В книге Карла Циммера Parasite Rex взаимоотношения многих биологических видов интерпретируются как паразитизм того или иного рода. Порой от сожительства выигрывают обе стороны, а паразит почти никак себя не проявляет. Но всё же чаще паразит вредит здоровью хозяина или даже становится причиной его смерти. Именно так ведут себя возбудители инфекционных заболеваний.
Бактериальные и вирусные инфекции — давние спутники человека, унёсшие не один десяток миллионов жизней. Лишь относительно недавно благодаря повсеместному распространению гигиены, вакцин и антибиотиков мы начали давать достойный отпор нашим микроскопическим противникам. Кажется, бóльшую часть человеческой истории именно микроорганизмы (а вовсе не государи или полководцы) направляли развитие цивилизации.
Рассказываем о самых страшных эпидемиях прошлого — тех, что сформировали наш мир. Об эпидемиях, из-за которых рушились великие империи и менялся уклад жизни.
Мор и глад
Есть гипотеза, что неандертальцы вымерли из-за распространения прионной болезни, занесённой из Африки сапиенсами. А передавалась она, скорее всего, через каннибализм
Сольгер, 1910
Однозначные выводы о том, как инфекции влияли на жизнь предков человека, ещё только предстоит сделать — мягкие ткани тел почти не сохраняются, кости и ДНК не дают исчерпывающих ответов, а письменности во времена хабилисов и эректусов не существовало. Но вот в более поздние времена — около 60 тысяч лет назад, согласно статье Neanderthal Genomics Suggests a Pleistocene Time Frame for the First Epidemiologic Transition, опубликованной в American Journal of Physical Anthropology в 2016 году, миграция Homo sapiens могла запустить одну из первых эпидемий в истории нашего вида. Исследование генетического материала ископаемых останков Homo neanderthalensis позволяет предположить, что болезни, принесённые сапиенсами из Африки в Евразию, сыграли роль в вымирании неандертальцев — последние из них исчезли не позднее 40 тысяч лет назад.
Земледелие и скотоводство, пришедшие на смену собирательству и охоте, решили проблему голода, однако была у этих новшеств и тёмная сторона. Во-первых, большие скопления людей, необходимые для сельскохозяйственных работ, — благодатная почва для распространения бактерий и вирусов. Во-вторых, животноводство, подразумевающее тесное сосуществование человека с одомашненными животными, привело к тому, что они попросту передали нам свои болезни. Например, корь родственна чуме рогатого скота, человеческая оспа — коровьей, а гриппом болеют не только люди, но и свиньи.
Появление первых протогосударств лишь усугубило и без того сложные отношения между человеком и инфекциями, что подтверждают сведения из письменных источников народов Древнего Востока. В «Эпосе о Гильгамеше», произведении III тысячелетия до нашей эры, в главе о Всемирном потопе уже упоминается мор. А поскольку говорится об этом наряду со сведениями о голоде и нападениях хищников, то речь, очевидно, идёт именно о массовой смертности от болезней. В Библии, важном источнике сведений о древнем Ближнем Востоке середины II — конца I тысячелетия до н. э., также предостаточно указаний на эпидемии. В Ветхом Завете (книга «Исход») читаем: «…сделалось воспаление с нарывами на людях и на скоте», «…не было дома, где не было бы мертвеца». В конце концов, даже один из всадников Апокалипсиса в Откровении Иоанна Богослова олицетворяет не что иное, как чуму.
Считается, что всадник на бледном коне — это как раз Чума
«Воины Апокалипсиса», 1887, В. М. Васнецов
Эпидемии древности могли оказать колоссальное влияние на судьбы народов. Историк Торкильд Якобсен в работе The Assumed Conflict Between Sumerians and Semites in Early Mesopotamian History предположил, что около 5000 лет назад аккадский язык пришёл на смену шумерскому из-за скачкообразной смертности населения городов-государств Междуречья. Ведь с ростом численности жителей первых ближневосточных городов, очевидно, росли и темпы распространения инфекций. А поскольку информации о значительных военных конфликтах на этой территории в указанную эпоху нет, подходящим объяснением быстрой, массовой гибели носителей шумерского языка может стать лишь эпидемия. После неё освободившаяся ниша — как в языковом, так и в территориальном плане — была занята аккадоязычными племенами.
