Сегодня имена Роберта Ирвина Говарда, Говарда Филлипса Лавкрафта и Кларка Эштона Смита, авторов, постоянно сотрудничавших с американским палп-журналом Weird Tales, который был популярен в первой половине XX века, узнаваемы даже для случайных читателей странного и фантастического. Но, парадокс, — гораздо более известным их современником в золотой век фантастического «журнального чтива» был тот, чьё творчество ныне практически забыто — Сибери Куинн.

Его знаменитый персонаж, оккультный французский детектив доктор Жюль де Гранден, был просто незаменим, когда дело касается расследований, связанных потусторонними монстрами, кровожадными некромантами или не желающими обрести упокоения призраками. И вот в прошлом году в США решили переиздать все произведения о Грандене — аж в пяти пухлых томах.

Первый из этих томов выпустило у нас издательство АСТ — причём, почти все из представленных здесь рассказов Сибери Куинна переведены на русский язык впервые. С любезного разрешения издательства мы публикуем один из рассказов.

Рассказы Сибери Куинна написаны от лица доктора Троубриджа, помощника и друга Грандена. Причём Великий Детектив постоянно пересыпает свою речь многочисленными французскими восклицаниями или ругательствами — вроде Dieu de Dieu! (Чёрт побери!), N’est-ce-pas? (Не так ли?) или Très bien (Очень хорошо). В начале сборника даже есть словарик с перечнем всех этих выражений, которые непосредственно в тексте не переводятся.

Сибери Куинн
«Мёртвая рука»

© пер. С. Денисенко, 2017.

Сибери Куинн «Ужас на поле для гольфа: Приключения Жюля де Грандена»

Доктор де Гранден уже в третий раз протянул мне через столик пустую кофейную чашку.

— Кажется, друг мой, — сказал он мне с трагикомической гримасой, — я пагубно влияю на ваших пациентов. Я гощу у вас всего две недели, а вы почти потеряли мадемуазель Дриго, а милейшая мадам Ричардс и вовсе мертва.

— Я не стал бы вас винить в смерти госпожи Ричардс, — успокоил его я, наливая кофе, — два последних года она страдала от митрального стеноза, и в последний раз исследовав его, я обнаружил даже без своего стетоскопа диастолический шум. Нет, ее проблема проявилась ранее вашего приезда, де Гранден!

— Вы спасаете мою совесть, — ответил он. — А сейчас вы идете выразить соболезнования ее семье? Могу я сопровождать вас? Всегда есть возможность обучиться чему-нибудь.

— Nom d’un nom, да это милейший сержант Костелло! — воскликнул де Гранден, когда крупный мужчина закрыл за собой дверь особняка Ричардса и шагнул через широкую веранду. — Eh bien, друг мой, неужели вы забыли меня? — Он протянул свои ухоженные руки огромному ирландцу. — Конечно, вы не помните…

— Вовсе нет, — с великодушной улыбкой отрицал огромный детектив. — Вы убедительно раскрыли некоторые трюки в деле Кальмара, сэр. Быть может, вы поможете и сейчас? — Он ткнул большим пальцем в сторону двери, откуда только что вышел. — Там — сумасшедший дом, доктор де Гранден!

— Ха, что вы говорите! — глазки де Грандена засветились надеждой. — Вы заинтриговали меня! Конечно, я помогу, чем смогу! Давайте приступим, вместе мы вытряхнем факты из вашей тайны, как матушка вытряхивает украденное печенье из куртки своего enfant!

Уиллис Ричардс, финансовый набоб нашего маленького нестоличного сообщества, стоял на каминном коврике своей библиотеки, воплощая собой истину: перед смертью все равны.

С седой гривой волос, авторитарными манерами и прилагавшейся к этому тучностью, он был лишь потерянным и изумленным стариком, неспособным понять, что со смертью жены он столкнулся с чем-то, что не может быть исправлено его подписью под пятизначным чеком.

— Ну, сержант, — спросил он, беспомощно пытаясь воспроизвести свою обычную бесцеремонную манеру, увидев Костелло с де Гранденом под локтем, — вы обнаружили что-нибудь?

