Читаем роман «Утерянный металл» Брендона Сандерсона — финал цикла «Двурождённые»

Ваксиллиум Ладриан много лет боролся с тайной криминальной организацией под названием Круг, возглавляемой его сестрой Тельсин. В конце концов возраст взял свое, и Вакс занялся политикой и воспитанием детей. Но теперь Уэйн и Мараси обнаружили свидетельства того, что Круг возобновил свою деятельность, чрезвычайно опасную для страны.

На руку преступникам играет конфликт между столицей Эленделем и Отдаленными Городами. Соседи, жители недавно открытого Южного Континента, грозят если не войной, то серьезными неприятностями, а у Гармонии, бога — покровителя Скадриаля, полно своих забот. В ходе эксперимента над редкими металлами Вакс совершает пугающее открытие, и ему приходится вернуться к ремеслу законника…

Как читать цикл «Рождённый туманом»:
1. «Пепел и сталь»
2. «Источник вознесения»
3. «Герой веков»

Как читать цикл «Двурождённые»:
1. «Сплав закона»
2. «Тени истины»
3. «Браслеты Скорби»
4. «Утраченный металл»

Пролог

Перевод Юрия Павлова

Уэйн знал, что такое кровать. У других детей в поселке Мера Олова они были. Вот бы обзавестись кроватью вместо голого матраса на полу, который холодными ночами приходилось делить с мамой, потому как не было угля, чтобы растопить печь.

А еще под кроватями водились чудовища.

Да, Уэйн слышал истории о туманных призраках. Они прятались под кроватями и крали лица твоих знакомых. Кровати были сверху мягкими и пружинистыми, а под ними обретались интересные собеседники. Красота! Сущая благодать, ржавь побери.

Другие дети боялись туманных призраков, но Уэйн подозревал, что друзья просто не умели находить с ними общий язык. Подружиться с подкроватной тварью? Раз плюнуть. Нужно лишь дать то, чего ей хочется. Например, скормить кого-нибудь.

Так или иначе, у него кровати не было. Да и стульев тоже. Был у них стол, сколоченный дядей Грегром. Самого дядю давным-давно завалило и расплющило миллиардом камней, так что больше он никого не ударит. Время от времени Уэйн пинал стол, чтобы побесить дух Грегра на случай, если тот смотрит. Стол в их доме с одиноким окошком был единственным, на что дядя Грегр не плевал с высокой горки.

Уэйн обходился табуреткой. Садился на нее и играл, пока ждал: сдавал карты и прятал некоторые в рукаве. Это время суток всегда было самым беспокойным. Каждый вечер он боялся, что Ма не вернется. Нет, не потому, что она его не любила. Ма была настоящим весенним цветком в этой сточной канаве. Просто Па однажды взял и не вернулся. А потом и дядя Грегр — Уэйн пнул стол. Вот и Ма…

«Не думай об этом, — сказал себе Уэйн, сбившись с перемешивания карт и рассыпав их по столу и полу. — И не смотри, пока свет не увидишь».

Он чувствовал шахту всем нутром. Никто не хотел жить рядом с ней, поэтому здесь пришлось жить Уэйну с мамой.

Он нарочно думал о других вещах. О сложенной у стены стопке белья, которое недавно выстирал. Раньше стиркой занималась Ма, но платили за это крайне мало. Поэтому она пошла на шахту тягать вагонетки, а стирать поручила Уэйну.

Работа его не тяготила. Он украдкой наряжался в чужие вещи — в том числе стариковские и женские — и притворялся их владельцами. Ма несколько раз ловила его за этим и отчитывала. Уэйн до сих пор не понимал, что ей не нравилось. Одежда ведь создана для того, чтобы ее носили. Почему бы не примерить несколько вещей? Что в этом такого странного?

А иногда хозяева что-нибудь забывали в карманах. Например, колоду карт.

Уэйн снова неудачно перетасовал карты и принялся собирать их, не глядя в окно, хоть и чувствовал близость шахты. Этой зияющей артерии, похожей на рану на шее, алой внутри, источающей свет, как кровь и жар. Ма копалась внутри этого зверя в поисках металла, стараясь избегать его гнева. Но везение рано или поздно кончалось.

