Хвост — это ложь

«Кошки», какими вы их знаете, не фильм, а мем. Его невозможно (да и неинтересно) смотреть в отрыве от контекста, которым эта экранизация обросла в массовой культуре. Престранные отчёты со съёмочной площадки, где лучших поп-звёзд Америки целый месяц заставляли извиваться, корчиться и обнюхивать друг друга в «кошачьей школе». Криповые фан-трейлеры под музыку из фильмов ужасов. Отзывы шокированных видеоблогеров, впавших в экзистенциальный кризис. Твиты укуренного Сета Рогена, который в истерике бьётся над котами, танцующими чечётку в модных кедах фирмы Chuck Taylor.

Именно это — «Кошки», мировой медиафеномен, о котором знают и шутят все. А фильм? Фильм почти никто и не посмотрел. Он тихо-мирно провалился в прокате, собрав ничтожные 76 миллионов долларов. В культурной памяти его фактически не существует. Но «Кошки» как мем останутся одним из самых ярких и неожиданных событий 2019 года. Ни одна реальная сцена, снятая режиссёром Томом Хупером, не сравнится с теми безумными, интригующими фантазиями, что рождаются в мозгу интернет-комментаторов, пытающихся описать, преобразовать, хотя бы просто осмыслить происходящее на экране.

Впрочем, для «Кошек» это нормально.

Мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера, поставленный в лондонском Вест-Энде в 1981 году, стал первым глобальным мемом в истории музыкального театра. Мгновенно узнаваемый постер с жёлтыми глазками. Новаторское устройство сцены, при котором исполнители взаимодействуют со зрителями. Лавина сопутствующих товаров, от столовой утвари до футболки c постером, ставшей одним из самых продаваемых предметов одежды в восьмидесятых. Ария Memory, вмиг разлетевшаяся по всем барам и свадьбам. И, наконец, яркая рекламная кампания, заточенная прежде всего под туристов. Те приезжали в чарующий западный мегаполис, переживали невероятное музыкальное потрясение, а затем возвращались домой, интригуя друзей описаниями дивных зрелищ, необычных спецэффектов и непонятных текстов. Сарафан порождал спрос, и вот уже театры от Токио до Торонто дрались за право поставить нашумевший мюзикл.

«Кошки» — это чистый, эталонный хайп, который для зрителей отбивался по эмоциям ещё за пределами театра. На мюзикл шли, чтобы о нём говорить, и всем миром отдали за это удовольствие почти четыре миллиарда сборов. Голливуд тоже очаровался «Кошками». Да и как устоять перед соблазном перенести суперуспешный мюзикл (и шумиху вокруг него) на язык самого массового из искусств? Ох, если бы всё было так просто!

Побудь в моей шкуре

Хорошо, давайте сразу разберёмся в самом жутком художественном решении кино-«Кошек». Зачем нужно было превращать всех героев в мохнатых компьютерных мутантов с человеческими глазами, губами и пальцами — и кошачьим всем остальным? Неужели никому из съёмочной группы не захотелось сбежать с площадки или хотя бы вежливо спросить у авторов, за какие грехи они так ненавидят человечество?

Есть мнение, что цифровые шкуры — результат провальной попытки сделать фильм более реалистичным. Но это маловероятно: «Кошки» никогда не стремились к реализму. Мир оригинального спектакля полон условностей, искажённых пропорций, кислотных неоновых цветов и «мяукающего», расстроенного синтезатора. Не забывайте, мюзикл родился в разгар восьмидесятых — и фильм хранит верность эстетике сорокалетней давности, видимо, надеясь попасть в одну струю с ностальгическими проектами а-ля «Очень странные дела».

Язык песен тоже откровенно безумен. Тексты основаны на абсурдистских стишках поэта Томаса Элиота, написанных им ещё в 1939 году для малолетних племянников. Герои там носят имена вроде Старик Второзаконие или Ерши-Тревожь, а в строках встречаются совершенно непереводимые звуковые пируэты — например, «ineffable effable effanineffable». Люди, далёкие от английской литературы, могут представить себе мюзикл на абсурдные стихи Даниила Хармса про «гахи глели на меня, сынды плавали во мне» — это ближайший возможный аналог.

«Кошки» живут по логике детской сказки или наркотического угара: ритм, постоянное движение, простые идеи о зле и добродетели, рассказанные игриво-сложным, придурочным языком. Сюжет фактически отсутствует. Эпизодические герои (а главных нет!) просто выходят один за другим, представляются, поют, танцуют и травят байки. Весёлые, толстые, шумные, скромные, коварные, жертвенные, мудрые, грациозные, одним словом — «джелликл»: парад кошек-статистов, образов и прилагательных. Неслучайно многие персонажи были придуманы самими актёрами в ходе импровизаций на репетиции.

Так что, если фильм пугает вас компьютерными манекенами кошколюдей, приготовьтесь к ещё более ужасающей правде. Ни в одной из мультивселенных на таком исходном материале НЕВОЗМОЖНО снять «нормальный» художественный фильм. Каждое решение в нём — не единичная ошибка, а часть общего замысла, попытка соответствовать уровню первоисточника. Более традиционные маски и грим под прицелом кинокамеры выглядели бы излишне театральными и даже… ну да, реалистичными: просто артисты в костюмах! А «Кошки» требуют условности, стилизации, сдвига по фазе.