В мировой истории случалось, что народы — переносчики тяжёлых недугов легко покоряли государства, население которых не обладало иммунитетом к болезням захватчиков. В своей книге «Эпидемии и народы» историк Уильям Макнил отмечает, что на территории Индостана в 2000-е годы до н. э. сложилась не совсем типичная ситуация — опасными инфекциями (холера, малярия, лихорадка денге и т. д.) одинаково изобиловали как северо-запад, так и юго-восток субконтинента. По этой причине, полагает Макнилл, воинственным арийским племенам севера пришлось отказаться от попыток захвата и ассимиляции и медленно интегрировать отдельные малочисленные южные племена в своё общество в форме обособленных каст. Так могли появиться запреты на любые межкастовые отношения (даже на прикосновения), а вместе с тем и очистительные ритуалы для случайных нарушителей табу.
Большая часть населения трушоб Дхарави в Мумбаи принадлежит к касте неприкасаемых
A. Savin
В основе таких запретов лежал страх человека заразиться болезнями, свойственными другому племени. А когда у представителей различных каст выровнялся иммунитет, и они наконец стали способны безопасно сосуществовать, кастовая система уже слишком прочно закрепилась в культуре.
Далеко идущие последствия встречи с незнакомым и весьма опасным заболеванием демонстрирует эпидемия в Афинах 430–429 годов до н. э., детально зафиксированная греческим историком Фукидидом. В ходе неё Афины потеряли четверть своего войска. Эпидемия прошла за один сезон, но в том числе из-за человеческих потерь афинян ждало поражение в Пелопоннесской войне. Однако настоящим эпидемиологическим катастрофам, к которым ни на Востоке, ни на Западе никто не был, да и не мог быть готов, ещё только предстояло разразиться.
Эра эпидемий
Yersinia pestis, или чумная палочка, — возбудитель бубонной чумы и виновница гибели около 80 миллионов человек. Её открыл в 1894 году Александр Йерсен, в честь него и была названа бактерия
Моровые поветрия, как в старину называли эпидемии, были не понаслышке знакомы населению Римской империи — они случались на протяжении всей истории государства. Один только Тит Ливий, древнеримский историк I века до н. э., приводит больше десятка примеров. Первым по-настоящему серьёзным испытанием для всего Средиземноморья стала Антонинова чума 165 года, предположительно вызванная оспой. Почти 15 лет вспышки болезни происходили в разных частях Средиземноморья, унося жизни до 30 % заразившихся, в результате чего погибло до 5 миллионов человек. Но, несмотря на свои довольно угрожающие масштабы, эта эпидемия не идёт ни в какое сравнение с Юстиниановой чумой 541 года.
Благодаря описаниям очевидца событий — историка Прокопия Кесарийского — бедствие достаточно точно идентифицируется как бубонная чума. Впоследствии жертвами чумы стали более 80 миллионов человек по всей Евразии. Юстинианова чума довершила процессы депопуляции в средиземноморском регионе, начатые предыдущей эпидемией. Огромная убыль населения не только помешала попыткам объединения Римской империи, предпринятым императором Юстинианом, но и сильно облегчила арабские завоевания VII–VIII веков, в результате которых халифат распространился по обезлюдевшим землям империи со скоростью лесного пожара.
Не избежала знакомства с инфекционными заболеваниями и Древняя Азия. Сыма Гуан (1019–1086), китайский историк времён династии Сун, писал о сильнейших вспышках неустановленной болезни, от которой «гибли 99 из 100 человек»; такие вспышки случались в Китае в 161–162 и 310–312 годы. Вполне вероятно, что эти события были связаны с Антониновой чумой, поскольку торговые и дипломатические контакты между Римской империей и китайской империей Хань в описываемый период абсолютно точно имели место.
Из-за эпидемий в европейской культуре появился аллегорический сюжет «пляски смерти»
М. Вольгемут. Пляска смерти. 1493
Огромное влияние на историю Европы оказала одна из наиболее смертоносных эпидемий со времён раннего Средневековья — бубонная чума 1346 года, пришедшая из Азии вместе с передовыми отрядами монгольской конницы. Эта болезнь, также известная как чёрная смерть, стала второй эпидемией подобного масштаба со времён Юстиниана и уничтожила более 20 миллионов человек по всей Европе. А с учётом жертв на Востоке, где чума ускорила упадок влияния и мощи Золотой Орды, общая смертность приблизилась к 60 миллионам. Таким образом, чёрная смерть унесла по тем временам около 50 % европейского и до 25 % мирового населения.
