Мария Покусаева «Дурная собака»

Photo by nikita velikanin on Unsplash

Фенрир был дурной собакой.

Леночка сказала, что все хаски поначалу дурные, и ничего, но со временем успокаиваются.

Сказала она это, когда Фенрир сожрал олеговы кроссовки — те самые, в которых Олег ходил его выгуливать по темному мартовскому парку. Хорошие, добротные, старые кроссовки, в которых зимой не холодно и летом не жарко, восстановлению не подлежали. Фенрир сидел с горделивой хитростью на морде и смотрел на Олега.

Олег смотрел на него.

Глаза у Фенрира были разные: один льдисто-синий, второй — почти черный.

Олег сказал:

— Ну, как собаку назовете… 

И пошел искать поводок — и старые берцы, оставшиеся от походно-ролевого прошлого.

В апреле грянул локдаун, а в июне Леночка ушла. Не выдержала.

Олег в чем-то ее понимал: он сам-то чуть крышей не двинулся, пока сидел взаперти. Ушел с головой в работу, закрывал глаза — видел серые буковки кода на черном фоне, они мельтешили, как сумасшедшие снежинки, складывались в строки, а Олег во сне продолжал работать — искал ошибки. И не находил.

В раковине копилась посуда, которую никто не хотел мыть. Купленная подписка на Нетфликс не радовала. Либидо упало в такую бездну, что вид Леночки в пижамных шортах не вызывал вообще никаких мыслей, которые должен был вызывать.

Сама Леночка тратила деньги на доставку еды и ныла, поглядывая на себя в зеркало:

— Ой, ну во-о-от, в джинсы не влезу!

Фенрир лежал рядом и смотрел на нее, высунув розовый язык из пасти. Ему было все равно, влезет хозяйка в джинсы или нет, главное, чтобы кормила и выгуливала.

Кормил и выгуливал его Олег.

То, что именно она перед Новым годом притащила домой подросшего щенка хаски и дала ему это дурацкое имя, почему-то не мешало Леночке интересоваться Фенриром только когда нужно было сделать красивую фоточку для твиттера. Олегу иногда казалось, что она и его выбрала не по большой любви, а потому что похож на викинга, если бороду опустить. А может быть, и не казалось.

Локдаун все расставил по своим местам. Когда Леночка ушла, собака осталась с ним.

Долговязый черно-белый дурак трепал крыс из Икеи так, что наполнитель по квартире летел. Олег, злой на Леночку, скормил ему еще и фотоальбомы — их Леночка оставила. Она вообще забрала только те из его подарков, что имели какую-то ценность, и это было даже не обидно — просто никак. За собаку было куда обиднее.

Олег так и не вышел с удаленки — ездить в офис не сильно хотелось. В метро очки запотевали, руки прели от перчаток, люди, хмурые, настороженные, только раздражали. Гуляя с Фенриром по району, Олег смотрел на серые хребты многоэтажек, торчащие над деревьями, на речушку, на пруды, заросшие камышом, и не понимал, как он попал сюда и когда все успело измениться.

Фенрир, собака бестолковая, тянул за поводок, звал играть, радостно нюхался с другими собаками и, кажется, улыбался.

Олег думал, что нельзя так ни с людьми, ни с собаками.

Лето прошло чуть лучше, чем весна. Страшной духоты не было, событий особенных — тоже. Город медленно оживал, друзья звали Олега в центр, посидеть в баре, пару раз он даже скатался — и потом они с Фенриром гуляли по темному-темному парку, пахнущему влажной землей и деревьями. То ли фонарей стало меньше, то ли администрация района решила экономить на электричестве, то ли Фенрир утянул Олега в глубину, туда, где парк больше напоминал лес, но от мужика, попавшегося им, Олег шарахнулся.

Слишком внезапно тот появился — вынырнул из темноты, сверкнув огоньком сигареты, зажатой в зубах.