— Нет, сэр, — отвечал полицейский. — Но доктор де Гранден из Парижа, Франция, один сможет выручить нас. Он уже великолепно трудился для нас раньше…

— Французский детектив! — усмехнулся Ричардс. — Вам необходим иностранец, чтобы найти украденное? С какой стати…

— Мсье! — яростный протест де Грандена заставил сердитого финансиста резко остановиться. — Вы забываетесь! Я — Жюль де Гранден, порою связанный с Service de Sûreté, но более заинтересованный решением самих проблем, чем материальной наградой!

— О… — отвращение мистера Ричардса усилилось, — любитель, да? Мне стыдно за вас, Костелло, вы вмешали дилетанта в мои личные дела. Черт побери, я позвоню в Агентство Блинна и отдам это дело в их руки!

— Один момент, мистер Ричардс, — вмешался я, пользуясь положением семейного врача, придававшим вес моим словам. — Этот джентльмен, доктор Жюль де Гранден из Сорбонны, один из передовых криминологов Европы и один из самых великих ученых в мире. Уголовное расследование — фаза его работы, так же, как военная служба была фазой Джорджа Вашингтона. Но вы не можете сравнить его с профессиональными детективами, как не сможете сравнить Вашингтона с кадровыми военными.

Мистер Ричардс смотрел то на меня, то на де Грандена.

— Простите, — извинился он, протягивая руку маленькому французу. — Я буду весьма благодарен за любую помощь, полученную от вас, сэр.

— Чтобы быть полностью откровенным, — он жестом приказал нам сесть и начал беспокойно вышагивать по комнате, — смерть миссис Ричардс была не столь уж естественной, как кажется доктору Троубриджу. Хотя верно: она долгое время страдала от болезни сердца, но не только это вызвало смерть. Она была до смерти напугана. Буквально. Позавчера около двух часов ночи я возвратился из НьюЙорка, где присутствовал на вечере выпускников. Я открыл двери собственными ключами и сразу же отправился в свою комнату, примыкавшую к спальне жены. Я начинал раздеваться, тут услышал ее зов и кинулся к ней в спальню как раз в тот момент, когда она падала на пол, схватившись за горло и пытаясь что-то сказать о руке.

— О? — острым кошачьим взглядом де Гранден оглядел нашего хозяина. — И затем, мсье?

— И затем я увидел — или, пусть лучше: мне показалось, что увидел — нечто, переместившееся через комнату, на уровне моих плеч, и исчезнувшее в окне. Я подбежал к жене, но она уже была мертва.

Маленький француз, наблюдая за ним как пригвожденный, издавал осуждающие звуки, но ничего не комментировал.

Ричардс послал ему раздраженный взгляд и продолжил:

— Только наутро я обнаружил, что все драгоценности жены и ценные бумаги примерно на двадцать тысяч долларов исчезли из тайника в ее комнате. Конечно, — завершил он, — я в действительности ничего не видел в воздухе, когда бежал из своей комнаты. Это абсурдно.

— Вполне очевидно, — согласился я.

— Уверен, — кивнул Костелло.

— Не совсем так, — энергично замотал головой де Гранден. — Вполне возможно, что ваши глаза не обманули вас, мсье. Скажите нам, что же все-таки вы увидели?

Раздражение мистера Ричардса достигло предела.

— Это было похоже на руку, — отрезал он. — Руку с четырьмя или пятью дюймами до запястья, и без всякого тела. Вы хотите сказать, что я действительно видел это?

— Quod erat demonstrandum, — мягко ответил француз.

— Что вы сказали? — раздраженно переспросил Ричардс.

— Я говорю, что это — действительно замечательный случай, мсье.

— Ладно, хотите посмотреть комнату моей жены? — Мистер Ричардс повернулся, чтобы последовать наверх, но де Гранден снова покачал головой.

— Не стоит, мсье. Замечательный сержант Костелло уже видел ее, и может рассказать мне все, что я должен знать. Что касается меня, то я буду искать подтверждение возможной теории в другом месте.

