В марте издательство «Дом историй» запустило цикл «Город Чудный» — мрачное городское фэнтези, где реальность переплетается с мистикой. Журналистка Ольга Потапова ищет ответы: почему оживают мертвецы, а жильцы дома на Задорной улице получают письма с предупреждениями? Постепенно всплывают всё новые и новые тайны…
В этом отрывке Ольга узнаёт о возвращении мёртвых к жизни и решает начать собственное расследование.
— И вот тут как раз привозят бабку. А ты прикинь, четвертый час утра... Мне либо поесть надо, либо вздремнуть, а то я сам труп. Ну, у меня бутерброды, чай налит, кушетку застелил — покемарить... И вот тут... Бабку я, конечно, принял. Расписался, где надо, оформил её, то-сё... И в коридоре у стеночки оставил — в мешке, как привезли. Думаю, поем, тогда уже разберусь. Полежит пятнадцать минут, ей теперь торопиться некуда. Колбаса ещё такая была — сервелат... Ну ты же помнишь, Потапова, — подмигнул санитар. Шрам у Ольги на плече словно обожгло. Она непроизвольно потёрла его ладонью и заколебалась: остаться слушать этот бред или уйти прямо сейчас?
— Вот сказал и сразу есть захотел, — с притворной досадой заключил санитар и повёл носом. — Борщом пахнет.
— Не выйдет, Федя, — покачала Ольга головой. — Я тебя кормить не собираюсь. Захотел — так сам за себя и плати. А я вообще не понимаю, зачем тут сижу. — Она оглядела низкий зал трактира с замызганными стенами, подслеповатыми от грязи окнами и деревянными столами. Свой Ольга уже несколько раз протерла сухими салфетками, что стояли в подставке, но всё ещё опасалась ставить на него локти. Борщом, кстати, вовсе не пахло, зато от запаха выпечки забурчало в животе. Наверное, лучше уйти.
— Погоди, Потапова, сейчас поймешь. Я как раз первый бутер дожёвывал, вдруг слышу: вроде какой-то шум в коридоре. Морг, как бы тебе сказать, Потапова, довольно тихое место, особенно ночью. Сначала подумал, это видосик у меня в телефоне. Вырубил звук, прислушался. Не, точно коридор. Пошёл глянуть — а пакет ерзает! Это она там, видать, руками шарила. Сморщенная вся, ей лет сто, наверное.
— А ты что? — Витрина с пирожными у Фёдора за спиной дразнила изобилием. В её центре возвышалась горка ванильных кексов, самый верхний держался вопреки всем законам физики и грозил обрушиться, раскатив по полкам остальные. Кекс разнузданно подмигивал Ольге с верхотуры своими изюминами. Хотелось надеяться, что это были именно изюмины.
— А что я? Мертвецы у меня ещё не оживали. Это, между прочим, не привидения. — Ольга хмыкнула, но Фёдор был серьёзен, почти суров: — Занервничал, конечно. Ещё бы — живого человека чуть не угробили. А я потом отвечай. Куда эти дебилы на труповозке смотрели, вообще непонятно. Это я тогда так подумал. — Он хмуро проследил взглядом за единственным на всё кафе официантом в неожиданно белоснежной рубахе с закатанными по локоть рукавами и идеально отутюженном фартуке.
— А сейчас что? Передумал?
— А сама как считаешь? — Санитар подался к Ольге и почти улегся на стол. Тот крякнул под его весом и напряг все свои ножки. — Если у меня... — Фёдор понизил голос и снизу вверх заглянул Ольге в глаза. — ...в следующую смену в холодильнике забальзамированный ожил?
— Ужас. — Ольга непроизвольно отстранилась. Посетители лязгали приборами о тарелки. Запах ванили начинал раздражать. — Считаю, врёшь ты, Федя. Это если вежливо. Ну проворонили бабку, всякое бывает. И тысячи за такое не дам, не рассчитывай.
— Обидно мне, Потапова. — Фёдор откинулся на деревянную спинку. — Я тебе хоть раз врал?
— Хм, дай-ка вспомнить…
— В школе — не считается! — Он вскинул обе ладони. Они были отвратительно розовые с короткими толстыми пальцами, похожими на детские сосиски.
— Ага. Ну вот — сразу в отказ. Тогда, значит, кофе с тебя? — Она кивнула на свой нетронутый капучино.
— Злая ты всё же, Потапова. Это ты мне мстишь за те бутерброды.
