужной сталью перья гарпий.
— Наше! Наше!
— Убирайся!
— Подкидыш!
— Убить! Съесть!
Красивые! Мелли с улыбкой поднесла палец к губам. Свист, сначала тонкий, еле слышный, нарастал, переливался в каплях дождя, и крики гарпий утонули в нём, как в густом тумане. Они ещё разевали рты, показывая острые зубы, но одна за другой уже тяжело срывались с веток, неслись прочь. Самая наглая пролетела над головой Мелли, уронив на неё несколько перьев. Одно порвало платье на плече, заставив свистнуть снова, уже от обиды.
— Подкидыш!
Последняя гарпия — старая, тусклая, ещё сидела на ветке, сверля Мелли злобным взглядом. Та только легко пожала плечами и опустилась в грязь рядом с конём. Коня было жалко. Он тянулся к Мелли мордой, доверчиво дышал в протянутую руку. Увы, лечить она не умела. Волосы потянулись вперёд, нежно охватили лошадиную голову коконом, через который не мог пробиться даже свет, а затем рванулись дальше. Глубже, в горло, в широко раскрытые ноздри.
* * *
Когда конь перестал биться, Мелли выпустила ещё тёплую шею и содрала с себя остатки платья — всё равно оно уже никуда не годилось. Ливень словно специально зарядил сильнее, смывая с кожи грязь. Она потянулась, запрокинула лицо, подставляя каплям и ветру. Какая хорошая гроза! Над ущельем сверкнула молния, другая, третья. Гром дробился о мшистые валуны, и хриплый мальчишеский голос в них почти потерялся — но Мелли всё равно услышала, оглянулась.
— Ты — лесная фея?
— Ф’я?
— Красивая. С перьями… А где мой?..
Мальчик перевёл взгляд на коня, и губы его дрогнули. Он зажмурился, сглотнул, и Мелли подошла ближе, встала на колени. Волосы раскинулись аркой, закрывая мёртвое животное, а она всё смотрела на смуглое лицо — чужак! — на диковинных золотых птиц, летящих по поясу — издалека! — на пенные кружева манжет. Богатый. Знатный. Нельзя. Нужно. Пальцы сомкнулись, сжав горячую птичью косточку. Чужой, странный, он отдаст ей всё, а потом вернётся в последний день осени, полный новых сказок, веры, которые будут греть её всю долгую ночь, до весенней капели. И тогда она не исчезнет.
— Что ты делаешь?
Мальчик приподнялся, впервые взглянул на неё с опаской. Мелли наклонилась ниже, коснулась синей ткани на груди, успокаивающе свистнула.
Ничего. Совсем ничего. Только волосы медленно окружили их, сплелись в уютный кокон. Дождь барабанил по мягкой крыше, струился на землю, впитывался в неё, как кровь. Кровь. Глупые гарпии. Глупые тролли. Долго ли греет сказку кровь?
Тихий свист сливался с журчанием ручейков, с дыханием. Миг, другой, ещё немного… Мальчик сонно опустил голову, позволяя легко касаться смуглой кожи, вышивки. Мелли пела колыбельную о лесе, небе над изломанными горами, о том, как рвут шторм крики гарпий. О мягком зелёном мхе, где прячутся до поры гномьи детёныши, о мрачных теснинах, куда уходят умирать тролли. Никогда ещё ей не пелось так легко, так плавно.
Пальцы тронули воротник камзольчика, расстегнули пуговицу, косточка коснулась горла. Мелли не помнила, откуда именно она взялась. Косточка была с ней всегда, с первых дней, с глупого троллёныша, полного незатейливых горных баек.
Острый кончик косточки царапнул кожу, отвёл полу, прокладывая дорожку к сердцу. Трижды три черты, медленно, не торопясь. На последней мальчик распахнул потемневшие глаза. Он не двигался, просто смотрел, и Мелли медленно потянулась к нему, ловя губами дыхание. Тёплое. Солёное. Много воды, огромные белокрылые чайки. Жаркое солнце на полнеба. Негромкие голоса нянек, вечер за вечером, ночь за ночью.