— Здрасьте, — сказал Олег, чтобы что-то сказать.

Фенрир коротко проскулил что-то и сел на мохнатый зад.

Мужик не сразу ответил. В темноте лица его было не разглядеть, сплошные тени и всполохи, но волосы вроде были длинные.

— И тебе доброй ночи, коли не шутишь, — ответил он и выкинул сигарету. И добавил чуть тише: — Шел бы ты подальше, брат. Ночь темна, лес большой, всякое, знаешь ли, может случиться.

Олег, сам не маленький и совсем не хилый, несмотря на приобретенную за годы сидения перед монитором близорукость, чуть не хмыкнул. Гопоту местную он видел, но издалека — подростки одни. На таких посмотри чуть строже — сами разбегутся.

Фенрир снова заскулил и беспокойно встал. Обычно дружелюбный до отвращения, он вдруг потянул Олега куда-то в сторону от незнакомца. Тот снова закурил — в отблесках огонька зажигалки волосы тоже вспыхнули огнем. Казалось, что у лба они заплетены в несколько мелких косичек.

Хиппарь, что ли? Или ролевье дивное заблудилось?

— Видишь, — сказал хиппарь с еле слышным смешком, — даже псина твоя чует неладное.

Псина недовольно тявкнула.

— Рядом, — сказал Олег строго и Фенрир послушался. — Сам-то не боишься, что прикурить попросят?

— Не-ет, — ответил мужик, чуть растягивая звуки. — Попросят — им же хуже. Иди-иди давай. Увидишь лишнее — пожалеешь.

Олег фыркнул, но лезть на рожон не стал. Мало ли что. Может, кто стрелку забил или еще что сделать собирается, чего законопослушному гражданину лучше не видеть. Он цыкнул на Фенрира, притихшего и застывшего, и потянул поводок.

— Ну, удачи, — сказал Олег, потому уходить молча было еще более неуютно, чем оставаться здесь.

— И тебе, брат, удачи, — ударилось ему в спину.

Лето сменилось осенью, осень двигалась к зиме. Фенрир чуток подрос и уже не напоминал неуклюжего жеребенка. Дурнина в характере, правда, исчезать не собиралась: Олег с зарплаты покупал скотине и крыс плюшевых, и жевательные кости, и веревочные игрушки — любую чушь, потому что за новые кроссовки отдал столько же, сколько стоил корм для Фенрира месяца на два. Ходил с ним на занятия к кинологу, а вот до сходок хасководов не добрался — только видел их издалека пару раз, подходил, здоровался, но общаться не спешил.

С людьми за лето стало как-то не очень. С собакой проще.

На Ленку он уже почти не злился — ушла и ушла, сама себе дура, таких пацанов бросила. Он даже ее соцсети не палил, чтобы не расстраиваться и не вспоминать. С глаз долой — из сердца вон.

Ноябрьская хмарь длилась дольше обычного и перетекла в хмарь декабрьскую. Дни стали короткими: Олег просыпался в сумерках и в сумерки же заканчивал работу. Очень хотелось снега — чтобы белым-бело и пахло морозом, — но снег если и выпадал, то пополам с дождем и сразу же превращался в серую грязь. Фенрир ворчал, когда ему мыли лапы после прогулок, а потом с этими мокрыми лапами, конечно, прыгал на диван.

И смотрел на Олега разноцветными глазами.

Из-за узора на шерсти казалось, что он загримирован под блэк-металлиста.

— Ладно, лежи, морда мемная, — говорил Олег и шел заваривать себе кофе.

Еще Фенрир выл. Из вредности.

Олегу казалось, что скотина им манипулирует.

Год назад Олег ничего не знал ни о собаках вообще, ни о хаски в частности, а теперь чувствовал себя гордым, пусть и утомленным, отцом-одиночкой. Скандинавщиной всякой тоже никогда не интересовался: слышал про Рагнарек и волка, который сожрет солнце, и знал, что там есть Локи. Оказалось, что солнце сожрет не Фенрир, а его сынок Сколль, а Локи вроде бы рыжий, а не как Хиддлстон в фильмах. Олег даже «Викингов» посмотрел, правда, ему быстро надоело.

