Рецензия на антологию

Зелёный рыцарь: Легенды зачарованного леса

 Светлана Евсюкова |  11.09.2016 |  5379

Отличная антология волшебных историй для тех, кто соскучился по старым добрым сказкам.

Они заблудились: по-другому это было не назвать.

Дон с трудом пробиралась между нескончаемыми деревьями, изо всех сил стараясь подобрать слово, которое звучало бы чуть менее безнадежно.

Эван тоже притих. Он больше не пинал придорожные камни, надеясь найти под ними каких-нибудь интересных ползучих тварей, перестал трясти корявые яблоньки, склонившие шишковатые ветви к тропинке, и даже больше не вопил чуть что: «Смотри, что я нашел!» Теперь он молча шел вперед, втянув голову в плечи и засунув руки глубоко в карманы. Дон знала: Эван пытается не подавать виду, что ему хочется взять ее за руку, пытается притвориться, что ему совсем не страшно.

Сбились с дороги. Заблудились. Потерялись. Они оказались в том месте, куда деваются все пропавшие вещи. Знаете, про которые люди говорят: «И куда же, во имя всего святого, я положил эту штуку?» И вот в таком месте она и застряла со своим маленьким братом. Сумеречный свет заливал безлюдный холмистый лес. Уже начался листопад, и сперва Эван то и дело останавливался, чтобы с размаху броситься в кучи опавшей листвы — красные, желтые и рыжие листья с шуршанием разлетались в стороны.

Дон тяжело вздохнула. Конечно, Эван считает, будто сейчас она с легкостью их спасет. А она вообще не хотела брать его с собой! Но ей пришлось тащиться следом, пока он радостно носился вокруг, с плеском прыгал в ручейки и гонялся за белками. Теперь Эван устал, вымазался в грязи и проголодался, а найти дорогу домой должна именно она.

Проблема заключалась еще и в том, что дом, в общем-то, домом не был. Дядюшка Ридли жил в хижине на склоне скалистой горы. Ее окружали известняковые насыпи — желтые, оранжевые, серебристосерые. Изъеденные колеями дороги здесь начинались ниоткуда и вели в никуда — впрочем, по ним все равно, кажется, никто не ездил. Дон понятия не имела, как узнать дорогу, даже если они и встретят кого-нибудь, у кого можно это спросить. Все тут было совсем не как в городе, где везде развешаны таблички с названиями улиц, стоят телефонные будки и ходят люди, к которым можно обратиться за помощью. Еще там всегда горят огни и даже ночью никогда не бывает по-настоящему темно.

Возникший из ниоткуда куст ежевики вцепился Дон в джинсы, и она раздраженно выпуталась из колючих ветвей. Вдруг сверху что-то упало, легонько стукнув ее по голове — как будто в довершение ко всему дерево решило броситься в Дон камешком.

— Ай! — воскликнула она и яростно потерла ушибленную макушку. Эван посмотрел на землю, затем присел на корточки и поднял что-то круглое.

— Смотри, орех, — Эван бросил на сестру взгляд, полный надежды. — Я ужасно хочу есть!

— И не думай, — велела Дон, мигом отбирая у него находку.

— Почему? Мне никогда не было плохо от орехов.

— Это потому, что тебе никогда не попадались ядовитые.

И Дон забросила орех так далеко в кусты, как только смогла. Неожиданно кусты ожили, зашевелились и зашуршали, по листьям пробежала дрожь. Дон в страхе замерла на месте.

Из густой листвы, громко хлопая в воздухе короткими крылышками, выпорхнула птица — большая, серая, с длинными нескладными ногами. Она неловко опустилась на землю и испуганно засеменила прочь.

Это была самая странная птица, которую Дон видела в своей жизни.

— Кто это? — прошептал Эван и потянул сестру за край свитера, пытаясь спрятаться.

— Не знаю, — ответила Дон, но тут вспомнила: точно такую она видела на одной из бутылок в доме дядюшки Ридли. — Это индейка, — с удивлением произнесла она. — Дикая индейка.

— А где ее хвост? — подозрительно спросил Эван.

В школе он раскрашивал бумажных индеек, чтобы украсить ими окна на День благодарения.