«И королева-волчица, разгневанная обманом, разорвала ей живот когтями, выхватила нерождённого ребёнка и унеслась в лес…»
«Взглянул витязь — а сердца у чудовища нету, не поразить его…»
«Какую историю сегодня желает послушать молодой господин?..»
Дальше! Глубже, от голосов — к словам, образам, смыслам! Понять, услышать, и тогда косточка пробьёт сердце, и мальчик станет другим. Нужным. Своим. Сосудом для чуда. Может быть, косточка когда-то принадлежала кукушке?
Вдруг поодаль раздался хруст. Мелли остановила руку, не доведя очередного стежка к горлу. Тролль? Или скатился по мягкой земле камень? Снова хруст, невнятная ругань, а потом:
— Эй! Люди! Тут…
Остальные слова утонули в раскате грома, но Мелли всё равно сжалась, замерла, не дыша. Их не найдут. Конь. Конь? Пусть. Дождь смывает следы. Всегда смывал, и она закончит ритуал. Получит своего мальчика. Богатый. Знатный. Нельзя! Но так нужно!
Волосы спрячут. Не зря они цвета тёмной коры, можно притвориться бугристым стволом, поваленным бурей, и… Над головой раздался хриплый голос старой гарпии, и Мелли стиснула зубы.
— Вон! Вон! Прячет. Чужачка! Сюда!
Мелли с шипением вскочила, бросилась вниз, дальше по ломаной земле. Метнулась за толстую берёзу, успев только краем глаза выхватить изумлённое лицо старого егеря в зелёной куртке. В спину неслись крики и хриплый насмешливый клёкот.
Нельзя. Неправильно. Не закончила!
Остановилась она, только когда голоса стихли за шорохом дождя.
Тянуло обратно, но обратно было никак. Совсем. Мелли, запрокинув голову, застрекотала так, что лес вокруг испуганно притих. В руке бессильно стыла тонкая птичья косточка.
* * *
Луг, за которым рос из горного склона княжеский замок, бурлил яркими красками, звенел голосами, и Мелли потерялась. Зачарованно смотрела на флажки, полосатые шатры, блестящего силача, играющего пузатой гирей. Красиво!
Ярмарка, каких ещё не бывало в горном замке, бурлила вокруг, смеялась на разные голоса, а Мелли вдруг застыла, сжимая полы алого плаща с капюшоном, — ладонь рвануло ноющей болью. С той грозы луна успела обновиться всего раз, но косточка то появлялась в руке, то пропадала, а недавно Мелли заметила на ней тёмные пятна. Совсем как на ночном солнце.
Она неуверенно шагнула к деревне, где начиналась тропа наверх, в замок, и бессильно остановилась. В деревне были собаки. В деревне вешали на двери гроздья рябины, омелу, окроплённую мёдом. Тихий свист прозвучал как вздох, а потом под ноги легла длинная тень. Чёрная-чёрная.
Мелли с любопытством подняла взгляд на статного юношу, у которого едва начали пробиваться рыжие, в тон волосам, усики. Странный! Короткая серая куртка блестела и отчего-то пахла пауками, на груди висела цеховая цепь, а ботинки! Чистые, высокие, из хрустящей кожи, а пряжка как горит на солнце!
Юноша тоже посмотрел вниз, сморщил на миг нос и тяжело вздохнул. Мелли проследила взгляд. Ноги. Босые. Пальцы длинные. В земле, траве и вон, кажется, муравей ползёт? Муравьев она любила. Юноша вздохнул снова и заговорил.
— А тебе… не холодно так? — голос у него оказался уже совсем низкий, с хрипотцой. Взрослый!
Мелли уверенно покачала головой. Разве летом бывает холодно?
— Наверное, ты даже не из деревни, да? С какого-нибудь лесного хутора?
Хутора? Ни одного хутора в лесу не осталось, только старые, заросшие кустами и сорной травой развалины, но Мелли на всякий случай кивнула. Хутор! Смешное слово! Наверное, поэтому они и не прижились. Слишком интересно было с ними играть.