Когда выпал снег, Олег все-таки нашел контакты хасководов и напросился на сходку.

***

Лес был темным. Конечно, тут-то фонари никто ставить не будет.

Под ногами скрипел снег и хрустели тонкие веточки.

— Давай, собака, гуляй, — буркнул Олег себе под нос. — Холодно.

Он успел опрокинуть стакан глинтвейна в коттедже, поболтать с кем-то, а потом Фенрир запросился на мороз, зараза. Не поигнорируешь — и сам заведется, и других собак заведет. Пришлось одеваться и идти в ночную темноту.

Фенрир радостно носился вокруг.

Поводок у него был отличный, свежекупленная рулетка, тонкое и прочное полотно. Олег, поднаторевший в мифологии — чтобы перед хаскиводами не краснеть, — уже пять раз пошутил про Глейпнир.

Отпускать псину на вольный выгул он все же пока не решался. Почему-то от одной мысли об этом становилось как-то беспокойно.

Связь здесь, в деревеньке под Ладогой, куда они приехали всей толпой с собаками праздновать солнцеворот, ловила. Пока Фенрир вынюхивал что-то под снегом, вороша носом сухой вереск и опавшие листья, яростно рыл выступающие корни деревьев и просто прыгал рядом, псина дурная, Олег пялился в экран.

Леночка все-таки вспомнила о нем.

О них.

И решила забрать Фенрира.

Олег сказал ей, куда она может идти с такими заявлениями.

«Ну, знаешь, дорогой, — ответила Леночка. — Я его на свои деньги покупала».

«А я его на свои деньги кормил, — сказал Олег. — И уже год как им занимаюсь. И прививки тоже я делал».

Пальцы мерзли, пока он это набирал. Вот нет бы позвонить, подумал Олег злобно, хотя звонки не любил, и сказать все прямо. Так нет же, будет нервы мотать.

Тепло от глинтвейна уже испарилось, расслабленное благодушие сменилось раздражением. Нашла время, подгадала прямо, как чуяла. И сам он дурак — мог бы не читать, удалить молча. Или забанить еще тогда, в июне.

Леночка что-то яростно строчила, а Олег смотрел на это вот «пользователь пишет» и чувствовал себя нехорошо. Вдруг и правда заберет? Откуда она тогда вообще взяла этого щенка? За год произошло столько всего, что Олег уже смутно помнил ту историю: какая-то Ленкина подруга-мажорка, ее родители, дорогущая мебель в квартире, которая с малышом-хаски не сочеталась, и Фенрир как итог.

Ленка еще хвасталась, что щенок достался ей за какую-то символическую цену, она не могла отказаться.

Ну и дура, еще раз подумал Олег.

Телефон мигнул экраном и разрядился — не выдержал, видать, морозца, чудо техники, блин. Олег выругался и сунул трубу во внутренний карман, надеясь, что та отогреется и оживет.

И понял, что они с Фенриром опять забрели куда-то не туда.

Ночной лес молчал. Не было слышно ни машин на шоссе, ни голосов, ни даже воя ветра. Только хрустел подмерзший наст под ногами, да скрипели иногда стволы деревьев. Вокруг стояла неприятная, промозглая темень. Олег переминался с ноги на ногу, пытался вспомнить, откуда он пришел, но там, где только что была тропинка, оказывались кусты. Или яма. Или просто просвет между деревьями. Фенрир рядом дышал громко, прыгал и пытался жрать снег, словно не чувствовал, что хозяину страшно.

— Ладно, парень, — сказал Олег неуверенно и приспустил поводок, дал псу больше воли, чем раньше. — Давай-ка домой. Домой! Слышишь, что я сказал?