Ситуация усугублялась распространением оспы и лепры, которые свирепствовали здесь с раннего Средневековья, а также зачаточным состоянием знаний о медицине и гигиене. Болезнь со страшными, легко узнаваемыми симптомами (знаменитыми чумными бубонами), коротким инкубационным периодом в 3–7 дней и летальностью до 50 % поражала представителей всех слоёв населения без исключения. Неспособность медицины и церкви повлиять на ситуацию вызывала отчаяние и массовые психозы и пробуждала всевозможные суеверия.
Неспособность клириков остановить мор подорвала народное доверие к институту церкви, что подготовило благоприятную почву для Реформации. Высокая смертность вызвала серьёзный демографический спад, последствия которого ощущались вплоть до XIX века. В результате на Западе пошатнулось и ослабело крепостное право и система феодальных отношений. Дефицит рабочих рук привёл к повышению заработной платы среди выживших и стимулировал механизацию трудоёмких процессов в сельском хозяйстве и других сферах. Чума оставила глубокий отпечаток в культуре, подарив миру пляску смерти и прочие мрачные мотивы в живописи, скульптуре и литературе Возрождения, в особенности Северного.
А это Treponema pallidum, или бледная трепонема, — возбудитель сифилиса. Кстати, версия об американском происхождении заболевания — лишь одна из многих
История чёрной смерти повторилась 150 лет спустя в ходе так называемого Колумбова обмена — в других декорациях и с новыми действующими лицами, но со столь же ужасающим результатом. При этом нас интересуют вовсе не завёзенные в Америку лошади и сахарный тростник или попавшие в Европу индейка и картофель, а инфекции Старого Света, которые сыграли решающую роль в захвате испанцами империй инков и ацтеков в начале XVI века. Ведь несмотря на железные мечи и латы, лошадей и артиллерийские орудия, у нескольких сотен европейцев просто не было шансов выстоять против стотысячных армий коренных народов.
Между тем самим испанцам могло казаться, что быстрое завоевание ими огромных территорий и активный переход коренных жителей в новую веру основывались лишь на неоспоримом превосходстве европейской культуры. В то же время у суеверных индейцев, которые с ужасом и удивлением наблюдали, как стремительно уничтожающие их народ неизвестные болезни старательно обходят испанцев, напрашивался вывод о том, чьи боги сильнее и кому они благоволят больше.
Увиденное принудило многих оставить культуру предков и принять крещение. Тем временем биологическое оружие, невольно применённое европейцами, продолжало сеять смерть: оспа, тиф, чума и другие «цивилизованные» болезни унесли до 90 % коренного американского населения.
Судя по всему, единственным ответом Нового Света на этот геноцид стала бледная трепонема. В 1492 году корабли Христофора Колумба причалили к берегам Гаити. А уже в 1495 году в находившейся под стенами Неаполя армии Карла VIII, к которой примкнули вернувшиеся домой матросы Колумба, произошла вспышка сифилиса — его возбудителем и является трепонема. Эпидемия прокатилась сквозь всю Евразию, уже через 20 лет достигнув Японии.
Колумб Америку открыл, великий был моряк… Но был ли он первым? История многократного открытия Нового Света.
Триумф вакцин
Учёный Ар-Рази в своих трудах упоминал о вариоляции. К сожалению, процедуру переживали не все, хотя смертность не превышала нескольких процентов
Число задокументированных эпидемий так велико, а их последствия настолько ужасны, что может создаться впечатление, будто бы с незапамятных времён люди только и делали, что стоически погибали от мучительных болезней, не пытаясь предотвратить их возникновение. Однако существуют свидетельства в пользу того, что ещё в VIII веке индийские священники, путешествовавшие по Великому шёлковому пути, для защиты от оспы прибегали к вариоляции: материал из язвы на коже больного помещали в небольшую рану на теле прививаемого. После этого болезнь чаще всего протекала в лёгкой форме, а больной получал иммунитет.