— Не за бутерброды. — Ольга снова потёрла шрам под водолазкой. — А за то, что ты мне постоянно напоминаешь про эту гнусь, Федя.
— Ну ты даёшь! На такую херню до сих пор злиться!
— Гадом ты, Фёдор, был, гадом и остался. — Ольга встала, стул пронзительно взвизгнул ножками по каменному полу.
— Да сядь ты! Я же не всё рассказал…
Несколько голов повернулись в их сторону. Ольга нехотя уселась обратно.
— Не шуми только, — снизил он голос почти до шёпота. — У нас главврач новый. Лютует, говорят. Узнает, что я тебе слил, уволит в тот же день. А здесь, сама понимаешь, работа на дороге не валяется.
— Выкладывай уже быстрей. — Вроде бы так просто: встать и выйти. Но Ольга почему-то оставалась на месте.
— Зря ты мне не веришь, — всё так же шепотом продолжал Фёдор, отхлебнув кофе. — Думаешь, я тебя из-за недоумершей бабки стал бы дёргать? Пфф! Мне ещё сменщик мой не понравился — какой-то странный был. Тороплюсь, говорит, дела семейные, то-сё — и свалил. Это я потом понял, что за семейные дела, когда стук в холодильнике услышал. Вот тут уже, знаешь... — Он замер, выпучив глаза, на губах у него мелко лопались остатки молочной пенки. — ...вот тут уже страшно стало. — Федя схватил Ольгу за запястье. — Он вскрытый был, прикинь! — Ольгу передёрнуло, и она отняла руку. Фёдор не заметил, его, похоже, слегка трясло: — Вскрытый! С требухой внутри, но вскрытый. Готовый к выдаче, одет, в гриме, то-сё. Я в холодильник захожу, а он на каталке сидит. Голову на звук повернул и на меня смотрит. Ладно бы я его живым знал — ну сама понимаешь. Я, грешным делом, решил, кто-то забрался и шутки шутит. А потом пригляделся: мой! Я ж его лично бальзамировал! Вот тут меня ноги и подвели. На пороге стою, пялюсь на него и шагнуть не могу, прикинь!
— И что сделал?
— Дверь тихонько прикрыл и стал руководству звонить.
— И?
— Не поверишь. — Федя шумно выдохнул. — Что, спросили, опять? Опять — прикинь! Ну, говорят, звони в терапию. Пусть койку готовят. А ты его туда отвези. Или отведи, как хочешь. Я говорю: вы долбанулись? Я ещё трупы под ручку не водил! А начальник мне: не ссы, Палыч, он тебя не покусает. И ржёт, прикинь!
Фёдор отвернулся и хмуро уставился в окно. Оно зевнуло ему в лицо скучной улицей, где ветер играл в салки с пылью.
— В общем, отвёз я его. Дверь приоткрыл чуток: не дай бог, думаю, он уже с каталки спрыгнул — пусть тогда сами везут или что хотят делают. Я им не обязан... Запру и оставлю. Но он сидел. Я тогда мешок порвал, в жгут скрутил, сзади к нему подкрался и на грудь ему — хоба! А потом к каталке привязал.
— Взяли?
— Конечно, взяли, куда им деваться! Не первый. Они таким палату выделили. Точнее, две: под баб отдельную. И запирают их снаружи, мало ли что. Но главное, главное: это ж не последний мой был-то. Я за смену ещё пару отвез таких же, прикинь!
— Неубедительно, Федь. Не тянет на десятку-то. Не в Чудном. Хотя идея рабочая, согласна. Я тебе сейчас заплачу, припрусь в больницу, мне там пальцем у виска покрутят и отправят. А ты потом мне скажешь: просто они всё скрывают.
— Клянусь тебе, Потапова! Вот не сойти с этого места! Я бы тоже не поверил! Но я же лично! Вот этими руками! — Он потряс перед ней пухлыми ладонями.
Ольга поморщилась.
— Может, у тебя — того? Ну Дымный там? Шизофрения? — Скрыть брезгливость в голосе получилось не очень.
— Неуместен ваш сарказм, — обиженно выпрямился он. — Я же не один их видел. И оживают они не только в морге.
— Да ну? И где же ещё?
Он снова наклонился ближе к ней — Ольге снова пришлось отодвинуться — и зашептал:
— На кладбищах, Оль. У меня друзья есть… Ну как друзья — партнёры. Могилы вскрывают. И в некоторых — упс. Живые люди, прикинь.