— Наверное, первые колонисты слопали всех индеек с хвостами, — предположила Дон, вырываясь из его хватки. — Перестань за меня цепляться. Ведешь себя как маленький.

Эван отпустил ее, сунул руки глубоко в карманы и в гордом молчании последовал за сестрой. Дон снова вздохнула — на этот раз беззвучно. Она была старше брата на шесть лет. Дон качала его на коленях и кормила завтраком с ложечки, она учила его читать, а как-то раз даже побила рюкзаком мальчишек, задиравших его возле школы. Но теперь-то она выросла, а он по-прежнему ходил за ней хвостиком, словно не видел, что она для этого уже слишком взрослая. Дон совершенно не нравилось, когда ее братец крутился вокруг, напоминая о том, что когда-то и она была такой же маленькой, шумной, беспомощной и совершенно неинтересной.

Дон рассеянно пнула ствол поваленного дерева — сухая кора с треском отлетела на жухлую листву.

Она просто хотела прогуляться по лесу, чтобы избавиться от дядюшки Ридли и его бесконечных историй. У нее уже сил не было слушать про рыбалку и про то, как ее отец пытался приладить на крючок эти маленькие штучки из перьев, которые похожи на что угодно, только не на мух. Но она же не могла просто сходить и посмотреть, куда ведет старая проселочная дорога, правда? Эвану обязательно нужно было увязаться за ней, весь день без умолку трещать у нее над ухом и в итоге завести их не пойми куда.

— Умираю с голоду, — пробурчал Эван. Он заговорил впервые с тех пор, как они встретили индейку. — Мог бы съесть целого Бэмби.

Эван вспомнил про Бэмби неслучайно. Именно это слово произнесла их мать, узнав, что папа снова собирается на охоту со своим братом — с тем самым, который решил сбежать от цивилизации, отрастить кустистую бороду и жить как настоящий дикий человек. На стенах дома дядюшки Ридли висело оружие, а еще у него была трофейная голова лося, которого он подстрелил «где-то на Севере». Каминную полку украшали разноцветные деревянные утки.

Эвану приходилось делить комнату не только с папой, но еще и с невообразимым количеством багров, наживок для рыбы, катушек, ножей, самодельных луков со стрелами и ящиков с инструментами. Дон же спала на кушетке в гостиной, и голова лося всю ночь следила за ней утомленным взглядом. Как-то раз угли в камине вспыхнули особенно ярко, и глаза чучела озарились глубоким внутренним светом: казалось, зверь вдруг припомнил свою прошлую жизнь, которая у него была, пока ему не посчастливилось столкнуться с дядюшкой Ридли и его ружьем.

Внезапно Дон зацепилась ногой за корень, взмахнула руками и с трудом удержала равновесие. Она остановилась, в отчаянии пытаясь отыскать хоть что-нибудь знакомое. На склоне соседнего холма показался дом: крошечный белый кубик, пристроившийся у самого края поля размером с почтовую марку. Росшие рядом деревья расплывались в туманной дымке, и в густых сумерках Дон не могла даже сказать, какого они цвета. Мир вокруг постепенно серел и исчезал.

Нос у Дон замерз, и пальцы тоже озябли: она была одета только в джинсы, слишком узкие, чтобы спрятать руки в карманы, и светло-голубой свитер, расшитый бисером. Мама, конечно, была права насчет этого свитера. «Очень глупо, — твердила она Дон, — носить его в деревне, где тебя и не увидит никто. К тому же осенью в нем прохладно».

— Думаю, мы уже рядом, — заверила Дон брата.

Он был достаточно взрослым, чтобы понимать, когда она лжет, но иногда все равно ей верил.

— Темнеет.

— И что с того?

— Когда темнеет, появляются всякие… штуки, правда? В смысле, в лесах. Такие, с зубами, знаешь? И очень голодные.

— Такое только в фильмах случается, — отрезала Дон. — Если ты видел что-то в фильме, значит, оно ненастоящее.

Но Эвану было не пять лет, чтобы на такое купиться.

— А как же слоны? — поинтересовался он. — Слоны-то настоящие.