Фенрирова тень во мраке подняла голову.

Дурной пес вдруг сел и завыл, мелодично, с переливами. Дома он так не делал — выл, но слабо, то ли стеснялся, то ли тренировался перед дебютом. Там, в городской квартире, этот вой раздражал и забавлял одновременно. Здесь, в лесу, посреди черт знает чего, по коже бежали мурашки.

— Домой! — прикрикнул Олег, надеясь, что Фенрир, дурной, но умный пес, поймет, что нужно выйти к людям.

К уютному, пусть и прохладному коттеджу, к другим собакам, к запаху дров в камине и глинтвейна.

Фенрир прекратил выть на какой-то высокой, очень жуткой ноте и, громко чихнув, помчался вперед, быстро, словно поманили миской с кормом или новой крысой. Поводок в руках Олега натянулся, дернулся, потащил его за собой — и вдруг порвался, лопнул, стоило Олегу нажать на ту кнопку, которая должна была запустить рулетку и втянуть поводок. Олег, не выдержав, потерял равновесие и грохнулся прямо в снег коленями, ушибся о какой-то корень, громко охнул и не менее громко выматерился.

Фенрир исчез.

Убежал куда-то во тьму, за темные древесные стволы. Ни крики, ни кличка, ни обещание дать вкусные кроссовки сожрать, ни попытка завыть — ничто не помогло.

Фенрир, дурная собака, сбежал. 

Словно не было ни месяцев тренировок, ни домашних игр, в которых Олег не боялся трогать крепкие собачьи зубы рукой и выдирать из них икеевскую крысу, ни идеально сданных нормативов. Ничего. Словно был Фенрир не любимой породистой заразой, а нахальной трусливой дворнягой.

Олег встал, кряхтя и шипя, потому что правое колено, которым он обо что-то в снегу ударился, болело, и попытался разглядеть в густом сумраке обрывок поводка. Порвался материал или карабин лопнул? Какого хрена он отдал столько денег? Выпендриться хотел? Довыпендривался, болван. Стоит теперь посреди леса, один, с больным коленом и без собаки.

Он достал телефон, надеясь, что тот ожил, но нет — крутой смартфон сейчас был чуть бесполезнее подобранного с дороги булыжника. Ни связи тебе, ни фонарика, только лес вокруг и низкое, беззвездное небо над головой.

И тут Олегу стало по-настоящему страшно, как не было страшно никогда в жизни.

***

Колено все еще болело, но меньше.

Олег замерз и чувствовал, что пальцы в ботинках начинают ныть. От приступа страха колотило сильнее, чем от этого холода, но Олег медленно шел вперед, пытаясь разглядеть на снегу отпечатки собственных ног. Получалось с трудом.

Переплетения теней, кусты вереска, ветки и мусор то и дело сбивали с толку. Следы были просто пятнами — такими же, как другие пятна.

Стоять на месте не было смысла. Искать Фенрира — тоже. Прокричавшись, ударив пару раз кулаком по стволу первой попавшейся сосны — до сих пор руку саднило! — Олег решил вернуться в коттедж.

Телефон все еще не согрелся. Олег прятал его во внутреннем кармане куртки, как котенка, и надеялся, что оживет. Чтобы просто позвонить.

Лес вокруг казался бесконечным. Олег старался не думать о том, что он бродит по кругу — как там говорили в деревнях? Что его кто-то водит, мешая найти свою тропу. Во всякую чертовщину Олег не верил: замерзнуть в зимнем лесу и без нее можно.

Поваленные набок деревья с торчащими во все стороны корнями были просто деревьями. Олег шел мимо них, ежась от холода, и очень надеялся, что выйдет хотя бы куда-то.

Сначала ему показалось, что он увидел впереди оранжевый отблеск. Мало ли что почудится, когда в голове сплошной холод и сосны рядками. Но отблеск не исчез, он мелькал где-то впереди, между соснами и кустами, словно там был дом.