— Уж простите моё любопытство, Фёдор, это профессиональное: а зачем они могилы вскрывают?
— Оль, ну ты совсем, что ли? Знаешь, как, бывает, хоронят? Перстни там, серьги. Айфоны в гроб кладут. Зачем они им там? — Он завёл глаза и показал подбородком в пол. — А людям пригодятся.
— А ты, значит, типа бизнесмен? Сливаешь дружкам, кто для своих покойников айфона не пожалел? И начинал ты, Федя, гнусно, а теперь так вообще…
— Вот это уже не твоё дело, договорились?
— На кой тогда тебе мои десять тысяч сдались?
— Совмещаю полезное с приятным. — Он скользнул взглядом к её груди.
Ольга предупреждающе подняла руку:
— Поосторожней!
— Ладно-ладно. Ну как тебе тема? Сойдёт для твоей унылой газетёнки?
— Сам ты унылый! И врёшь без огонька. Надо было стажёра какого-нибудь к тебе отправить, а не самой время терять. И тема так себе. Непроверяемая.
— А вот это ты зря. У того мужика, ну, которого я в терапию сдавал, панихида на два часа назначена. Вот поезжай сейчас и посмотри, выдадут тело родственникам или нет. Если выдадут — ну что ж, значит, я наврал. Но сама увидишь. Не будет никаких похорон. — Он ткнул на кнопку смартфона на столе, глянул на экран. — Двадцать минут у тебя. Успеешь.
Чтобы зайти в морг, Ольга сначала лавировала между людьми, ожидавшими церемонии, потом потянула на себя истёртую длинную ручку — и с первым же вдохом в горле булькнул спазм. Ольга постаралась дышать ртом, чтобы меньше чувствовать запах. От формалина к горлу всегда подкатывала рвота.
В зале прощаний было людно. У стены кто-то в чёрном перекладывал с места на место горку венков и двигал широкие пластиковые вазы, полные живых цветов. Возвышение, на которое обычно выставляли гроб, пустовало. Этажерка под тёмно-лиловой торжественной мантией в предполагаемом изголовье служила пюпитром для фотографии с чёрной лентой. С неё смотрел красивый, средних лет мужчина, в котором Ольга узнала одного из актёров чудновского драматического театра. Подпись под портретом гласила: «Пётр Валерьевич Сысоев». Маэстро, похоже, опаздывал на свой финальный бенефис.
У венков переступала с ноги на ногу заплаканная женщина в траурном платье и косынке.
— И спросить ведь некого, — растерянно обернулась она к молодому мужчине, тоже в чёрном.
— Побудь тут, мама, — ответил он, ласково притронувшись к её руке. — Пойду поищу.
Он несмело толкнул боковую дверь с надписью «Вход только для сотрудников». Ольга выждала и шмыгнула туда же.
Облезлый коридор с кафельным гулким полом упирался другим своим концом в наружный выход. Из нескольких дверей по обеим сторонам открытой была только одна, ближайшая. Запах формалина усилился и пригвоздил Ольгу к стене.
— Уважаемый, — донёсся из-за двери голос зашедшего. — А где мой отец? Мы ждём уже двадцать минут, люди собрались, а вы тут... обедаете, похоже.
Ольга подошла к дверному проёму и заглянула внутрь: три письменных стола вдоль стен, два из которых занимали компьютеры и документы. Между ними низкая кушетка. За третьим столом у чёрной микроволновки, придвинутой вплотную к стене, сидел человек в светло-зелёной застиранной больничной форме и, видимо, до этого момента с аппетитом уплетал борщ.
— А вам что, разве не звонили? — Санитар воззрился на мужчину, полная ложка зависла над высокой густо-синей миской.
— Кто, простите, должен был мне звонить? — мгновенно взвинтился молодой человек.
— Из отделения. Терапевтического.
— Зачем? — не по слогам отчеканил мужчина.
— Предупредить.
— О чём? — яростно-холодно спросил мужчина.
— Чтобы вы не приходили. Отменили всё.
— Простите, что? Как это «отменили»? Вы выгляньте наружу. Как я могу это отменить? Да как вообще можно отменить похороны?
— Не могу подсказать. — Санитар снова взялся за ложку.
Невозмутимости Фединому коллеге было не занимать.
— Не м-можете сказать? А где тело моего отца — м-можете? Тоже не можете?