Тут он заметил его. Свет. С облегчением выглянул в окно и увидел на тропинке женщину с фонарем в руке. Пока не открылась дверь, Уэйн по-быстрому спрятал карты под матрас и улегся сверху, притворившись спящим. Конечно, мама наверняка заметила, как сын потушил свет, но она ценила его старания.

Она села на табурет, и Уэйн приоткрыл глаза. На маме были брюки и блузка на пуговицах. Волосы собраны в высокий пучок, лицо и одежда перепачканы. Она сидела и смотрела, как мерцает и приплясывает пламя в фонаре, и ее лицо показалось Уэйну еще более худым, чем прежде. Словно его методично стесывали стамеской.

«Эта шахта ее пожирает, — подумал он. — Она не проглотила ее разом, как Па, но каждый день гложет все сильнее».

Ма моргнула и перевела взгляд на комнату. Заметила на столе забытую карту. Ох, проклятье!

Она подняла ее и посмотрела на Уэйна. Больше не было смысла притворяться спящим. В таком случае Ма окатила бы его холодной водой.

— Уэйн, — спросила она, — откуда у тебя эти карты?

— Не помню.

— Уэйн…

— Нашел, — ответил он.

Она протянула руку, он неохотно вытащил колоду из-под мат раса и отдал. Ма вложила в нее отдельную карту. Тьфу. Теперь она целый день будет разыскивать владельца по всей Мере

Олова, если Уэйн не выложит правду. А ему не хотелось, чтобы мама лишний раз из-за него переживала.

— Тарк Вестингдоу, — буркнул Уэйн. — Они были у него в комбинезоне.

— Спасибо, что признался, — ласково сказала мама.

— Ма, мне нужно выучиться игре в карты. Так я смогу зарабатывать и прокормить нас.

— Прокормить? Игрой в карты?

— Не волнуйся, — поспешно ответил он. — Я буду жульничать! Иначе как заработать, если постоянно не выигрывать?

Ма вздохнула и потерла виски.

— Этот Тарк. — Уэйн покосился на карты. — Он террисиец. Как Па.

— Да.

— Террисийцы всегда делают то, что им велено. Так что со мной не так?

— Все с тобой так, сынок, — ответила мама. — Просто с родителями не повезло.

— Ма! — Он приподнялся с матраса и взял ее за руку. — Не говори так. Ты лучшая мама.

Она обняла его, но как-то отстраненно.

— Уэйн, — спросила она. — А ножик Демми тоже ты присвоил?

— Он проболтался?! — воскликнул Уэйн. — Ржавь разбери этого говнюка!

— Уэйн! Не ругайся так.

— Ржавь разбери этого говнюка! — повторил он с говором бывалого железнодорожника.

Он невинно улыбнулся, и Ма невольно улыбнулась в ответ. Подражание чужим голосам всегда веселило ее. У Па это неплохо получалось, а у Уэйна и того лучше. К тому же теперь Па умер и больше не мог имитировать голоса.

Но улыбка быстро померкла.

— Уэйн, нельзя брать чужие вещи. Так поступают только воры.

— Не, вором я быть не хочу, — тихо ответил Уэйн, выкладывая карманный ножик на стол рядом с картами. — Хочу быть паинькой. Это как-то… само собой получается.

Ма обняла его крепче.

— Ты и так паинька. Всегда был таким.

Она говорила убедительно, и он поверил.

— Хочешь сказку, сынок? — спросила она.

— Староват я уже для сказок, — солгал он, хотя и очень хотел послушать. — Мне уже одиннадцать. Через год я смогу пить алкоголь в таверне.

— Что? Кто тебе такое сказал?

— Даг.

— Дагу всего девять.

— Зато он много чего знает.

— Дагу всего девять.

— То есть со следующего года мне придется таскать для него бухло, потому что самому ему не нальют? — Он посмотрел маме в глаза и захихикал.

Уэйн помог приготовить ужин — холодную овсянку с горсткой фасоли. Ладно хоть не голую фасоль. Затем лег обратно на матрас, закутался в одеяло и приготовился слушать, представив, что снова стал маленьким ребенком. Это было легко. Он ведь до сих пор носил старую детскую одежду.

— Это история, — начала мама, — о Неисправимом Барме, немытом бандите.