— Ага, — юноша переступил с ноги на ногу, пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и оглядел Мелли с головы до пят. — Заметно. А ты всё молчишь… Немая, что ли? Я вот — Ян. Ян Пац. Приехали с отцом кузню ставить, у реки. Чтобы вода… эээ… молотом била. А тебя-то как зовут?
Мелли задумалась. Звали её по-разному, но сказать этого она всё равно не могла. Разве что…
— Ф’я?
— Ага, — Ян вздохнул, кивнул и широко улыбнулся. — Фья значит. Ну и имена в этой… в этом вашем краю. Слушай, а хочешь кузню поглядеть? Не сейчас, вечером, когда народу не будет?
Мелли взглянула на него с новым интересом, склонила голову. Старый? Взрослый? Подходящий? Юноша улыбнулся шире, расправил грудь и кашлянул.
— Так-то туда простых… да, простых людей не пускают, но мне — можно. Цепь в заклад даю, здесь такого никто и не видывал, даже в замке, не то что на твоём хуторе. А как мы, Пацы, строим, лучше не бывает! Знал князь, что просить за дочку свою. Да вот, слушай, сейчас снова проверять будут!
За дочку?
Мелли нахмурилась, не понимая, отчего эти слова так укололи, но тут от реки донёсся звонкий могучий удар железа по железу. Снова и снова, словно огромный кузнец вздымал молот и бил по заготовке. Звук шёл из самой земли, через босые ноги, такой гулкий, что Мелли невольно пискнула. Что-то било сильнее, чем тролль камнем! Она точно хотела посмотреть на этого великана! Лес за рекой отозвался птичьим граем, но потом притих, тоже вслушиваясь, а люди взорвались гомоном. Толпа качнулась к реке, чуть не унеся Мелли с собой, но Ян подхватил за талию, прикрыл.
— Приходи! А, курва… Сейчас, да где же она…
Ян отстранился, копаясь в большом шитом серебряной нитью кошельке. Мелли вскинула бровь. Монетки? Зачем в лесу моне…
— А, вот!
Мелли зачарованно вздохнула — перед глазами закачалась алая ленточка, шитая бисером. Бусинки усеивали ткань плотно, одна к другой, извиваясь по ткани. Красиво! Даже у речных девок таких не было!
— Нравится? — Ян разжал пальцы, и лента упала в подставленную ладонь. — Вот, у меня ещё такие есть! Да, много! Может, мы прямо сейчас и… вот же невезение.
Она — невезение? Мелли недоумённо подняла голову, только сейчас понимая, что толпа застыла, раздалась, стала… ниже? Ян тут же надавил на спину, не обращая внимания на возмущённый писк. А потом она и сама наклонилась, пряча лицо, потому что — узнала.
Конь был новый, рыжий с подпалинами, камзол — тоже новый, красный, но всадник — тот же. Мелли не могла ошибиться. Слишком резко к нему тянуло, слишком больно колола ладонь косточка, так, что пришлось вцепиться в рукав Яна. И плохо от незаконченного ритуала явно было не ей одной.
— Бедняга, — Ян почти шептал, уткнувшись носом ей в ухо. — Совсем с лица спал. Немудрено — солнца у вас тут толком нет, глушь, да ещё тварь эта лесная чуть не загрызла.
Тварь?
Мальчик сидел в седле прямо, уверенно, но лицо было белей бересты, и смотрел он — не видя, скользил взглядом по толпе, словно искал. Мелли дёрнулась было к нему, и зашипела, когда мальчика закрыл второй всадник — красивая девочка на белоснежном коне, в белом плаще поверх зелёного платья. Княжескую дочь Мелли прежде не видела, но не узнать не могла. Всадница наклонилась к мальчику — жениху! — что-то негромко сказала, положила руку поверх его. Амулеты на запястьях блеснули под солнцем, обожгли глаза.
Тварь! Враг! Моё!