Или костер.

Олег моргнул, не сразу себе поверив.

Но костер был настоящим.

Кто-то развел его в лесу, несмотря на все запреты и на то, что вокруг все промерзло, застыло от влажного холода. Костер, невысокий, яркий, пылал в круге серых камней, на небольшой поляне, а у костра…

Дурная псина Фенрир лежал, положив голову на длинные лапы, и смотрел в огонь. Живой, спокойный, словно не было этого воя и этого побега — сколько там времени назад? Олег потерялся во времени, пока шел сюда.

— А, вот и хозяин.

Олег перевел взгляд от Фенрира чуть в сторону, туда, где сидел человек, которого он почему-то принял за куст. И был уверен, что это куст.

Куст откинул с головы капюшон. Волосы у него были ржаво-рыжие, с мелкими косичками у лба, а лицо в отблесках пламени казалось не то крысиным, не то лисьим.

— А, — выдохнул Олег. — В парке встречались.

Почему-то сейчас это его нисколько не удивило.

Человек кивнул и указал Олегу на снег рядом с собой, слева. Справа лежал Фенрир, все еще странно неподвижный, только уши дергались, когда в костре что-то щелкало и потрескивало. Олег сел на пенек, подвернувшийся как раз к месту, только снег с него стряхнул.

От костра шло тепло.

— Хорошая у тебя собака, — сказал незнакомец.

Олег кивнул, не зная, что ответить.

Сигарет в карманах не было с начала декабря, Олег бросил.

— Только дурная.

«Не без этого», — подумал Олег.

Пальцы постепенно отогревались, начинали гнуться. Под курткой поселилось тепло.

— Вся в хозяина.

Олег как-то безразлично уставился в чужое лицо, которое вдруг оказалось прямо перед ним — неприятное, с раскосыми, хитрыми глазами, с тонкой бородкой, в которую была вплетена бусина. Узкие губы изогнулись в улыбке, мелькнули клыки — чуть длиннее, чем должны быть у человека.

Дышать почему-то стало тяжелее.

— В такую ночь, братишка, от дома далеко не уходил бы, — голос звучал глухо и словно со всех сторон сразу. — Мало ли кто в лесу гулять решил и чьей игре ты мешаешь. Увидишь лишнее — пожалеешь ведь, дурачок.

Фенрир заворчал и сел, тряхнув головой, словно все время спал, а тут проснулся.

Незнакомец отодвинулся от Олега, тоже тряхнул головой и запрокинул лицо к небу.

— Вот что мне с тобой теперь делать? — спросил он, обращаясь то ли к Олегу, то ли к Фенриру. — Грейся, брат, ночь длинная.

Олег хотел было что-то сказать, но не смог — губы отказались двигаться. Навалилась усталость, страшная, словно его не просто разморило — размазало, и Олег, как ни пытался бодриться, не мог стряхнуть с себя сон.

Вокруг происходило странное.

Огонь горел, хотя никто не бросил в него ни веточки, ни кусочка сухой коры.

Рыжий незнакомец говорил что-то, смеялся так, словно ему отвечали, но Олег, как ни пытался, разобрать его слов не мог. Фенрир сидел рядом, с другой стороны, какой-то слишком спокойный, покладистый — он не пытался играть и даже не лаял на тех, кто подходил к костру.

Подходил ли?

Выныривая из дремы, Олег видел, как кто-то проходил мимо него, чуть коснувшись рукавом или полой плаща, садился напротив них, смеялся в ответ, о чем-то жарко спорил. Но стоило встряхнуться, открыть глаза, оглянуться по сторонам, как поляна оказывалась почти пустой. Только они втроем: Олег, незнакомец и Фенрир. Никаких лишних теней. Никаких новых лиц. Никаких плащей, блестящих золотой вышивкой, белых кос и звонкого смеха.

Только треск костра, скрип высоких сосен и дыхание.