— О-о-о, — протянул Уэйн. — Никак что-то новенькое!

Мама наклонилась и помахала перед носом ложкой.

— Уэйн, он был самым отъявленным бандитом. Злобным, гадким, вонючим. Он никогда не мылся.

— Потому что хорошенько испачкаться стоит больших усилий?

— Нет, потому что… постой, чтобы испачкаться, нужно приложить усилия?

— Конечно. Нужно тщательно вываляться в грязи.

— А зачем, во имя Гармонии, это делать?

— Чтобы научиться мыслить, как грязь, — ответил Уэйн.

— Чтобы… — Мама улыбнулась. — Ох, Уэйн. Золотце ты мое.

— Спасибо, — ответил он. — Почему ты мне раньше про этого Неисправимого Барма не рассказывала? Раз он такой знаменитый, не стоило ли с него начать?

— Ты был еще мал для таких историй, — ответила она, садясь обратно. — Она, прямо скажем, страшновата.

О-о-о-о… Уэйн заерзал, предвкушая отличный рассказ.

— И кто его победил? Законник?

— Алломант Джек.

— Серьезно? Этот? — простонал Уэйн.

— Он же тебе нравился.

Как и всем ребятам. Джек был интересным и необычным и за последний год раскрыл кучу запутанных дел. По крайней мере, если верить Дагу.

— Джек всегда ловит преступников, — пожаловался Уэйн. — Хоть бы одного пристрелил.

— В этот раз все иначе, — сказала Ма, запуская ложку в кашу. — Он прекрасно знал, насколько мерзок Неисправимый Барм. Прирожденный убийца. Даже пособники Барма, Гуд Душегуб и Джо Облом, были в десять раз хуже любого бандита в Дикоземье.

— В десять раз?! — изумился Уэйн.

— Угу.

— Ничего себе! Это ж почти вдвое!

Мама на миг нахмурилась, но затем снова наклонилась и продолжила:

— Они ограбили зарплатный фонд. Похитили не только сбережения элендельских богатеев, но и зарплаты простых граждан.

— Говнюки! — воскликнул Уэйн.

— Уэйн!

— Ну ладно! Просто старые какахи!

Мама снова задумалась.

— Послушай… ты вообще знаешь, что означает слово «говнюк»?

— Это большая неприятная какашка, от которой тебе крайне хотелось бы избавиться, но никак не получается.

— И кто тебе это сказал?

— Даг.

— Ну разумеется. В общем, Алломант Джек не мог стерпеть такое обращение с простыми работягами Дикоземья. Одно дело быть бандитом, другое — красть деньги, идущие на благо города. К несчастью, Неисправимый Барм прекрасно ориентировался на местности. Он уехал в самый труднодоступный район Дикоземья и оставил подельников сторожить ключевые точки на подходе. Но Джек был наихрабрейшим человеком. И сильнейшим.

— Если храбрее и сильнее его никого не было, почему он подался в законники? — спросил Уэйн. — Мог ведь бандитом стать, и никто бы его не остановил!

— Сынок, а что, по-твоему, труднее? — спросила Ма. — Совершать справедливые поступки или несправедливые?

— Справедливые.

— Тогда кто станет сильнее? Тот, кто ищет легких путей, или тот, кто выбирает трудный?

О. Он кивнул. Ну да. Да, теперь ему все стало понятно.

Ма придвинула фонарь поближе, и ее лицо заблестело в отблесках пламени.

— Первым испытанием на пути Джека стала река Человек, широкая водная преграда на границе бывших земель колоссов. Ее воды мчались со скоростью поезда, и нигде в мире нет другой такой быстрой реки. А еще в ней множество скал. На другом берегу устроил засаду на законников Гуд Душегуб. С его острым глазом и крепкой рукой он мог подстрелить кобчика с расстояния трехсот шагов.

— А зачем? — удивился Уэйн. — Лучше ниже копчика стрелять, больнее будет.

— Сынок, кобчик — это птица такая, — объяснила Ма.

— Ну и что сделал Джек? — спросил Уэйн. — Подкрался к нему? Как-то это не по-законнически. Никогда не слышал, чтобы они к кому-то подкрадывались. Джек тоже наверняка не стал.