— Настоящая дикарка, — сказал Ян, тихо, словно себе, но Мелли всё равно услышала, извернулась, глядя ему в глаза. — Говорят, даже правильную веру не понимает… ой, прости, если обидел! Так — приходи?..
Всадники проехали. Толпа сомкнулась снова, сбилась перед подмостками, где кувыркались циркачи. Мелли сжала в ладони ленточку и кивнула.
— Ф’я!
* * *
Заходящее солнце просвечивало речную долину вдоль, раскрашивая воду и скалы ало-оранжевыми всполохами. Мелли любила это время, когда дни ещё не становились короче, пока листва не спорила багрянцем с закатом. Летом ещё можно было не помнить о том, что завершится круг, что когда-то там землю на долгие месяцы укроют белый снег с чёрной ночью.
Сейчас любить было трудно, слишком жгло внутри предвкушение, но Мелли честно терпела, позволяла Яну держать себя за руку, выглядывала, где же на берегу сидит водяной великан с огромным молотом. Он, наверное, в переднике? Какая же огромная, должно быть, эта кузница, с целой скалой вместо наковальни! А чем его кормят? Только ограды всё не было видно, и навеса тоже, и…
— Ну вот мы и пришли, — довольно сказал Ян. — Красота, правда?
Мелли недоумённо огляделась, потом посмотрела вперёд, на квадратное каменное здание с плоской крышей и уродливым колесом сбоку. Против солнца оно казалось почти чёрным, Красивого в нём не было ничего. И никаких великанов. Только какие-то карлики.
Карлики?
Она прищурилась — действительно, по колесу ползали какие-то мелкие существа. Раздался тихий голодный скрип, и Мелли от неожиданности пропустила шаг. Серые гномы? Что им тут понадобилось? Неужели портят эту странную кузню, подгрызают острыми зубами? Но стая скорее искала бы свежее мясо… Словно подслушав мысли, Ян поёжился и приобнял её за плечи. Рука у него оказалась горячая-горячая.
— Да, жуткое дело. Мы с отцом едва поверили, что вы вот так живёте, с дикими тварями под боком. Но пока ты со мной, они тебя не тронут. Знают, где им молоко наливают. Видишь, стараются, колесо от всякой дряни чистят. Приспособились!
Мелли восторженно пискнула. Приспособить гномов! Они ведь могут чинить крышу, рыть норы, а если провалишься в одну из них — не отгрызут ногу, а… просто наругают?
— Вот именно, — довольно подтвердил Ян, открывая тяжёлую, в клепках дверь. — Бедная. Угораздило же такой красивой родиться в этом медвежьем углу. Значит, говоришь, с дальнего хутора? Как только одну на ярмарку отпустили, без родни. А то у всех прочих словно по семь братьев да три дядьки, плечами закрывают…
Мелли кивнула, потом помотала головой. Если у неё и были братья, то она о них ничего не знала. И вообще, странная кузница была куда интереснее родни, тем более что Ян зажёг масляную лампу и поднял повыше. Великанов не нашлось и тут. Зато из стены выходил толстенный вал, матово блестели огромные шестерни, а к высокой крыше поднимался длиннющий клюв, словно над колодцем, только толщиной с ногу. В темноту к дальней стене уходили какие-то столы, дышали теплом камни в основании пузатой печи. Мелли заворожённо шагнула ближе, протянула руку — потрогать клюв. Брус ещё пах свежим деревом — не сосной, но тоже вкусно. Жаль только, что тут и там его схватывали железные обручи, словно держа в плену.
— Конструкция наша, Пацев, — Ян встал рядом, касаясь плечом. — Впечатляет, да? А ведь это только начало! Небольшая служба для вашего князя, так, мелочь, а потом — целый мир наш будет! Настоящий, большой, не то что эта глушь. Послушай, я не знаю, когда отец вернётся, может…
Он потянулся к ней, но Мелли уже ускользнула к блестящим инструментам, разложенным на лавке. Оглядела, потыкала пальцем, понюхала огромный молот, какой не поднять ни одному троллю.