— Тоже не могу, — мотнул головой санитар, набирая в ложку. — У меня здесь нету.
— Вы что, издеваетесь? Это же м-морг. Где ж оно тогда?
— Я вам сейчас дам телефончик. — Санитар проглотил борщ, потянулся куда-то. — Записывайте.
— Не стану я никуда звонить! — рявкнул мужчина. — У меня умер отец! У меня горе! Это известный в городе человек! Попрощаться с ним пришли его близкие, друзья, п-поклонники! М-мы всё оплатили, наконец! Какие м-могут быть звонки?!
— Послушайте, — терпеливо, но всё так же невозмутимо сказал санитар. — Ну нету у меня его тела. Где я его вам возьму? Не верите — пойдёмте со мной, я вам всё покажу. Вообще-то не положено, но уж ладно... Раз не верите — пошли в холодильник, в зал пошли, мне не жалко. Если найдёте там вашего... — Он сделал жест рукой. — ...забирайте. Распишитесь только — и пожалуйста, я не против. — Он встал со стула. — Ну что, идём?
Мужчина невольно отпрянул, Ольга тоже автоматически отступила. Стоя санитар оказался на полголовы выше посетителя.
— Зачем мне чужие тела? — заартачился мужчина. — Мне нужен мой отец!
— Ну как хотите... Тогда телефончик всё-таки запишите. Они во-о-он тут, в соседнем корпусе. — Санитар неопределенно махнул рукой. — Терапевты.
— Но что, простите, труп может делать в терапевтическом отделении? — подала Ольга голос из-за спины Сысоева-младшего. — Терапия для живых всё-таки, я правильно понимаю?
Родственник резко обернулся, санитар глянул над его плечом.
— Я из театра, — расплывчато пояснила Ольга. — Люди ждут, послали вот выяснить. Так что, скажите, пожалуйста, может делать покойник в терапии?
— Мне откуда знать, — пожал плечами санитар. — У меня вообще обед, а вы тут ворвались! Номер диктовать? Или идём в холодильник?
— Давайте номер, — решила Ольга и, пока родственник мешкал, достала телефон.
— Но... но что же я скажу людям? М-маме? — пробормотал несчастный сын.
Санитар покачал головой:
— Ну отмените всё. Вы это... — Увидев, что Ольга набирает номер, санитар стал теснить их сначала в коридор, а потом в сторону зала прощаний. — Вы оттуда позвоните. У меня работа.
— Погодите, там толпа людей, все на нервах, оно вам надо? — упёрлась Ольга. — Давайте мы всё же здесь решим.
— Терапия, — ответили Ольге.
— Добрый день, — затараторила она, — мы родственники умершего актёра чудновского драматического театра Сысоева. Сегодня в четырнадцать тридцать должна была состояться панихида…
— А потом отпевание, — дернул её за рукав сын усопшего.
— А потом отпевание! — кивнула ему Ольга. — Всё готово, пришли люди, принесли венки, нас ждут в церкви, а труп не выдают! Простите, тело, — поправилась она, заметив, как искривилось лицо сына. — Тело не выдают! Вместо него в морге дали ваш номер.
— Минутку, — сказал голос, потом трубку, очевидно, положили на стол, и слышно стало, как отдаляются чьи-то шаги.
— Алло, добрый день, — раздался в трубке приятный, круглый мужской голос. — Заведующий отделением Антонов. Что вы хотели?
— Мы ищем тело артиста Сысоева, — уже раздражённо сказала Ольга. — А в морге его нет. Говорят, оно у вас.
— Может, и у нас, — согласился Антонов. — Но это не точно.
— А вы проверить не хотите? — разозлилась Ольга.
Сын усопшего стал делать ей знаки:
— На громкую включите! На громкую!
Ольга ткнула пальцем в нужную кнопку.
— Вы не знаете — а мы, что нам делать?! — сорвался на крик Сысоев-младший. — Это, в конце концов, мой отец! Что вы с ним сделали?
— Молодой человек, — устало произнесли на том конце. — Никто с ним ничего не сделал. Если, как вы говорите, он умер…
— Да, умер! Верните мне тело отца немедленно!
— ...если он умер, ничего хуже с ним произойти уже не может. На домашний адрес пациента Сысоева, указанный в карте, было отправлено официальное уведомление. Так что ждите. Всего хорошего!
На экране телефона высветился отбой.
— Такой вот ненавязчивый сервис, — буркнула Ольга.