Седая шевелюра мистера Ричардса ощетинилась.

— Я даю вам сорок восемь часов для достижения результатов — вам и Костелло. А потом я призову Агентство Блинна и посмотрю, что настоящие детективы смогут для меня сделать.

— Вы более чем щедры, мсье! — сухо ответил де Гранден. А мне, покидая дом, сказал доверительно:

— Я с удовольствием натяну этот толстый нос, друг мой Троубридж.

— …Вы можете сейчас приехать, доктор? — приветствовал меня голос, как только мы с де Гранденом вошли ко мне в приемную.

— Зачем? В чем дело, мистер Киннэн? — спросил я, узнав посетителя.

— Ха! В чем только не дело, доктор! Моя жена в истерике с самого утра, и я уверен, что должен просить вас прибыть в мое убежище!

— Pardieu, месье, — воскликнул де Гранден. — Это заявление весьма интересно, но не особенно вразумительно. Вы объяснитесь, n’est-ce-pas?

— Объяснить? Как возможно объяснить невозможное? В двадцать минут шестого утра мы с женой видели нечто, чего как бы и не было! И видели, что оно взяло Лафайетову чашу!

— Sacré nom d’un petit porc! — чертыхнулся де Гранден. — Что вы говорите? Вы видели вещь, которой не было, и видели, что она взяла чашку мсье le marquis de Lafayette? Non, non, non! Не вы, но я повредился в уме. Друг мой Троубридж, взгляните на меня. Я услышал нечто, что этот джентльмен не произносил?

Киннэна рассмешила трагическая гримаса маленького француза, хотя ему и было не до смеха.

— Я буду более обстоятельным, — пообещал он. — Наш ребенок беспокоился прошлым вечером, и мы не могли заснуть даже после полуночи. Приблизительно в пять утра он опять разволновался, и мы с женой пошли в детскую, чтобы посмотреть, что можем сделать. Наша горничная отправилась вечером в Нью-Йорк, и молока, обычно приготовленного для мальчика, не было. Я начал кипятить молоко в столовой. Могу точно указать время: в библиотеке часы отставали нещадно, и только вчера я подвел их, и они спешили на десять минут. Ладно, как только эти часы пробили половину шестого, как эхо гонга, стекло в окне было разбито прямо у нас на глазах.

— Н-да? — неопределенно промычал де Гранден.

— Прямо на наших глазах, джентльмены. Молотком.

— Ох! — де Гранден слушал с затаенным дыханием.

— Верите вы мне, или нет, но это был молоток в женской руке — и больше ничего! Никакого предплечья или туловища: рука разбила оконное стекло молотком и проплыла по воздуху, будто была присоединена к невидимому телу, прямо через комнату, в кабинет, где стояла Лафайетова чаша. Она раскрыла дверь шкафа, вынула чашу и проплыла с ней до окна. Как в волшебном сне! В это всё трудно поверить!

— Ох! Ох-ох-ох! — воскликнул де Гранден.

— О, я не ожидаю, что вы поверите мне. И я сказал бы любому, что такая дичь отдает сумасшедшим домом, но…

— Au contraire, мсье, — не согласился с ним де Гранден. — Я действительно вам верю. А почему? Потому, mordieu, что та же самая рука без тела была замечена в доме мсье Ричардса в ночь смерти его жены!

— Что? Дьявол! — На сей раз уже Киннэн выглядел скептичным. — Вы сказали, кто-то еще видел эту руку. По… как… невозможно!

— Конечно, возможно, — спокойно сказал Жюль де Гранден. — Ее видели, и есть причина подозревать, что она украла драгоценности и ценные бумаги. Теперь расскажите мне, пожалуйста, что это за Лафайетова чаша?

— Серебряный кубок для вина, принадлежавший моему прапрапрадеду, сэр. Я предполагаю, его стоимость не больше тридцати или сорока долларов, но он ценен для нас как семейная реликвия: Лафайет из него пил во время своего второго посещения этих мест. Коллекционеры предлагали за него до тысячи долларов.

Де Гранден нервно колотил кончиками пальцев друг о друга.