— Ну… — Ма задумалась.

Уэйн взволнованно вцепился в одеяло.

— Джек стрелял еще лучше, — прошептала она. — Когда Гуд Душегуб прицелился в него, Джек выстрелил быстрее через реку.

— И как Гуд погиб? — также шепотом спросил Уэйн.

— От пули, сынок.

— Прямо в глаз?

— Наверное.

— То есть Гуд прицелился, Джек тоже, но Джек успел выстрелить первым и попал Гуду прямо в глазюку! Так, Ма?

— Угу.

— И его башка разлетелась, словно какой-нибудь фрукт с плотной и хрустящей кожурой, внутри которого склизкая мякоть. Как-то так?

— Именно.

— Блин, Ма, — произнес Уэйн. — Мерзость какая. Ты уверена, что мне стоит такое слушать?

— Могу на этом прекратить.

— Еще чего! Как Джек перебрался через реку?

— Перелетел, — ответила Ма. Закончив есть, она отложила тарелку и взмахнула руками. — С помощью алломантии. Джек умеет летать, разговаривает с птицами и ест камни.

— Чего? Ест камни?

— Угу. В общем, он перелетел через реку. Но следующее испытание было еще сложнее. Каньон Смерти.

— О-о-о-о… — протянул Уэйн. — Там, наверное, красиво.

— С чего ты взял?

— Если бы там было некрасиво, никто бы и не сунулся в место с таким названием. А если кто-то там побывал и дал ему название, значит там красиво.

— Красиво, — согласилась Ма. — Каньон протянулся среди полуразрушенных скалистых шпилей, разноцветных, как будто их раскрасили вручную. Но это красивое место было смертоносным.

— Еще бы, — кивнул Уэйн. — Это само собой разумеется.

— Через каньон Джек перемахнуть не мог, потому что где-то там прятался второй бандит. Джо Облом. Он прекрасно владел пистолетами, летал, превращался в дракона и тоже ел камни. Если бы Джек попытался прокрасться мимо, Джо застрелил бы его в спину.

— Умно, — рассудил Уэйн. — Стрелять в спину — самое надежное, потому что противник не сможет выстрелить в ответ.

— Верно, — сказала Ма. — Поэтому Джек этого не допустил.

Он спустился в каньон… а там кругом кишели змеи!

— Охренеть!

— Уэйн…

— Ну ладно, просто скучно обалдеть. Сколько там было змей?

— Миллион.

— Охренеть!

— Но Джек был умен, — продолжила Ма. — Он прихватил с собой змеиный корм.

— Миллион банок змеиного корма?

— Нет, только одну. Змеи за нее передрались и почти перебили друг дружку. Осталась, само собой, только сильнейшая змея.

— Само собой.

— Джек уговорил ее укусить Джо Облома.

— И Джо стал фиолетовым! — воскликнул Уэйн. — Кровь хлынула у него из ушей! Кости растаяли, и жидкий костный сок потек из носа! Он как будто сдулся и растекся лужей, шипя

и булькая нечто несуразное, потому что зубы тоже растаяли!

— Точно.

— Блин, Ма. Твои истории просто обалденные.

— Самое интересное еще впереди, — тихо сказала она, наклоняясь на табуретке. Огонь в фонаре медленно затухал. — А в самом конце тебя ждет сюрприз.

— Какой сюрприз?

— Когда Джек миновал каньон, в котором теперь воняло дохлыми змеями и растаявшими костями, то заметил последнее испытание: Одинокую Гору. Гигантское плато посреди абсолютно плоской равнины.

— Так себе испытание, — сказал Уэйн. — Взял и взлетел на вершину, делов-то?

— Он попытался, — шепотом произнесла Ма. — Но гора оказалась Неисправимым Бармом.

— ЧТО?!

— А вот. Барм объединил силы с колоссами — с такими, что умели превращаться в громадных чудищ, а не нормальными вроде нашей старой госпожи Нок. Они показали ему, как превратиться в гигантское необъятное чудище. И когда Джек приземлился на горе, чудище проглотило его.

У Уэйна перехватило дух.

— И тогда, — начал он, — оно разжевало его, перемалывая зубами кости, как…

— Нет, — перебила Ма. — Оно лишь попыталось его проглотить. Но Джек был не просто находчивым и хорошим стрелком.