Секс, котики и рок-н-ролл

Вряд ли кино-«Кошек» смог бы поставить кто-то, кроме Тома Хупера. Большинству зрителей этот британский режиссёр известен по оскароносной драме «Король говорит!» и недавнему сериалу «Тёмные начала». Но за внешне престижной карьерой скрывается талант Хупера к совершенно неожиданным творческим идеям. Он обожает снимать лучших актеров Британии на фоне обшарпанных стен. Он превратил Олега Меньшикова в сербского окулиста-убийцу. И именно Хупер решил, что эпический мюзикл про французскую революцию лучше всего снимать на дрожащих крупных планах с записанным вживую пением.

Так что безумно-театральный мир «Кошек» ему под стать. И действительно, в те редкие моменты, когда Хупер следует за первоисточником, фильм… работает! Здесь есть на что посмотреть: декорации впечатляют изобретательностью, танцевальные номера поставлены и смонтированы очень бойко, а хореография бережно перенесена из бродвейской версии 2016 года. Ну и конечно, музыка Эндрю Ллойда Уэббера с её необычной гармонией и жонглированием разными жанрами. Это яркое, своеобразное и, да, намеренно сексуальное зрелище, которое заседает в памяти прочнее, чем многие более традиционные мюзиклы последних лет вроде «Величайшего шоумена».

Проблемы начинаются, когда «Кошки» изменяют своей природе, чтобы стать «настоящим кино». Пунктирный сюжет первоисточника Хупер и его соавтор Ли Холл попытались сделать более чётким. Эпизодического злодея Макавити они превратили в главного антагониста с шайкой приспешников. А наивная белая кошка Виктория неожиданно стала главной героиней с каким-никаким развитием характера по ходу сюжета. Для пущей важности ей даже выделили новую сольную песню, написанную Уэббером в сотрудничестве с вездесущей Тейлор Свифт.

Однако вот беда: эта современная поп-ария не вписывается ни в абсурдистскую поэзию Элиотта, ни в «восьмидесятнические» ретро-синтезаторы остальной музыки. Так же и дополнительный сценарный каркас привлекает излишнее внимание к общей бессюжетности «Кошек». Решения, которые сами по себе могли пойти фильму на пользу, скатываются в месиво из противоречий, ошибок и недоработок.

Бог с ним, к кошачьим компьютерным шкурам постепенно привыкаешь, — но невозможно привыкнуть к скачущему качеству графики и задников, иные из которых будто пришли из видеоигр середины 2000-х. Цифровой мех убивает эффект от хореографии: как поверить во (вполне реальное) мастерство танцоров, если на экране их персонажи выглядят анимированными болванчиками?

Сама концепция «Кошек» не терпит компромиссов. И тут у авторов было два пути. Либо уходить в экспериментальный полупорнографический артхаус, либо вовсе прощаться с реальностью и снимать мультфильм. Именно таков был замысел Стивена Спилберга, подступавшегося к анимационной экранизации мюзикла еще в девяностых, но, увы, его студия Amblimation разорилась, не успев начать производство.

А «Кошки» Хупера в итоге застряли между разными медиаформатами. Для фильма здесь всё слишком мультяшное, условное и ограниченное: большая часть событий разворачивается в двух-трёх основных локациях! Для театрального спектакля, построенного на музыке и танце, здесь не хватает веры в реальность исполнителей. И, наоборот, для мультфильма «Кошки» слишком цепко держатся за первоисточник с его отточенной хореографией.

И вот что страшнее всего: то, что сорок лет назад обеспечило успех мюзиклу Уэббера, теперь обрекло экранизацию на провал. «Кошки» созданы, чтобы о них говорить. До распространения интернета меметичность проекта позволяла поддерживать к нему международный интерес. Но к 2020 году мемы уже давно зажили собственной жизнью, не принося создателям ни цента. «Кошек» обсуждают, высмеивают и анализируют, про них знают всё, — а сам фильм для этого смотреть вовсе не обязательно.

Так выглядели бы «Кошки» от Спилберга

Но вдруг вы всё-таки захотите сбежать от мрачных коронавирусных будней в иной, сумасшедший мир, пропитанный сексом, неоном и писком винтажных синтезаторов? Что ж, сделайте себе одолжение и настройтесь на нужный лад. Отдайтесь безумству. Примите валерьянки — или чего покрепче. Отпустите сюжет и даже не пытайтесь понять, что такое «джелликл».

Доверьтесь самому Эндрю Ллойду Уэбберу. Когда великий бродвейский режиссёр Хэл Принц стал расспрашивать его о сути «Кошек» — мол, это же всё метафора британской политики и персонажи списаны с королевы Виктории и министра Дизраэли, верно? — маэстро посмотрел на него как на сумасшедшего и покачал головой.

Хэл, это всего лишь кошки.