В X веке, за 800 лет до появления самого слова «вакцина» (от лат. vacca — коровa), аббасидский учёный Ар-Рази упоминал о подобной процедуре, которая применялась в Аравии. В китайских медицинских трактатах примерно того же времени говорится о другом виде вариоляции: введении в ноздрю хлопкового тампона, смоченного гноем из оспенной пустулы на коже больного. Альтернативный способ — ввести в нос истолчённые в порошок сухие оспенные струпья при помощи серебряной трубки.
В Европе метод вариоляции стал известен благодаря путешественнице Мэри Уортли-Монтегю, которая привезла описание методики в Лондон из Османской империи в 1721 году. Вскоре процедуру прошла семья короля Георга I. В 1768 году в России вместе с сыном привилась Екатерина II. В 1775 году, после смерти заболевшего оспой Людовика XV, всеобщую вариоляцию своих солдат провёл Фридрих Прусский. Годом позже в Америке оспопрививание в армии организовал Джордж Вашингтон. В целом в американских британских колониях метод применяли охотно: на фоне смертей индейцев от оспы некоторый риск подхватить при вариоляции натуральную оспу казался вполне оправданным. Но именно по причине своей потенциальной опасности всеобщего признания процедура не имела.
Первым от оспы был привит восьмилетний мальчик Джеймс Фиппс 14 мая 1796 года. Этот момент изображён на картине Эрнеста Борда
Так продолжалось до 1796 года, когда сельский врач Эдвард Дженнер успешно привил материал из оспенных пустул коровы крестьянскому мальчику, который в дальнейшем, после прививания человеческой оспой, так и не заболел. В отличие от вариоляции, методика Дженнера оказалась безвредной для пациентов и потому быстро снискала популярность за пределами Британии. В 1805 году Наполеон Бонапарт распорядился провести оспопрививание среди своих солдат. Благодаря наполеоновским войнам эта практика распространилась в Европе более широко, подстегнув общеевропейский рост населения.
XIX век, начавшийся с первых побед над оспой, закончился настоящим триумфом главного оружия в войне с эпидемиями — появлением вакцин. Важной вехой в истории эпидемиологии стала борьба с холерой — опасным заболеванием, эндемичным для индийской Бенгалии. Холера в основном распространялась по Индии через многотысячные религиозные паломничества. Те, кому удавалось выжить после встречи с болезнью, уносили её в свои города. Во время очередной эпидемии в Бенгалии в 1817 году холера выбралась за пределы субконтинента на кораблях британского флота и быстро охватила весь мир. В 1831 году болезнь прошла проторённой паломнической дорогой — холерой заразились участники мусульманского хаджа, в результате чего в Мекке погибло около 30 тысяч человек.
По пути домой мусульманские паломники, чья религия, в отличие от индийских культов, имела более обширную географию, распространили холеру по огромным территориям от Марокко до Филиппин. К середине XIX века болезнь уничтожила уже миллионы человек по всему миру.
Надежда забрезжила в 1883 году: при вспышке холеры в Египте немецкий микробиолог Роберт Кох выявил её возбудителя — холерный вибрион, после чего уже к 1892 году русский бактериолог Владимир Хавкин создал вакцину против холеры.
Образ смерти, выкашивающей смертельно больных холерой
Bibliothèque nationale de France
В 1896 году, за год до того, как вышеупомянутый Владимир Хавкин разработал первый в истории препарат для иммунизации от чумы, британский иммунолог Алмрот Райт изобрёл вакцину от брюшного тифа. Важность открытия состояла в том, что в тогдашних войнах смертность от тифа подчас превосходила боевые потери. В 1911 году обязательную вакцинацию от тифа ввели в армии США, что уже через три года, к Первой мировой войне, позволило снизить потери личного состава почти в 400 раз. В целом в XX веке перед упорством эпидемиологов отступили многие страшные болезни, и даже печально известной испанке, пандемии гриппа 1918–1920 годов, унёсшей около 50 миллионов жизней по всему миру, удалось омрачить эту тенденцию лишь ненадолго.