— Перед нами — самый необычный грабитель, mes amis. У него есть рука, но не тело; он входит в спальни больных леди и пугает их до смерти. Он ломает окна добрых людей молотком и от них ускользает чаша мсье le marquis de Lafayette, в то время как они греют молоко для своих младенцев. Cordieu, он будет найден, этот некто!

— Вы не верите мне, — объявил Киннэн грубовато-стыдливо.

— Разве я не сказал, что верю? — почти сердито ответил француз. — Когда б вы видели то, что видел я, мсье, — parbleu, когда б вы видели вдвое меньше! — вы бы научились верить многим вещам, которых дураки объявляют невозможными.

— Этот молоток, — он поднялся, почти впиваясь взглядом в Киннэна. — Где он? Пожалуйста, я хотел бы взглянуть на него!

— Он в доме, — ответил наш посетитель. — Лежит там, где его уронила рука. Ни Дороти, ни я, ни за что не прикоснулись бы к нему!

— Прекрасно, великолепно, потрясающе! — проскандировал де Гранден, энергично кивая на каждом слове. — Ну, друзья мои, давайте поедем, давайте полетим! Троубридж, мой старый друг, вы должны осмотреть милейшую мадам Киннэн, а я выйду на след этого бестелесного грабителя, и будет странно, ежели я не найду его. Morbleu, мсье le Fantôme, одно дело, когда вы убиваете напуганную мадам Ричардс, также одно дело, когда вы крадете у мсье Киннэна чашу мсье le marquis de Lafayette, но совсем другое дело, когда вы суете свой невидимый нос в дела Жюля де Грандена — parbleu, это совсем уже никуда не годится! Посмотрим, кто будет глупцом — и как можно быстрее!

Молоток оказался обычным: из никеля, с ручкой из эбенового дерева — такие продаются во всех хозяйственных магазинах. Но де Гранден набросился на него как голодный кот на мышь.

«Да это замечательно, превосходно!» — мурлыкал он, заматывая орудие в несколько слоев бумаги и аккуратно убирая его в карман своего большого пальто.

— Троубридж, друг мой, — он одарил меня одной из своих загадочных улыбок, — навестите милую мадам Киннэн. А у меня важные дела в другом месте. Если я возвращусь к обеду, прошу вашего любезного повара сделать тот восхитительный яблочный пирог. Если же я не успею… — Его голубые глазки холодно блеснули. — Я съем этот пирог на завтрак, как правильный янки!

Обед был давно закончен, и требуемый яблочный пирог отдыхал на полке в кладовой в течение нескольких часов, и тут из такси появился, как черт из табакерки, де Гранден, накручивая напомаженные кончики своих светлых усиков, подергивающихся, как у охотящегося кота.

— Быстрей, быстрей, друг мой Троубридж! — скомандовал он, положив большой бумажный пакет на рабочий стол. — К телефону! Позвоните мсье Ричардсу, этому богачу, что великодушно предоставил мне сорок восемь часов для возвращения его похищенных сокровищ, и мсье Киннэну, чья драгоценная чаша marquis de Lafayette была украдена — вызовите их обоих и предложите им приехать сюда сейчас же, сию минуту, немедленно! Mordieu! — Он вышагивал по комнате пружинистым шагом. — Жюль де Гранден, он — хитер и умен! Безусловно, нет такой задачи, с которой он не справился бы!

— К чему эта дьявольская спешка? — спросил я, позвонив Ричардсу.

— Non, non, — он не стал отвечать, зажег сигарету и отшвырнул ее, так и не сумев прикурить. — Подождите, прошу вас, пока не приедут остальные! И тогда вы оцените мой невероятный ум!

Через полчаса перед моими дверями стоял лимузин Ричардса, столь же внушительный и фешенебельный, как и его владелец, и скромный седан Киннэна. Крайне заинтригованный сержант Костелло, скрывая свои эмоции под маской профессионального полицейского, вошел в мой дом по пятам Киннэна.

— Что за чушь, Троубридж? — спросил мистер Ричардс. — Почему вы не приехали ко мне, а вытащили меня так поздно?