— Считали сами, — с гордостью заметил Ян. — Какой длины надо рычаг, какая река — ведь в таком деле не любая сгодится! С вашими, горными, хорошо выходит, будто само собой. А то боялись, что дамбы надо будет, или там пороги, или водопад искусственный. Тебе что, правда интересно?..
Мелли рьяно закивала. Ян просиял, снова встал рядом, показывая.
— Значит, вода вращает колесо, а то — ось, ну а потом вот те шестерни начинают вращаться…
Ладонь вспыхнула горячей болью, заставив Мелли вздрогнуть. Тут тоже была сказка, пусть даже непривычная, иная. Настолько иная, что Мелли впервые в жизни хоть на миг перестала чувствовать себя чужой. Но косточка не исчезла сразу, как обычно, а значит…
Она состроила рожицу серому гному, который скалился в окошко над валом, и повернулась к Яну так резко, что тот на миг даже отпрянул. Впрочем, опомнился быстро: с улыбкой обнял её, привлёк к себе, потянулся губами к щеке. Только коснуться не успел, замер с остекленевшим взглядом, потому что Мелли тихо засвистела, пытаясь нащупать мелодию, нужную именно этому юноше, чужому, не тому. Странный правильный мир из прямых линий, сила воды и земли, на которую Пацы накинули ошейник, заставили служить людям. Свист получался резким, царапал горло — но звучал, и волосы уже начали обвивать их обоих, заворачивая в уютный кокон. Ещё чуть-чуть, ещё немножко, и тогда Мелли сможет забыть ту песню, ту историю, которая начала складываться в грозу…
Руку словно пронзила острая игла, и косточка исчезла.
Нет! Неправильно!
Свист сбился, оборвался шипением, и Ян уставился на неё, ошалело моргая.
— Приснится же, оковы какие-то… Ой, а что это я… а… — он недоумённо взглянул на нависшую над головой прядь, попытался отмахнуться, но та обвилась вокруг запястья, вздёрнула выше. — Эй! Ты что творишь?!
Ещё одна прядь перехватила кулак, не дав ударить, и лампа покатилась в угол, под лавку. Ян смотрел так неверяще, что Мелли стало больно вдвойне. Ведь могло получиться! А теперь что?! Волосы закрыли юноше рот и нос, давя крик вместе с дыханием. Ради чего? Словно она без того не знала, что ей нужно по-настоящему. Что надо сделать.
Мелли тоскливо обвела взглядом кузницу, не обращая внимания на то, как бьётся Ян, мельком глянула в угол, где занимался пожар. Ну почему всё так? Кузница ведь была интересной, пусть даже и без великанов. Вздохнув, она опустила обмякшего юношу на пол, поправила яркую алую накидку и улыбнулась. По крайней мере, у неё осталась ленточка.
Красивая!
* * *
Камни, из которых было сложены стены замка, когда-то, в обмен на сладкий хлеб и собранный людьми мёд, ломали тролли. Давно, но Мелли ещё чувствовала их под пальцами и волосами — медленных, сильных.
Прядь метнулась выше, пошарила по стене, зацепилась, за ней — вторая, третья.
Почти паук, только без паутины! Мелли довольно чирикнула, выпустила ещё одну гибкую лапку, чтобы их стало точно восемь, и полезла дальше, к окну самой высокой башни, под остроконечной крышей. Нужно именно туда. Она это чувствовала.
Далеко внизу у чёрной ленты реки метались факелы, а над ними плескало оранжево-чёрным — мельница дышала искрами и облаками дыма. Хорошо, что крики так высоко не доставали. Хорошо, что замок ещё не проснулся.
Щели между ставнями — едва ли толще волоса, а всё же — толще. Мелли осторожно отодвинула защёлку, распахнула окно, открывая комнату ночи. Скользнула внутрь, мимо лёгких занавесей.
Туда. Дальше, к большой кровати с толстыми резными столбиками. За балдахин, серебрящийся в лунном свете. Мелли чувствовала, что ей надо туда, но медлила, прислушиваясь к спокойному дыханию мальчика — её мальчика. Выдох. Другой. А потом он заговорил, и она наклонила голову, прислушиваясь.