Как бы странно это ни звучало, иногда возникала своеобразная мода на симптомы болезни: во второй половине XIX века чахоточный румянец, бледная кожа и блестящие глаза считались красивыми в творческих кругах и воспринимались как признак тонкой, романтической натуры. Впрочем, восторгов богемы не разделяли неутомимый Роберт Кох, выделивший в 1882 году туберкулёзную палочку, а также французские бактериологи Жан-Мари Камиль Герен и Альбер Кальмет, которые в 1921 году создали вакцину от туберкулёза — БЦЖ. Она оказалась эффективна ещё и против лепры, подтвердив гипотезу о том, что проказа, свирепствовавшая в Европе до XIV века, исчезла по мере распространения лёгочной формы туберкулёза. По всей вероятности, иммунный ответ на туберкулёзную бациллу повышал устойчивость организма к проказе. А поскольку туберкулёз распространяется гораздо быстрее лепры, он просто не оставил шансов её нерасторопному возбудителю — палочке Хансена.
Флорентийка Симонетта Веспуччи, которая позировала Сандро Боттичелли для его «Рождения Венеры», умерла от туберкулёза в 23 года. Учёные нашли признак заболевания и на картине: у Венеры сильно опущено левое плечо, что может быть доказательством туберкулёзного поражения плечевого пояса
В первой половине XX века мир захлестнула эпидемия полиомиелита. Этот вирус сосуществовал с человеком с эпохи бронзы, и с ним сталкивались многие — от древнеегипетских фараонов до Вальтера Скотта и Франклина Рузвельта. Ради предотвращения эпидемии США и СССР даже на время забыли о холодной войне и вместе взялись за разработку вакцины, которая была получена в 1955 году. Сегодня очаги полиомиелита сохраняются разве что в Пакистане, Афганистане и некоторых регионах Африки.
А когда медицина установила, что несколько вакцин можно вводить единовременно без ощутимых последствий или снижения эффективности, эпидемиологи начали разрабатывать комбинированные препараты. В результате к 1949 году была лицензирована DPT, она же АКДС (адсорбированная коклюшно-дифтерийно-столбнячная вакцина), а в 1971 году США выдали лицензию на использование MMR (КПК), комбинированной вакцины против кори, паротита и краснухи.
Болезни, против которых на данный момент удалось разработать вакцины, можно перечислять достаточно долго. Но, вопреки благостной картине успешной борьбы с инфекционными заболеваниями, перед человечеством всё ещё стоят нерешённые проблемы, такие как вирус Зика, ВИЧ и цитомегаловирус. Однако если учитывать, что в 2021 году наконец появились и получили рекомендацию ВОЗ вакцины против опасных болезней вроде малярии и вируса Эбола, то в целом ситуация вселяет надежду.
Многообразие вакцин
Морис Хиллеман, разработавший вакцину от кори
National Library of Medicine
Глядя на впечатляющие успехи эпидемиологии в борьбе с бактериальными и вирусными инфекциями, нельзя не восхититься степенью нашей приспособляемости и гибкостью человеческого ума. Особенно если учесть, что идея вакцинации сама по себе гениально проста: в организм прививаемого вводится возбудитель инфекции, слишком ослабленный, чтобы развилось заболевание, но достаточно активный, чтобы сформировался иммунитет к вызываемой им болезни. Вакцины бывают разных типов в зависимости от природы инфекции, способа заражения клеток организма, типа ответа иммунной системы, региона применения вакцины и типа штамма возбудителя.
Аттенуированные вакцины. Содержат живые, но ослабленные микроорганизмы. Вакцины этого типа высокоэффективны: единственной прививки бывает достаточно, чтобы сформировался стойкий иммунитет на всю жизнь. Часто аттенуированные препараты разрабатываются для борьбы с вирусами — такова, например, вакцина от полиомиелита или комбинированная вакцина MMR. Среди недостатков — редкие побочные эффекты в виде вакциноассоциированных заболеваний и необходимость соблюдать особые условия хранения.
Инактивированные вакцины. Каждый такой препарат включает целую бактериальную клетку или вирион (полноценную вирусную частицу), убитые воздействием радиации, температуры или химических веществ. Вакцинами такого типа прививают от гепатита А и клещевого энцефалита. По сравнению с предыдущим типом эти препараты относительно просты в изготовлении и хранении. Однако иммунитет, который вырабатывается с их помощью, действует не так долго, из-за чего их требуется вводить многократно.