— Фу-ты, ну-ты, мсье, — прервал его де Гранден со скоростью фырчанья мотора маленькой моторной лодки. — Фу-ты, ну-ты, разве небольшая поездка не стоит этого?

Из коричневой оберточной бумаги он достал бархатный футляр и эффектно раскрыл его, продемонстрировав груду сверкающих драгоценных камней.

— Это, насколько мы понимаем, собственность мадам, вашей жены?

— Святые угодники! — задохнулся Ричардс при виде драгоценностей. — Как вы нашли их?

— Просто, мсье, — француз ловко выхватил драгоценности у Ричардса. — И у меня еще есть это! — из другого свертка он достал пачку ценных бумаг. — Кажется, вы сказали, их ценность около двадцати тысяч долларов? Согласно моему подсчету, здесь на двадцать одну тысячу. Мсье Киннэн, — обратился он к другому посетителю. — Позвольте вам вернуть чашу мсье le marquis de Lafayette!

Чаша Лафайета была должным образом извлечена из другого пакета и вручена его владельцу.

— А теперь… — де Гранден с видом фокусника, собирающегося извлечь из шляпы кролика, поднял продолговатую картонную коробку, похожую на обувную. — Прошу быть внимательными! Regardez, s’il vous plaît! Не это ли, джентльмены, вы видели у себя дома?

Он снял крышку с коробки, и перед нами предстала лежащая на ложе из тонкой бумаги превосходно сработанная красивая рука. Длинные миндалевидные ногти были тонкими и изящными, а узкое запястье цвета лепестков французской розы радовало взор. Только смазка коллодия указывала на то, что это не было произведением искусства, что в этих пальцах когда-то пульсировала жизнь.

— Это она? — повторил он, переведя взгляд с прекрасной руки на Ричардса и Киннэна. Каждый молча кивнул, но не смог говорить, будто вид этой жуткой, безжизненной вещи наложил печать молчания на их уста.

— Très bon, — кивнул он энергично. — Теперь следите за моими рассуждениями, пожалуйста. Когда мсье Киннэн поведал нам о молотке, разбившем окно, я решил, что мой путь по поимке бестелесного вора должен лежать от ручки этого молотка. Pourquoi? Потому, что рука, пугающая до смерти больных леди и разбивающая стекла, должна являться чем-то из следующих трех. Первое, — он загнул палец, — она может быть неким механическим устройством. В этом случае я не найду отпечатков. Второе: это может оказаться призрачной рукой когда-то живущего человека. В таком случае, снова, одно из двух: это просто рука призрака, или возвращенная к жизни плоть мертвеца. В третьих: эта рука кого-то, кто может сделать остальную часть тела невидимой.

Теперь, если это — рука призрака, или истинный призрак или рука мертвеца, она должна походить на другие руки, у которых на пальцах есть выступы и впадины, петли и завитки, которые могут быть выявлены и признаны экспертами по отпечаткам. Если же это человек, неведомым нам образом умеющий делать тело невидимым, то он также должен оставить отпечатки пальцев. Hein? Что ж, Жюль де Гранден (сказал я себе), вполне вероятно, что человека, крадущего драгоценности, ценные бумаги и чашу мсье le marquis de Lafayette, уже раньше ловили и снимали отпечатки пальцев. Parbleu (отвечаю я себе), это может быть так, Жюль де Гранден! Я беру этот молоток из дома господина Киннэна и иду с ним в полицейское управление.

«Мсье le Préfet, — говорю я комиссару, — прикажите вашим экспертам исследовать сей молоток и потом любезно сообщить мне об обнаруженных на нем отпечатках!» Bien. Этот комиссар — любезный джентльмен, и он выполняет мою просьбу. В назначенное время я получаю отчет. На ручке молотка имеется ручной автограф некой Кэтрин О’Брайен, известной полиции как Кэтрин Левой, а также как Кэтрин Данстан. У полиции есть на нее dossierе. Она занималась воровством в магазинах, шантажом, подделкой документов, и была партнером некоего профессора Мистерио, театрального гипнотизера. Действительно, как мне сообщили, она была замужем за этим à l’Italienne профессором, путешествовала с ним по стране, иногда участвуя в представлениях, иногда балуясь кражами, в том числе и карманными.

