Эдуард Веркин «Остров Сахалин». Постапокалиптическое путешествие со слабым привкусом надежды

Роман
Жанр: постапокалиптическая драма, литературная игра
Издательство: «Э», 2018 год
Серия: «Эдуард Веркин. Взрослая проза»
480 стр., 1500 экз.
Похоже на:
Кормак Маккарти, «Дорога»
аниме-сериал «Путешествие Кино» (2003)

Привычного нам мира больше нет: ядерная война, природные катаклизмы и глобальная эпидемия «мобильного бешенства», превращающая людей в подобие зомби, коренным образом изменили облик Земли. Америка и Россия уничтожены почти полностью, от Европы и Китая остались жалкие ошмётки. Единственная цивилизация, выжившая на почти разрушенной планете, — японская. Естественно, послевоенная Япония вовсе не похожа на рай. Это милитаристское кастовое общество, насквозь пропитанное шовинизмом и ксенофобией. Но на фоне тотальной разрухи даже такое неуютное местечко сродни земле обетованной.

Девушка с поэтичным именем Сирень, дочь влиятельного чиновника, женатого на русской, приезжает на Сахалин, превращенный японцами в своеобразный ГУЛАГ. С одной стороны, это место ссылки для преступников и неблагонадёжных элементов, с другой — перевалочный пункт стремящихся в Японию беженцев с континента.

Сирень — практикующий футуролог, она должна изучить ситуацию на Сахалине, чтобы составить прогноз на будущее. Девушка и выделенный ей в провожатые Артём, один из немногих уцелевших русских, отправляются в путешествие по острову. Впрочем, вскоре оно превращается в настоящие гонки со смертью…

С самого начала внимание притягивает избранный писателем формат. Перед нами своего рода литературная игра, в основу которой автор положил одноимённые путевые записки Антона Павловича Чехова. Классик русской литературы посетил Сахалин в 1890 году и оставил потомкам живописные подробности мрачного существования каторжников, ссыльных, их тюремщиков и прочего люда. Одновременно Чехов немало внимания уделил фактологическим и статистическим подробностям жизни на Сахалине. Так что книга классика — занятный гибрид дневника и научно-популярного исследования.

И в первой половине романа Эдуард Веркин тщательно стилизует текст под Чехова — за исключением информационной преамбулы о мировой войне и её последствиях, а также парочки интерлюдий, где мы узнаем про Артёма и его окружение. В остальном же перед нами типичные путевые заметки — мы, словно путешествуя бок о бок с Сиренью, знакомимся с неприглядным бытом и мерзкими особенностями сахалинской жизни.

У такого авторского приёма есть как достоинства, так и недостатки. Да, тщательно выверенная литературная игра производит яркое впечатление. Однако искусную стилизацию способны оценить прежде всего те, кто читал чеховский «Остров Сахалин». Всем остальным без малого две сотни начальных страниц романа могут показаться скучноватыми.

Конечно, колоритные подробности сахалинской постапокалиптической жизни шокируют, но даже шок вскоре становится чем-то обыденным. А так роману поначалу явно не хватает драйва: Сирень с Артемом просто перемещаются из одного пункта в другой, чем сюжетные перипетии и исчерпываются. Примерно треть книги кажется затянувшейся экспозицией — стилистически и интеллектуально, безусловно, интересной, но несколько монотонной. К тому же персонажи поначалу не вызывают особого сочувствия — уж больно они плоские.

Ближе к середине чеховская стилизация обрывается: на Сахалине вспыхивает восстание каторжников, бессмысленное и беспощадное, герои попадают в смертельно опасное положение и вынуждены прилагать максимум усилий, чтобы выжить. На кровавые подробности мятежа и на приключения в духе то «Дороги», то «Безумного Макса» наслаиваются все новые угрозы и вызовы, так что ни героям, ни читателям скучать уже точно не придётся.

Постепенно вырисовывается идейный посыл романа, хотя его и сложно свести к единому знаменателю. Основные персонажи — Артём, коренной сахалинец Чек, поэт-каторжник Сиро Синкай — проходят через серьёзные метаморфозы, играя важную роль в становлении главной героини. Ведь именно Сирени предстоит, полностью изменившись — и духовно, и физически, — положить новое начало почти обречённому человечеству.

Поэтому, хотя роман  из разряда тех книг, на обложке которых так и хочется поставить гриф «по прочтении вскрыть вены», финальные строки всё-таки внушают оптимизм. Несмотря на все испытания и катастрофы, человечество не просто выживет, но и сделает широкий шаг в будущее, к звёздам. Даже если вы на дне, ещё остаётся шанс. Нужно лишь верить и стремиться ввысь во что бы то ни стало.

И совершенно лишним выглядит постскриптум в виде сюжетного приквела, который откровенно смазывает впечатление сдержанного оптимизма, успевшее сложиться после прочтения эпилога. Невольно задаёшься вопросом: зачем? Зачем автор рождает у читателя робкую надежду, чтобы затем нещадно её прихлопнуть?

Между постройками в беспорядке лежали детали различных машин, вероятнее всего использовавшихся в горных и химических производствах. Котлы, фермы, колеса и поршни, огромные, в человеческий рост и выше, изъеденные кислотой, коррозией и давлением, страшные, точно на самом деле побывавшие в инфэруно, впрочем, может, так оно и было. Глядя на них, я думала: что же здесь творится с людьми, если не выдерживают машины?