— Влада говорит, что ты — чудовище, но я не могу в это поверить. Не могу об этом думать, а когда пытаюсь, мысли будто сами уходят прочь. Знаешь, как тяжело об этом говорить? Когда не уверен даже — кто ты? Когда чужие слова порой кажутся шумом ветра?
— Ф’я?..
Мелли всегда знала, кто она. Даже когда в ней крутилось множество историй, даже когда она проживала каждую. Просто эта пока ещё не закончилась. До кровати было три широких шага. Она сделала половину одного и замерла снова. Тихо. Только голос, то высокий, то низкий, текучий — как свирель.
— Я даже не знаю, пришла ты на самом деле или нет. Столько слушать пустоту, тишину — ты знаешь, они порой говорят, да ещё так красиво! Но когда пытаюсь рассказать или записать — не выходит.
Мелли покачала головой и сделала ещё шаг, даже не заметив, когда именно в руке возникла косточка.
— И я всё жду, и жду, и жду, слушаю тишину, слушаю, как шепчет Влада. Вот кому точно нужно было родиться лесной феей. Или королевой. Слышала бы ты, как она распоряжается! Комнату такую-то, кровать принести такую-то.
Влада. Золото на груди, золото на запястьях. Враг! Ещё полшага. Мальчик приподнялся на кровати, вздохнул.
— Мне говорят, что оно пройдёт. Что помогут ритуалы, отвары… отсутствие. Но я не верю. Они просто не понимают, что у меня внутри что-то сломанное, что-то неполное. И я не верю, что ты хочешь причинить мне вред. Ведь могла бы убить уже там, на поляне, а не рассказывать… Скажи, ты хочешь мне навредить?
Не вред! Долгий сон! Сказки на ночь!
Мелли качнула головой, и он вздохнул снова. А она — протянула руку через лёгкую ткань… и поначалу не поняла, что мешает. Только потом, когда мальчик изумлённо вскрикнул, а запястье пронзила резкая боль, она увидела тонкую лапку, протянувшуюся от кроватного столбика.
Лапки у дерева!
Пискнув, Мелли попробовала вырвать руку, но сжатая в кулаке косточка мешала. Не исчезала! Ну почему именно сейчас?! На столбике медленно открылся глаз, прорезался рот. С хрустом выдвинулась вторая лапа и потянулась к ней. Прядь волос хлестнула навстречу, но пальцы ухватили её, дёрнули — больно!
Мальчик спрыгнул с кровати, прижался спиной к стене, а деревянная пасть открылась шире. Раздался громкий пронзительный вой. В коридоре кто-то крикнул, дверь дёрнули снаружи, затем заколотили. Лапа сжалась сильнее, крутнулась, и Мелли крикнула от боли — оторванная прядь бессильно повисла на столбике.
Нет! Поймали! Клетка!
Вырвать руку не получалось, в дверь били всё громче. Где-то там спешила по коридорам девочка в золоте, и только сейчас Мелли поняла, что именно та любила шептать. Заговоры!
Вырвать ладонь никак не удавалось. Оставаться было нельзя. Никак. Сама не веря, что делает, Мелли разжала пальцы. Косточка упала в складки простыни, в руке что-то хрустнуло, но зато удалось отпрыгнуть к окну. Горестно вскрикнув, она сунулась было обратно к кровати, но еле успела отскочить снова. Дверь уже перекосилась, в щели блестели железо и золото, звучал голос, от которого мутилось в голове. Бросив последний взгляд на мальчика, Мелли ринулась в темноту за окном. К длинной зимней ночи, когда к ней никто не придёт.
И точно она знала одно: к весне её не станет.
Читать продолжение
Денис Приёмышев «Сказки на долгую ночь» (вторая часть)
Мелли выскользнула из ловушки, но теперь, когда её орудие добычи сказок утеряно, ей грозит смерть. Получится ли найти человека, который сам попадется в ловушку к лесной чаровнице?
Утренние рассказы собирает Александра Давыдова