Вакцина против натуральной оспы
CDC
Субъединичные вакцины содержат не весь патоген целиком, а лишь его часть — антиген, на который и реагирует иммунная система. Эти вакцины применяются для защиты от брюшного тифа или гриппа. Подобно инактивированным вакцинам, субъединичные безопасны с точки зрения побочных эффектов, но действуют ощутимо слабее аттенуированных и требуют повторного введения. Чтобы повысить эффективность субъединичных вакцин, в их состав включают адъювант — вещество, в котором на поверхности частиц концентрируются антигены. Так препарат становится более заметным для иммунной системы и дольше на неё воздействует.
Анатоксины. Представляют собой препараты из ядов биологического происхождения (бактериальных токсинов), утративших вредные свойства, но сохранивших антигенность и иммуногенность. Такие вакцины вызывают иммунный ответ, но, в отличие от исходного токсина, не повреждают органы и ткани. Характерный пример — АКДС, содержащая анатоксины возбудителей дифтерии и столбняка.
ДНК- и мРНК-вакцины. В таких вакцинах содержатся участки ДНК или РНК возбудителя заболевания, заключённые в искусственную оболочку. На основе мРНК созданы вакцины против COVID-19 от компаний Pfizer и Moderna.
Векторные вакцины. Особенность этого типа в том, что генетический материал патогена упакован в естественную оболочку безопасного для человека вируса. По аналогии с инактивированными, векторные вакцины не требуют много времени на разработку, хотя и их надо вводить неоднократно, поскольку иммунитет формируется не такой стойкий. К векторным вакцинам относятся такие препараты для защиты от COVID-19, как «Спутник V», созданный на основе аденовируса человека, и вакцина от AstraZeneca, в которой используется аденовирус шимпанзе.
Антивакцинаторство
Последствия прививки коровьей оспой для защиты от оспы натуральной в представлении антивакцинаторов XIX века
Джеймс Гилрей, «Коровья оспа, или Чудесное действие новой прививки!» (1802)
Страх людей перед вакцинами возник вместе с самой вакцинацией. В книге «Недоверчивые умы» психолог Роб Бразертон отмечает: несмотря на две сотни лет, разделяющие современных антивакцинаторов и противников прививок времён Эдварда Дженнера, те и другие используют сходную аргументацию. Если в XIX веке поговаривали, что вакцины содержат яд гадюки, требуху, кровь, экскременты летучих мышей и жаб, то современные борцы с вакцинацией включают в список компонентов всевозможные токсины — от репеллентов до антифриза и спермицидов. Если противники Дженнера предостерегали, что у человека после прививки могут вырасти рога, копыта и хвост, то в наше просвещённое время на смену подобным опасениям пришла уверенность в прямой связи вакцинации с детским аутизмом. Абсурд? Однако есть конкретный человек, которого следует «поблагодарить» за внедрение в общественное сознание этого опасного мифа. Но обо всём по порядку.
Эндрю Уэйкфилд
(фото Bladość)
До создания вакцин от кори, паротита и краснухи эти болезни наносили огромный вред людям, в первую очередь детям. Только от кори ещё в 1980-х ежегодно умирало до 2,5 миллиона человек по всему миру. В 1971-м была лицензирована вакцина MMR, позволившая прививать пациентов от всех вышеперечисленных инфекций сразу. Сегодня благодаря вакцинации мировая смертность от кори снизилась почти в 20 раз. В 1988 году вакциной начали прививать жителей Великобритании, и к 1998 году охват вакцинации достиг 90 %. В том же году британский врач Эндрю Уэйкфилд опубликовал в авторитетном медицинском журнале The Lancet статью, где заявил о том, что существует связь между MMR и детским аутизмом. Отсутствие неоспоримых доказательств не помешало Уэйкфилду рассказать о результатах работы в СМИ. Упоминаемость связи препарата с аутизмом достигла таких масштабов, что уже к 2003 году уровень вакцинации упал на 20 %, а к 2013 году тысячи детей получили тяжёлые осложнения и впервые за много лет возобновились случаи смертности от кори.