— А тебе откуда об этом знать?

— И косатки тоже — я в океанариуме видел. И летучие мыши — я…

— Хватит спорить, — сердито оборвала его Дон. — В этом лесу тебя никто не съест, так что…

Ее прервал пронзительный, полный ужаса вопль, донесшийся откуда-то из-за деревьев. Брат с сестрой вцепились друг в друга, дрожа от страха.

— Что это было? — хором спросили они срывающимися голосами.

— Кого-то сожрали! Я говорил, что они появляются с темнотой! Говорил, что…

— Кто появляется?

— Оборотни, вампиры, ведьмы и…

Что-то хрустело опавшей листвой, постепенно приближаясь к ним. Эван осекся и прижался к сестре.

Дон обняла его и яростно принялась крутить головой в поисках каких-нибудь ведьм.

— Сова, — произнес кто-то.

Дон ровным счетом никого не видела, поэтому просто развернулась и потащила Эвана за собой. Может, это с ней деревья разговаривают. Или вон тут куст, усыпанный маленькими ягодками. Дон резко обернулась. Или голос доносится с дерева?..

Но нет. Незнакомец стоял прямо перед ней, скрываясь в тени огромного дуба, на чьих корявых ветках остался единственный дрожащий на ветру листок. Похоже, он использовал густую тень в качестве укрытия.

Чуть раньше Дон и Эван столкнулись с оленем, и тот смотрел на них точно так же: с любопытством, но настороженно. И замер он тогда так же неподвижно, готовый удрать в любой момент.

Из-под жидкой челки на Дон смотрели диковатые глаза, мерцающие в темноте, словно огонек свечи. Незнакомец ничего больше не говорил и только молча разглядывал Дон. Та растерянно рассматривала его в ответ, пока не осознала, что он — первый человек, которого они встретили в лесу с самого полудня. Девушка подумала, что если спугнет его, он исчезнет в чаще, прямо как тот олень, а ей этого совсем не хотелось.

— Я считала, — с трудом переводя дыхание, сказала Дон, — что совы ухают.

— Сипуха, — кратко ответил он, словно это все объясняло. У него оказался мягкий, неожиданно глубокий голос, хотя выглядел он немногим старше Дон.

Эван высунулся у нее из-под локтя и окинул незнакомца взглядом. Придя к какому-то решению, мальчик с достоинством выбрался из объятий сестры.

— Мы потерялись, — признался он. — После завтрака решили сходить посмотреть на дорогу, а потом увидели в лесу оленей и хотели подойти поближе, но они убежали, и мы побежали за ними, а потом увидели ручей с такими камешками, чтобы перебраться на другую сторону. Мы перебрались, а там повсюду были такие здоровенные грибы, розовые, серые и желтые, а потом мы увидели черно-белую белку.

Лицо незнакомца как-то странно изменилось. Оно все еще оставалось спокойным, но Дон показалось, что она видит едва заметную тень улыбки. Может, он подумал о чем-то забавном.

— Скунс, — уронил он еще одно скупое слово.

— Я ему так и сказала, — пробормотала Дон.

— А потом мы пошли…

— Меня зовут Дон Чейз, — вмешалась она. Похоже, Эван собирался перечислить все, чем они занимались с полудня. — Это мой брат Эван. Мы приехали в гости к нашему дядюшке Ридли.

Лицо юноши внезапно окаменело, превратившись в неподвижную маску.

— Ридли Чейз.

— Ты его знаешь?

Он кивнул, вышел из-за деревьев и указал куда-то рукой. Если честно, Дон не увидела ничего, кроме бесконечных деревьев и черных теней, затянувших небо.

Она крепко стиснула кулаки.

— Пожалуйста. Я не понимаю, где мы и куда идем. Я даже не думала, что бывает так темно, пока не оказалась в этом лесу. Ты можешь отвести нас домой?

Юноша не ответил — только кивнул и направился в ему одному известную сторону. Дон озадаченно смотрела вслед, пока Эван не схватил ее руку своей влажной грязной ладошкой и не потащил вперед.

Когда стало так темно, что даже ярко-рыжие волосы незнакомца затерялись в ночи, наконец-то взошла луна.