Олег очнулся, как от пинка, и понял, что костер почти потух. Каменный круг, кольцо из серых булыжников с белыми пятнами, смутно знакомыми и словно нанесенными краской, остался на месте, но внутри него лишь тлели угли, густо-оранжевые, как холодный зимний закат. Темнота вокруг словно бы стала гуще.

— Долгая была ночь, правда, брат? 

Тот, кто пригласил Олега к костру, все еще был здесь. Он сидел все на том же месте, только сейчас Олег видел, что на плечах у него длинный плащ, отороченный серым мехом. И это почему-то совсем не удивляло.

— Да, — сказал Олег, чувствуя, что губы едва слушаются. — Самая долгая.

Его собеседник лишь усмехнулся в ответ — и достал из складок плаща дудочку. Стоило ему это сделать, как Фенрир, до того все еще притихший, словно сонный, мгновенно встрепенулся и подскочил.

«Играть хочет», — подумал Олег.

Фенрир тявкнул.

Дудочка издала протяжный, высокий звук.

Фенрир еще раз тявкнул, а потом завыл — так же, как перед тем, как сорваться с поводка, протяжно, почти жутко. Этот вой и звук отдавались в голове Олега странным эхом, и вся ночь, с самого ее начала, когда между деревьями мелькнул оранжевый отсвет, и до того, как Олег открыл глаза и увидел тлеющие угли в рунном кругу, обретала смысл. И тут же его теряла, рассыпалась тенями, осколками сновидений, путаными догадками о том, кто приходил к костру, кто приглашал к нему, зачем здесь оказался Олег и его собака, зачем вообще было все это.

Леночка с ее претензиями осталась где-то там, за пределами светового круга.

Но именно Леночка почему-то вернула Олегу то, чего так не хватало.

— Собаку, — сказал он, пытаясь расправить плечи. — Отдай.

Вой затих, и подобие музыки — тоже. И Фенрир, и тот, кто играл с ним, повернулись к Олегу с одинаково недоуменными лицами.

Или мордами.

Фенрир радостно прыгнул.

Тот, другой, ухмыльнулся и сощурился не по-доброму.

— Вот, значит, как ты платишь за приют у костра. Грубишь мне, — сказал он холодно, словно Олег и правда его обидел, и тут же поспешил успокоить: — Отдам, брат, отдам. Живого отдам, не бойся, только дай нам закончить начатое.

Песня продолжилась, словно не прекращалась, и все остальное исчезло.

Даже мысль о том, что их давно должны были пойти искать.

Угли в круге из камней мерцали, Олег смотрел на них, и ему казалось, что там, среди черного и оранжевого, разворачиваются сражения, сменяют друг друга эпохи, ссорятся древние боги, кто-то танцует, кто-то оплакивает весь этот мир. Шесть ног — четыре собачьих и две чужие, а человеческие ли, то был вопрос — выписывали вокруг кольца и петли, словно тоже танцевали, огибая Олега, который был такой же фигурой танца, как и костер.

Небо над головой перестало быть низким, тяжелым от снега. Облака разбежались, и где-то там, в вышине, в просвете между верхушками сосен, ярко-ярко горели звезды и что-то еще. Всполохи зеленого, фиолетового, белого — такие же, как оранжевые блики на углях, разбегались по небесам. 

Олег знал, что этого не может быть.

Но видел своими глазами.

***

Олег очнулся от холода и не сразу понял, где очутился. Он спал, укрытый тяжелым одеялом, а рядом, прямо у самой его головы, лежал Фенрир. Собачий бок был теплым. Резко пахло мокрой шерстью, хвоей и дымом. Телефон во внутреннем кармане надрывался — сработал будильник.

Пришлось расстегивать куртку и доставать, чтобы не надоедал.

Олег сел, уставившись в сумерки. Одеяло сползло с него, и вдруг оказалось, что Олег заснул на подстилке из еловых ветвей. Прямо на земле, рядом с Фенриром, между двух невысоких елочек, которые закрывали их от ветра. Светлело.