В 2004 году был раскрыт обман. Журналистское расследование Брайана Дира показало, что Уэйкфилд сфальсифицировал результаты исследований, чтобы дискредитировать действующую вакцину, — выяснилось, что одновременно врач участвовал в разработке альтернативы MMR. Кроме того, его исследования спонсировала юридическая компания, которая специализировалась на исках о возмещении ущерба при медицинских осложнениях. После публикации статьи Уэйкфилда множество независимых лабораторий, в том числе Центры по контролю и профилактике заболеваний США и Американская академия педиатрии, провели собственные эпидемиологические исследования и не выявили связи между MMR и аутизмом.
В 2010 году The Lancet отозвал статью. Автор был лишён медицинской лицензии и больше не может практиковать в Великобритании. Рецензируемый медицинский журнал Annals of Pharmacotherapy назвал эту статью в The Lancet «возможно, наиболее вредоносной медицинской фальсификацией XX века». Однако миф, которому положил начало Уэйкфилд, крепко засел в головах, а сам врач до сих пор считается героем в кругах противников прививок.
Как опознать медицинского шарлатана, который пытается продать вам коробочку с лампочкой по цене автомобиля.
Справедливости ради следует сказать, что у Уэйкфилда были предшественники, вольно или невольно дававшие антипрививочникам дополнительные поводы для опасений. В 1973 году Джон Уилсон, другой британский врач, представил доклад о своём исследовании, по результатам которого выходило, что АКДС (вакцина от коклюша, столбняка и дифтерии) способна вызвать у ребёнка судороги и повреждения мозга. Ситуация невероятно похожа на случай с аутизмом и MMR: исследование Уилсона рассматривало очень мало пациентов, кому-то из них АКДС вообще не вводили, а тем, кто её всё же получал, диагноз мог быть поставлен ошибочно. Несмотря на то что независимые исследования вакцины не подтвердили выводы Уилсона, из-за широкой огласки в СМИ к 1978 году доля вакцинированных снизилась на 50 %, а в 1979 году в Великобритании заболели коклюшем сотни тысяч человек — и сотни детей умерли.
Джонас Солк, изобретатель вакцины против полиомелита
Yousuf Karsh
В 1955 году была запатентована уже упомянутая вакцина против полиомиелита. Но победному ликованию помешала трагедия: на фабрике одного из производителей, Cutter Laboratories, в партию вакцин по ошибке попал живой, неослабленный вирус. Вакцинированные пациенты — вместо того, чтобы получить иммунитет, — начали заражать окружающих. Около 170 человек остались парализованными, а 10 скончались.
После этого случая с инактивированной вакциной к «живым» (аттенуированным) стали относиться ещё более насторожённо. На фоне трагедии огульно обвинять антипрививочников в мракобесии так же несправедливо, как, скажем, насмехаться над недоверием афроамериканских жителей штата Алабама к медицинской системе США после обнародования данных о бесчеловечном Таскигийском эксперименте (когда в течение 40 лет местные медики «в интересах науки» тайно заражали сотни афроамериканцев сифилисом). В конце концов, скепсис в отношении вакцин, пусть зачастую и необоснованный, нередко продиктован благородным чувством — искренней любовью человека к своим детям.
Нет микробов — нет жизни?
Escherichia coli, один из видов бактерий, присутствующих в кишечнике человека
NIAID. E. coli Bacteria
Давайте же зададимся детским вопросом: что, если бы мы могли раз и навсегда избавиться от всех микроорганизмов на планете, как это сделали люди будущего в романе Герберта Уэллса «Машина времени»? Ведь без микробов нет инфекций, а если нет нужды в прививках, то нет и антипрививочников и нужды их переубеждать. Давайте поразмышляем, каково было бы жить в мире, лишённом бактерий и вирусов.
Начнём с бактерий, но не станем брать в расчёт все виды и сосредоточимся только на тех, что живут в нашем теле. Несмотря на то что совокупный вес бактерий в организме человека составляет меньше 2 килограммов, количество бактериальных клеток превышает число клеток нашего тела примерно на 10 триллионов. Пожалуй, многие знают, что бактерии регулируют аппетит, помогают переваривать пищу, участвуют в формировании иммунитета и вырабатывают полезные для нас вещества.