Дон в восхищении остановилась. Луна была словно из книжки сказок — огромная, яркая, оранжевая, как тыква, и абсолютно не похожая на ту маленькую белесую луну, что висит над городом в окружении парочки звезд и мигающих огоньков ночных самолетов. Эта луна выглядела так, будто впервые взошла над новым, только что родившимся миром, и Дон чувствовала себя первым человеком на земле, поднявшимся на ноги, чтобы полюбоваться этим чудом.

— Смотри, — ткнул ее в бок Эван, — мы дома.

«В смысле дома? — озадаченно подумала Дон. — Мы вообще в той вселенной?»

Но брат потянул ее вперед, и вскоре Дон действительно увидела светящееся окошко дома. Теперь она даже могла различить знакомые оленьи рога, украшающие вход в хижину дядюшки Ридли.

Дон ошарашенно огляделась по сторонам, но проводника и след простыл.

— Куда… Куда он делся?

Эван уже бежал по дорожке, ведущей к хижине.

— Мы тут! — закричал он.

Дверь тут же распахнулась, и из-за нее показалось ухмыляющееся лицо дядюшки Ридли. В ногах у него путался старенький лабрадор, оглашающий всю округу радостным лаем.

— Вот вы и объявились! — прокричал дядя в ответ. — Я знал, что вы найдете дорогу домой!

— Вообще-то, это не мы ее нашли, — возразила Дон. Луна бросала на землю густые тени, воздух уже подернулся дымкой тумана. — Мы встретили…

— Я умираю с голоду! — воскликнул Эван. Он пытался проскочить мимо лабрадора, а лабрадор, в свою очередь, пытался зализать его до смерти. — Что у нас на ужин?

— Бэмби, — гордо ответил дядюшка Ридли.

Дон тут же вспомнила лесную поляну и белое пятно оленьего хвоста, мелькающее среди деревьев. Она медленно поднялась по ступенькам, все еще оглядываясь по сторонам.

— Нас довели до дома.

— Кто? — спросил дядюшка Ридли, пропуская племянницу вперед.

— Не знаю. Он так и не сказал. Он вообще не очень много говорил. Выглядел, наверное, на пару лет постарше меня. У него еще были ярко-рыжие волосы.

— Похоже на Охотника, — ответил дядюшка Ридли. — Там, в горах, живут Охотники. Большинство из них рыжие. Наверное, это был Райан. Или скорее Оукли — из него слова клещами не вытянешь.

— Я его даже поблагодарить не успела, — Дон замерла на пороге. От восхитительного запаха еды в желудке у нее громко заурчало. — А папа где?

— Поехал на грузовике вас искать. Перепугался страшно. В горах всегда найдется какой-нибудь идиот, который палит по всему, что шевелится. Наверное,

твой папа сам уже где-то потерялся. А я говорил ему, что в этом лесу вам нечего бояться! Тут даже медведи пугливые.

— Медведи?

— Но все равно вам не стоит уходить далеко от хижины, пока не кончится охотничий сезон. Давай, заходи, пока летучие мыши не налетели, поешь.

— Пахнет замечательно.

— Что может быть лучше свежей дичины? Подстрелил этого рогача на прошлой неделе у самой Скудной Лощины.

— Рогача?

— Оленя, — объяснил дядюшка Ридли.

Когда Дон проснулась следующим утром, дома никого не было. Она смутно припоминала, что все ушли на охоту — даже собаку с собой взяли. На рассвете Дон то и дело будил громкий шепот, бурление кофе в турке, хлопанье дверей и скворчание бекона на сковородке.

— Тихо, — шикал на Эвана отец, когда тот в очередной раз повышал голос от возбуждения и становился похож на взбесившуюся дрель.

— Мне правда дадут пострелять?

— Тихо!

Потом они наконец убрались, и Дон снова смогла уснуть. В хижину проникал рассеянный свет. За окном осыпались листья — словно шел бесконечный разноцветный дождь. Дон наблюдала за ним лежа на диване, пока в голове у нее проносились разрозненные обрывки мыслей.