Приблизительно год назад, в то время как они с профессором давали представление в Кони-Айленде, эта леди умерла. Ее партнер устроил ей замечательные похороны. Но церемония омрачилась одним несчастным инцидентом: пока ее тело находилось в морге, какой-то злодей пробрался туда через окно и украл одну из ее рук! В мертвой ночи он отрезал от прекрасного тела злодейки руку, так часто кравшую чужую собственность. Полиция не смогла обнаружить ни его, ни руку.

Между тем этот профессор Мистерио, что был ее партнером, удалился от дел и живет теперь на скопленные деньги в Нью-Джерси.

«Нью-Джерси, Нью-Джерси… — сказал я себе, услышав это. — Так ведь здесь — Нью-Джерси!» Мы с добрейшим сержантом Костелло предпринимаем расследование. Узнаем, что этот ci-devant профессор живет на Андовер-роуд, где ничего не делает для получения средств к существованию, кроме того, что дымит трубкой и пьет виски. «Ну, давайте брать его», — говорит мне сержант. Пока мы едем в дом профессора, я размышляю. Гипноз есть внушение, а внушение — такая вещь, которая не умирает. Если эта умершая женщина была приучена повиноваться умственным командам профессора Мистерио, — а она подчинялась ему всеми частями тела, — почему же эта привычка повиноваться не должна сохраниться? Друг мой Троубридж, вы врач, и вы повидали человеческую смерть. Вы знаете, что внезапно убитый человек остается таким же, как и в жизни?

Я кивнул.

— Отлично. Я спросил себя: разве не возможно, что рука, так часто подчинявшаяся этому профессору, сможет выполнять его приказы после смерти? Mon Dieu, идея нова, но не невозможна! Не на это ли прекрасно намекнул мсье По в своем рассказе об умирающем человеке, остававшимся в живых потому, что был загипнотизирован? Несомненно!

Итак, мы добираемся до дома профессора, Костелло направляет свой пистолет на джентльмена и объявляет: «Вы арестованы!» Тем временем, я обыскиваю дом, нахожу драгоценности и ценные бумаги мсье Ричардса, а также чашу мсье le marquis de Lafayette. Кроме этого, я нахожу многое, включая и эту руку мертвой женщины, но не окончательно мертвую. Dieu de Dieu! Когда я собираюсь забрать ее, она нападает на меня как живое существо, и Костелло угрожает профессору ударом кулаком в нос, если тот не утихомирит руку. И она повинуется его голосу! Mordieu, когда я увидел это, я весь покрылся гусиной кожей!

— Чушь! — выпалил Ричардс. — Я не знаю, что там за фокус-покус с этой движущейся рукой! Но если вы ждете, что я поверю подобной ерунде, я скажу вам в ответ, что у вас свиное ухо! Не удивлюсь, если вы с этим профессором Как-Там-Его-Зовут в сговоре и свалили на него всю ответственность!

Я был ошеломлен. Тщеславие де Грандена было так же велико, как и его способности. И хотя в обычных обстоятельствах он был нежен как женщина, он был как женщина способен и к внезапным злобным вспышкам. И тогда его отношение к человеческой жизни стоило не больше, чем беспокойство за назойливую муху.

Маленький француз повернулся ко мне: его лицо было бледным как у мертвеца, желваки на скулах играли.

— Друг мой Троубридж, вы будете представлять мои интересы, конечно? — спросил он хрипло. — Вы будете… ха!

Верхняя часть обувной коробки приподнялась, как крышка кипящего чайника, и мой друг, вскрикнув, быстро пригнулся, почти упав на пол, чтобы увернуться от какого-то белого предмета, устремившегося к его лицу. Доля секунды промедления — и тонкая рука, вылетевшая из коробки, словно пущенная из арбалета, настигла бы де Грандена. Растопыренные изящные пальцы промчались в дюйме от его лица и, словно ястреб, впились в жирную шею Уиллиса Ричардса.