Однако этим их действие не исчерпывается. Согласно книге «Второй мозг» немецкого нейробиолога и гастроэнтеролога Эмерана Майера, жизнедеятельность и видовой состав кишечной микрофлоры влияют на наши мысли и чувства. В последние годы учёные обнаружили взаимосвязь между состоянием кишечных бактерий и высшей нервной деятельностью человека: синдром раздражённого кишечника связывают с депрессией, болезни Паркинсона сопутствуют запоры, а у людей с аутизмом часто наблюдаются проблемы с пищеварением. Вероятно, английскую фразу «gut feeling» (аналог на русском — «нутром чувствую») следует понимать более близко к её прямому значению. Кто знает, может, если бы бактериальные симбионты исчезли из нашего кишечника, мы бы перестали быть самими собой.
А теперь представьте себе мир без вирусов. Бешенство, полиомиелит, корь, паротит и грипп исчезли как по волшебству. Пропал ВИЧ, а вместе с ним и СПИД. Вирусы Зика и жёлтой лихорадки больше никого не потревожат.
Схема того, как работает горизонтальный перенос генов: 1 — клетка-донор; 2 — клетка-реципиент; 3 — плазмид (автономная молекула ДНК); 4 — фимбрии, нитевидные структуры на поверхности клетки
Мир может вздохнуть с облегчением. Однако виды вирусов, опасные для человека, — лишь ничтожная часть всего их безграничного разнообразия. В океанах, в воздухе, в живых организмах и в почве содержится не меньше вирусных частиц, чем звёзд в наблюдаемой части Вселенной. Если все вирусы вдруг исчезнут, это приведёт к разрушительным последствиям. Попадая внутрь клеток, вирусы заставляют их воспроизводить свои белки, но с ошибками, и в процессе между вирусом и хозяином происходит обмен — горизонтальный перенос генов. Так вирусы обогащают геномы клеточных организмов, миллионами лет способствуя их эволюционному успеху. Фрагменты вирусных ДНК в геноме животных участвуют в функционировании механизмов памяти, регулируют иммунную систему, противостоят раку.
Более того, если бы не вирусы, человек вообще не мог бы появиться на свет. И не только человек. В 2000 году в Nature вышла статья о том, что группа бостонских биологов обнаружила у человека ген ERVW-1, кодирующий белок синцитин — он вырабатывается исключительно клетками плаценты, расположенными в месте её крепления к матке. Эти клетки, соединяясь, формируют синцитиотрофобласт — клеточный слой, выполняющий важнейшую роль в передаче питательных веществ от матери к плоду. Причём это объединение клеток невозможно без синцитина. Самое интересное в гене ERVW-1, кодирующем синцитин, — его природа. Дело в том, что он не человеческий. ERVW-1 — ген оболочки эндогенного ретровируса. Первоначальная задача синцитина в случае ретровируса — объединять инфицированные клетки, позволяя вирусу передаваться от клетки к клетке. С тех пор как соответствующий ген внедрился в наш геном, синцитин позволяет плоду прикрепиться к слизистой оболочке матки. Вирусолог Тьерри Хайдман из парижского Института Пастера обнаружил вторую версию вирусного белка — синцитин-2. Как и первая версия, синцитин-1, этот белок очень важен для человеческой биологии — он помогает подавить материнскую иммунную систему, чтобы она не атаковала плод как чужеродную ткань.
Тот же вирусный ген, что и у людей, был обнаружен в геномах шимпанзе и гориллы. Стоит ли говорить, что он выполняет сходные функции. В 2005 году, исследуя геном мыши, Хайдман с коллегами выявили два типа генов синцитина. Оказалось, они играют в мышиной репродуктивной системе ту же роль, что и гены приматов. Эти вирусные гены чрезвычайно важны: когда исследователи блокировали их работу, приостановив таким образом выработку синцитина у мышиных зародышей, те погибли уже через несколько дней, так как не сформировался синцитиотрофобласт.
Похоже, если мы внезапно уберём с планеты бактерии, а тем более вирусы, то всё невероятное биологическое разнообразие биосферы исчезнет, как рухнет прекрасный деревянный дом, если из него внезапно убрать все гвозди. И человек, у которого более половины генома имеет вирусную природу, не станет исключением.