Вчера выяснилось, что она вполне способна съесть оленя — особенно если называть его дичиной. Еще она надеялась, что Эван никого не убьет. Ее брат в жизни не держал ружья. Дядюшка Ридли приглашал и Дон поехать с ними, но она отказалась. Ей не очень хотелось убедиться в том, что прекрасное животное с влажными глазами, тревожно глядящее ей вслед, и дымящееся жаркое в тарелке — по сути, одно и то же.

Глаза из ее воспоминания вдруг превратились в почти человеческие.

Дон потянулась, размышляя, чем бы сегодня заняться. Она совсем не разглядела незнакомца в темноте, но увидела достаточно, чтобы в ней проснулось любопытство. Это спокойное, неподвижное лицо…

Дон резко села и принялась приводить в порядок растрепанные волосы. Если она не уйдет далеко от хижины, никто не примет ее за оленя, но, может быть, ей удастся увидеть того парня еще раз.

Поначалу Дон устроилась на бугристой лужайке и честно пыталась читать. Затем ей это надоело, и она переместилась к ручью около дома. Остаток дня Дон провела, отмахиваясь от мошек и наблюдая, как водный поток уносит прочь сухие листья.

Теплые солнечные лучи постепенно заставили ее веки отяжелеть, и она почти уснула в продавленном ивовом кресле, как вдруг услышала позади скрип досок. Дон открыла глаза.

Незнакомец не сказал ни слова — только отрывисто кивнул. Радужка у него была такой темной, что даже на свету сливалась со зрачками.

Его черты снова неуловимо изменились — знаете, какое бывает выражение лица у людей за секунду до того, как они улыбнутся? Но он не улыбнулся.

Дон выпрямилась на стуле, часто моргая. Затем поправила волосы и улыбнулась первой.

Под кожей цвета сухой осенней листвы перекатывались мускулы, а солнце окрашивало огненные волосы золотом.

— Райан? — предположила Дон, вспомнив слова дяди. — Или ты Оукли?

— Оукли, — подтвердил он глубоким хрипловатым голосом. — Оукли из рода Охотников.

— Все ушли, — начала объяснять Дон на случай, если гостю станет интересно. Но, похоже, он и так об этом знал — во всяком случае, он даже не взглянул на дверь, когда присаживался на край крыльца. Двигался он тихо и осторожно, как дикий зверь.

— Дон, — мягко начал Оукли. Она снова растерянно моргнула. Никто раньше не произносил ее имя… так. Она словно бы услышала его впервые. — Я пришел спросить…

С каждым произнесенным словом изумление Дон все росло.

— Не хочешь ли ты со мной погулять.

Ноги девушки все еще ныли от вчерашней бесконечной ходьбы, но она ответила, не задумываясь:

— Конечно.

Хотя Оукли завел Дон не так далеко в лес, она уже через пять минут перестала понимать, где находится.

Но в этот раз ей было все равно: она с замирающим сердцем шагала за Оукли, который показывал ей скворцов и поползней, бузину, тысячелистник, чабрец и руту. Оукли объяснил, как называется напавший на нее орешник, а Дон рассказала ему о неуклюжей индейке, которую они с Эваном встретили в лесу.

— Хвосты у них только для брачных ухаживаний, — пояснил он. — Как у павлинов.

— Вы давно тут живете? — спросила Дон. — В смысле, твоя семья. Ты здесь родился?

— Охотники жили в этих горах всегда, — кивнул Оукли.

— А они когда-нибудь отсюда уезжали? Или все… как ты? — Дон бросило в жар, когда он окинул ее непонимающим взглядом. — Понимаешь, я не могу представить, как бы ты жил в городе, — она коротко рассмеялась. — Покупал пиццу в «Гримальди» и все такое.

— Я ел пиццу, — снисходительно отозвался Оукли. — Охотники живут по всему миру, — он отвернулся от Дон, но она по-прежнему не могла думать ни о чем, кроме его темных глаз. Оукли сделал несколько бесшумных шагов, прежде чем продолжить: — Каждый год, осенью, мы проводим большое собрание.

Воссоединение семьи. Все уже на месте. Собрание нынешнего года случится сегодня ночью, когда взойдет полная луна.