Он был еще и…

— Кем?

— Большущей занозой в заднице.

— Ма! Не ругайся!

— В сказках можно, — парировала мама. — Так вот, Джек был той еще занозой. Творил добрые дела без устали. Помогал людям. Ставил палки в колеса плохишам. Постоянно что-то вынюхивал. Его хлебом не корми, дай испортить жизнь бандитам.

Поэтому, когда его проглотили, Джек растопырил руки и ноги и уперся ими, став Неисправимому Барму поперек горла. Чудище не смогло дышать. Такой туше нужно много воздуха, сам понимаешь. Так вот, Алломант Джек задушил Барма изнутри. А когда чудище рухнуло наземь, Джек выбежал наружу по его языку, как по ковровой дорожке, раскинутой перед каретой богача.

Ого.

— Крутая история, Ма.

Она улыбнулась.

— Ма, — произнес Уэйн. — Она ведь… о шахте?

— Ну, в некотором смысле мы все забираемся в пасть чудовищу. Поэтому… может быть.

— То есть ты как законник?

— Любой может быть законником, — ответила она, погасив фонарь.

— Даже я?

— Особенно ты. — Она чмокнула его в лоб. — Уэйн, ты можешь быть кем угодно. Хочешь, будь ветром, хочешь — звездой. Всем, что угодно душе.

Это была строчка из стихотворения, которое ей нравилось. Уэйну тоже. Когда мама произносила эти слова, он верил ей. Как не поверить? Ма никогда не обманывала. Поэтому он поглубже зарылся в одеяло и задремал. В мире творилось много несправедливого, но и добрые дела тоже случались. Пока мама была рядом, ее истории имели смысл. Они были реальны.

А на следующий день в шахте снова случился обвал. И вечером Ма не вернулась домой.

1

Обложка европейского издания

Двадцать девять лет спустя

Мараси прежде не доводилось бывать в канализации, но та полностью оправдала ее наихудшие ожидания. Вонь стояла ужасная. Но хуже всего, что сапоги то и дело поскальзывались, отчего она замирала, опасаясь упасть в «грязь».

По крайней мере, она удосужилась надеть брюки и кожаные служебные сапоги до колен. Жаль, от запаха, ощущений и, к несчастью, звуков защиты не было. С каждым шагом — в одной руке у Мараси карта, в другой винтовка — ее сапоги отрывались от земли с оглушительным хлюпаньем. Самый гадкий звук, что ей доводилось слышать, не считая жалоб Уэйна.

— Вакс никогда не таскал меня по канализации, ржавь ее разбери, — пробормотал тот, поднимая повыше фонарь.

— В Дикоземье есть канализация?

— Не-а, — признался Уэйн. — Но Вакс таскал меня по пастбищам, а там воняет примерно так же. Зато пауков нет.

— Наверняка есть, — ответила Мараси, приближая карту к источнику света. — Ты просто не заметил.

— Наверное, — проворчал он. — Но здесь на каждом углу паутина. Глаза б мои ее не видели. Ну и, сама понимаешь, дерьмецо.

— Хочешь обсудить? — Мараси кивнула в сторону бокового тоннеля, и они направились туда.

— Что? — непонимающе спросил Уэйн.

— Твое настроение.

— Нормальное у меня настроение, ржавь его разбери, — парировал он. — Самое подходящее настроение, когда напарник тычет тебя носом в субстанцию, что обычно выходит с противоположного от носа конца.

— А на прошлой неделе ты чего дулся? Когда мы парфюмерную лавку обыскивали?

— Ох уж эти парфюмеры, ржавь бы их побрала! — Уэйн прищурился. — Мало ли что они прячут за своими ароматами. Не доверяю я людям, которые пахнут не по-людски.

— То есть не по́том и алкоголем?

— Не потом и дешевым алкоголем.

— Уэйн, почему тебя так возмущает, что кто-то прихорашивается? Ты и сам постоянно шляпы меняешь, а вместе с ними и личины.

— А мой запах при этом меняется?

— Вроде нет.

— Ладно, твоя взяла. Разложила все по полочкам. Тема закрыта.

Они переглянулись.