«А… ульп!» Ошарашенный финансист откинулся назад, тщетно пытаясь разжать эти длинные сильные пальцы. «О… Боже… она душит меня…»

Костелло подскочил к нему и изо всех сил пытался оторвать вцепившуюся мертвой хваткой руку и надеть на нее наручник.

— Non, non, — вскричал де Гранден, — не так, сержант! Так бесполезно!

Схватив мою сумку с инструментом, он вынул нож для вскрытия трупов и нанес удар из-за плеча огромного детектива. В следующий миг со скоростью и точностью опытного хирурга он отрезал мертвые бледные пальцы, и освободил шею Ричардса.

— C’est compl ète, — с легкостью возвестил де Гранден, закончив ужасную работу. — Пожалуйста, друг мой Троубридж, укрепляющее и антисептик для ран — пальцы могли быть не стерильными!

Развернувшись, он выхватил телефон и набрал полицейское управление.

— Алло, мсье le Geôlier, — начал мой друг, дозвонившись. — У вас в заключении находится некто профессор Мистерио? Конечно, он задержан по подозрению… Что вы говорите? По открытому обвинению? Как он, что он делает? — И после паузы: — Ах вот как? Я так и думал. Большое спасибо, мсье!

Он положил трубку на месте и обратился к нам:

— Друзья мои, профессора больше нет. Две минуты тому назад они услышали его крик: «Кейти, убей француза! Я приказываю: убей его!» и, вбежав к нему, обнаружили Мистерио повесившимся на дверях и мертвым, как сельдь. Eh bien, — он встряхнулся как спаниель, появляющийся из воды. — Для меня было удачей увидеть, как крышка коробки поднимается, повинуясь последней команде умирающего хозяина. Пока кто-нибудь из вас догадался бы о ноже, она задушила бы меня. Случись так, я бы не скоро мог быть полезен мсье Ричардсу.

Все еще багровый, но восстановивший благодаря моим заботам самообладание, мистер Ричардс сел на стул.

— Как только вы вернете мне мою собственность, я покину этот чертов дом, — грубо заявил он, протягивая руки к драгоценностям и ценным бумагам, оставленным де Гранденом на столе.

— Конечно, мсье, — согласился француз. — Но сначала вы поступите по закону, n’est-ce-pas? За возвращение вашей собственности вы предложили награду в пять тысяч долларов. Будьте так добры, выпишите два чека: половину сержанту Костелло, половину мне.

— Да я скорее повешусь, чем поступлю так! — возразил Ричардс. — С чего бы это мне выкупать мою собственность?

Сержант Костелло грузно поднялся на ноги и собрал пакеты с имуществом мистера Ричардса в свои огромные руки.

— Закон есть закон, — решительно объявил он. — Это будет арестовано до тех пор, пока не будет вознаграждения, сэр.

— Хорошо, хорошо, — согласился Ричардс, доставая чековую книжку. — Я заплачу, но это — самый дьявольский грабеж, который я когда-либо видел.

— Гммм… — прорычал Костелло, когда дверь захлопнулась за банкиром. — Если я когда-нибудь поймаю эту птицу за парковку в неположенном месте или за превышение скорости, тогда он увидит настоящее ограбление! Каждая новая повестка заставит его плакать в подушку!

— Tenez, друзья мои, не будем больше думать об этой свинье, — сказал де Гранден. — Во Франции человека, так оскорбившего меня, я должен был бы вызвать на дуэль. Но к чему? Это пуф! Золото — кровь его жизни. Я причинил ему боль намного больше, забрав вознаграждение, чем проколов его толстую кожу дюжину раз. Тем временем, друг мой Троубридж, — он улыбнулся, и его голубые глаза просияли, — в кладовке нас ждет восхитительный яблочный пирог, приготовленный вашим любезным поваром. Сержант, господин Киннэн, неужели вы не присоединитесь к нам? Кусок яблочного пирога и кружка холодного пива — morbleu, это достойно императорского пира!