— Я думала, полнолуние было вчера.

— Похоже на то, да? Но с одной стороны немного не хватало до полного круга. Тебе стоит смотреть внимательнее.

— Луна была прекрасная, — выдохнула Дон. — Это все, что я видела.

Она снова почувствовала на себе его взгляд.

— Да.

— Кажется, в этих холмах ни души. Вчера мы много часов подряд не видели ни человека, ни машины, пока не натолкнулись на тебя.

— Нет, они здесь, — повторил Оукли. — Большинство из нас живут в лесах. Это приучает быть тихим. Шум пугает животных и деревья, а мы не выносим их страданий.

— Шум пугает деревья?

— Именно.

Дон вгляделась в его лицо, но если он и улыбнулся, она это упустила.

— Можно услышать, как они перешептываются, когда пугаются. В охотничий сезон в них тоже иногда стреляют, как в птиц или животных.

— Палят по всему, что шевелится, — вспомнила Дон слова дяди.

Все это звучало как сказка: древние деревья, боящиеся ружей, неспособные двинуться с места, чтобы убежать, в испуге трепещущие листьями и тревожно перешептывающиеся. Оукли вел ее по какому-то другому лесу, не тому, где она гуляла вчера, — это она поняла быстро. Сейчас она видела лес его глазами — таинственное, непредсказуемое место, где деревья могут разговаривать, а олени живут в мире с Охотниками. Дон улыбнулась: она в это не верила, но отчаянно хотела бы верить, как в детстве. Оукли смерил ее пристальным взглядом.

— Что смешного?

— Ничего, — счастливо ответила Дон. — Мне нравится твой лес. А что вы, Охотники, делаете на этом вашем семейном сборище? Жарите барбекю?

Она пожалела о своих словах сразу же, как только их произнесла: учитывая любовь Оукли к животным, это предположение было крайне неуместным.

— Что-то вроде того, — спокойно ответил он. — После охоты.

Дон скептически на него посмотрела, и он пожал плечами.

— Мы Охотники, мы охотимся.

— Ночью?

— Под полной луной. Это семейная традиция.

— Я думала, вы не выносите, когда животные страдают.

— На самом деле мы не охотимся на животных. Охота — это просто символ.

— О-о.

— Потом мы устраиваем пир. Большую вечеринку. Разводим костер, едим, пьем и танцуем, пока луна не зайдет.

Дон попыталась вообразить символическую охоту.

— То есть это что-то вроде игры, — предположила она. — Вы играете в охоту.

— Да, — ответил Оукли. Он ненадолго замолчал, и Дон догадалась, о чем он думает. — Иногда мы приглашаем людей, которых знаем. Или друзей. Мы думали пригласить твоего дядю, он ведь так любит охотиться. Приходи тоже, если хочешь. Не охотиться, просто посмотреть. Ты можешь остаться на вечеринку, и мы вместе посмотрим, как заходит луна. Хочешь?

Дон не смогла ответить: счастье переполняло ее теплым золотым облаком. Они брели по поросшему травой склону — Оукли сказал, это болиголов. Подземный источник украсил булыжники и поваленные стволы деревьев изумрудно-зеленым мхом, совершенно бархатным на ощупь.

Вдали послышался мягкий звук падающей воды.

Они замедлили шаг, и Оукли показал ей маленькие шляпки грибов, растущих прямо во мху, — они выстроились в ряды, словно крохотные солдатики в ярких алых беретах.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Оукли, и Дон повернулась к нему, надеясь, что он прочитает ответ по ее глазам.

— Да, — тихо сказала она. — Я с удовольствием приду.

И тут мир вокруг нее взорвался.

Дон закричала, не понимая, что случилось. Сухой треск вспышкой пронзил воздух, а в следующий момент она увидела перед собой оленя. Он стоял так близко, что казался громадным. Его голову венчали ветвистые рога, в свете закатного солнца отливающие ярким золотом, а глаза были такими темными, что радужка совершенно сливалась со зрачком. Дон чувствовала исходящий от него запах мускуса.

Она закричала снова.

Потом она увидела трех людей, стоявших за деревьями, — белые как мел, они ошеломленно смотрели прямо на нее.