То, что было ночью, казалось странным, невозможным сном, но Олег, глядя на то, как Фенрир потягивается и пытается что-то выкусить у себя в лапе, думал об этом. И чем дальше он думал, тем больше склонялся к тому, что ну его к чертовой бабушке — в это лезть. Нужно дойти до коттеджа, поесть и валить отсюда.

Будильники отзвонили, и телефон снова молчал. За ночь — ни сообщения, ни звонка, даже Леночка подозрительно притихла. Словно никто и не заметил, как Олег исчез. И трубку тоже никто не брал.

Они вдвоем с Фенриром вышли на тропу, а потом Олег узнал сначала поваленное дерево, потом склон холма и поворот с мусорной свалкой. Фенрир бежал чуть впереди, без поводка, потому что хваленую рулетку Олег где-то посеял, пока бегал по лесу и звал дурную собаку, и было сейчас в Фенрире что-то не то. 

Олег пытался понять, что изменилось. Дурная собака словно бы повзрослела за одну ночь. 

Вытанцевался, подумал Олег, навылся.

Встретил своих — и успокоился.

Может, кроссовки больше жрать не будет.

Фенрир остановился и укоризненно на него посмотрел, словно угадал мысли. И тут же потрусил дальше, зарываясь носом в вереск и обнюхивая кусты.

Коттедж, когда они к нему вышли, казался пустым, и Олег чуть не испугался, что все уехали, забыв о нем. Но нет: обе машины, мрачный старый внедор и новенькая иномарка, стояли здесь. Олег сел на деревянное крыльцо и выдохнул.

И только сейчас почувствовал, что все в порядке.

И никакая Леночка с ее истериками после такого уже не страшна. Пусть себе пишет. Олег найдет, что ей ответить.

Только бы руки перестали так трястись.

Фенрир, скотина такая, бегал по двору и что-то вынюхивал, будто забыл, где спрятал нычку. Он вдруг подбежал к Олегу и сунул нос под руку, мол, я тут, хозяин, смотри. И застыл так, пока Олег смотрел, как пальцы дрожат, словно его лихорадит. 

Хлопнула дверь.

Кто-то осторожно вышел на крыльцо, кто-то небольшой, в серых джинсах.

— Уже погуляли?

Рядом с Олегом на чуть влажные доски встала чашка с кофе.

Олег повернул голову. Женя, одна из девушек в компании, затесавшаяся в нее как сочувствующий, потому что собаку очень хотела, но пока завести не могла, внимательно  на него смотрела. Она была растрепанной, в плотном синем свитере с воротником под горло. На щеке отпечатался след от подушки. В руках была еще одна чашка.

— Ага, — сказал Олег. — Погуляли.

— Ну, хоть кто-то еще встал, — Женя улыбнулась. — Всю ночь какая-то чушь снилась, Танька вообще ворочалась и будила меня три раза. И проснуться все никак не могу. Решила вот кофе сварить, а тут тебя в окно увидела. — Она поставила чашку на доски между ними двумя и выудила из кармана безрукавки пачку сигарет и зажигалку. — Будешь?

Она протянула ему пачку.

И Олег понял, что не откажется.

Фенрир смотрел, как хозяин закуривает, с таким выражением, словно осуждал, но комментировать не стал — только обнюхал Женю и, не найдя в ней ничего интересного, убежал что-то раскапывать в снегу.

— Хороший он, — сказала Женя.

— Только дурной, — ответил Олег. — Весь в хозяина.

Читайте также

Роман Файницкий «Забвение»

 Роман Файницкий |  21.02.2021 |  526

Главный герой вместе с девушкой-фотографом Мартой уже какое-то время живёт в доме на отшибе. Вокруг — ни души, идиллию нарушают лишь мощные ураганы, которые налетают каждые несколько дней.