Дон услышала, как затрещали под копытами оленя ветви и сухая листва. Затем лес погрузился в молчание — будто тут никого и не было.

Отец выкрикнул ее имя и бросился к ней, оскальзываясь на мху. Дядюшка Ридли вырвал из рук Эвана винтовку.

Дон словно окаменела. Она никак не могла понять, как они все тут очутились — и куда делся Оукли вместе со своим волшебным лесом. Потом она вспомнила золотые рога, венчающие оленью голову, промелькнувший мимо пятнистый бок, громадные копыта, мягко сияющие в солнечном свете, — и ее начало трясти.

Эван добежал до нее первым и обхватил руками за талию. Затем подоспел отец.

— Ты в порядке? — бесконечно повторял он, вцепившись ей в плечи. Лицо у него было белым, как простыня. — Милая, ты в порядке?

— Прости меня, — рыдал Эван. — Прости, пожалуйста!

— Мы тебя не видели, — подключился дядюшка Ридли. — Когда этот рогач отпрыгнул в сторону и мы заметили тебя… Я думал, у меня сердце остановится!

— О чем ты? — прошептала Дон. Она была совершенно сбита с толку. — Что ты говоришь?

— Как ты подошла так близко? Как он вообще тебя подпустил? Ты что, не подумала, как это опасно в охотничий сезон?

— Это был Оук… — начала она дрожащим голосом. По щекам катились слезы. Но как это мог быть Оукли?

В ее голове, словно осенние листья, замелькали образы. Вот Оукли стоит под деревом, вот олень смотрит на нее из чащи деревьев, вот Охотники собираются под полной луной — молчаливые, торжественные… Охотники, которые любят животных и не выносят, когда им причиняют боль, Охотники, которые понимают язык деревьев. Она вдруг представила среди них дядюшку Ридли — сидящего в кругу, улыбающегося, с ружьем за плечом. Среди других таких же охотников, так бы он думал.

Пока они не начнут охоту.

— Это был Охотник, — наконец сказала Дон. Ее трясло, как молодое деревце на сильном ветру.

Но ее никто не слушал. Все говорили одновременно, а Эван еще и глухо рыдал ей в свитер, и все это продолжалось до тех пор, пока девушка не повысила голос.

— Я в порядке, — Дон все еще чувствовала вокруг себя тот, другой лес, но больше ему не принадлежала. — Со мной все хорошо. Просто скажите, — добавила она с внезапным страхом, — кто из вас стрелял в оленя?

— Молодой рогач стоял так тихо, — принялся объяснять дядюшка Ридли. — Похоже, он даже не слышал, как мы подошли. Прекрасный выстрел можно было сделать, но я-то свой лимит на сезон уже исчерпал. Так что мы позволили выстрелить Эвану. Конечно, он бы промазал, так что твой отец готовился стрелять следующим. В общем, Эван выстрелил, промазал, олень прыгнул в сторону — и тут мы увидели тебя.

Отец закрыл лицо руками.

— Я чуть тебя не застрелил, — сказал он, горестно качая головой. — Твоя мать с меня шкуру спустит.

— Значит, больше никто… Вы больше не будете охотиться? Не в этот сезон. Правильно, дядюшка Ридли?

— Не в этот сезон, — подтвердил он. — И пока мне не перестанет казаться, что я вижу тебя в прицеле ружья.

— Тогда все в порядке, — сказала Дон и осторожно сняла с пояса руки брата. — Думаю, вы в безопасности. Эван, хватит реветь! Ты в меня не попал. Ты даже не попал в… Ты вообще никуда не попал.

Он поднял к ней заплаканное лицо.

«Ты нас спас», — подумала Дон и сжала его руку так крепко, словно это был единственный якорь, удерживающий ее в привычном мире.

Кто знает, в каком вечном царстве золота и огня, ужаса и завораживающей красоты она бы очутилась, если бы согласилась присоединиться к собранию под полной луной?

«Однажды, — мысленно пообещала она незримому Охотнику, — однажды я вернусь и выясню это».

Все еще сжимая ладошку Эвана, Дон повела их прочь из леса.