— Думаешь, мне стоит воспользоваться духами, а? — спросил Уэйн. — Если я постоянно буду пахнуть потом и дешевым пойлом, меня ведь и раскрыть могут.

— Ты безнадежен.

— Что на самом деле безнадежно, — парировал он, — так это мои бедные туфли.

— Надел бы сапоги, как я предлагала.

— Нет у меня сапог, — ответил Уэйн. — Вакс спер.

— Вакс украл твои сапоги? Серьезно?

— Ну, они у него в шкафу. Вместо трех пар его самых роскошных туфель, которые невероятным образом, по чистой случайности оказались в моем шкафу. — Он покосился на Мараси. — Чего? Честный обмен. Мне очень нравились те сапоги.

Мараси улыбнулась. Они работали вместе почти шесть лет, с тех пор как Вакс подал в отставку после того, как нашлись Браслеты Скорби. Уэйна официально произвели в констебли, и он перестал быть просто «сочувствующим гражданином», действующим на грани дозволенного законом. Он даже форму иногда надевал. И…

…сапог Мараси снова соскользнул. Ржавь побери. Если она упадет, он до конца дней будет над ней смеяться. Но пройти здесь было лучшим решением. Строительство подземных железнодорожных тоннелей в самом разгаре, и два дня назад один подрывник представил занятный рапорт. Он не спешил начинать взрывные работы на следующем участке, потому что сейсмические данные указывали на прежде не отмеченную пещеру.

Эту область под Эленделем буквально испещряли древние пещеры. В этом же районе орудовала банда, которая то появлялась, то бесследно исчезала, словно у них было тайное скрытое логово.

Мараси сверилась с картой. На ней красовались свежие пометки строителей и более старые надписи, указывавшие, что поблизости была некая аномалия, обнаруженная прокладчиками канализации много лет назад, и которую до сих пор никто толком не изучил.

— Боюсь, Ме-Лаан собирается со мной расстаться, — тихо проговорил Уэйн. — Наверное, поэтому я в последнее время непривычно хмур и уныл.

— С чего ты взял, что она хочет тебя бросить?

— Так она сама сказала: «Уэйн, думаю, через пару недель мы с тобой расстанемся».

— Как любезно с ее стороны.

— Похоже, у нее новое задание от босса. Но все равно, пусть наши отношения развивались и не слишком бурно, так объявлять о расставании нельзя.

— А как надо?

— Кинуть что-нибудь парню в лоб, — ответил Уэйн. — Продать его шмотки. Сообщить всем друзьям, какой он болван.

— Интересные же у тебя прежде были отношения.

— Какие там интересные. Просто неудачные. Я посоветовался с Джемми Уоллс насчет того, что делать… Ты ведь ее знаешь? Она завсегдатай в таверне.

— Знаю, — сказала Мараси. — Репутация у нее… так себе.

— Что? — возмутился Уэйн. — Кто это вздумал на нее поклеп наводить? У Джемми идеальная репутация. Она лучше всех шлюх в районе делает…

— Упаси меня от таких подробностей. Спасибо.

— «Так себе», — усмехнувшись, повторил Уэйн. — Мараси, я ей это передам. Она свою репутацию усердным трудом заработала. Расценки у нее в четыре раза выше, чем у остальных! Да уж, «так себе».

— И что она сказала?

— Сказала, что Ме-Лаан хотелось видеть от меня больше отдачи, — ответил Уэйн. — Но, думаю, тут Джемми ошиблась. Ме-Лаан не пудрит людям мозги. Говорит, что думает. Так что… сама понимаешь.

— Сочувствую, Уэйн, — сказала Мараси, убрав карту под мышку и положив руку ему на плечо.

— Я понимал, что это ненадолго. Знал это, ржавь разбери!

Ей ведь, сколько там, тысяча лет?

— Примерно на триста меньше, — поправила Мараси.

— А мне еще сорок не стукнуло, — сказал Уэйн. — А если принять во внимание мою моложавую внешность, то больше шестнадцати не дашь.

— Еще про чувство юмора забыл.

— Блин, точно, — согласился он и вздохнул. — В последнее время мне… тяжеловато приходится. Вакс нос задирает, Ме-Лаан месяцами где-то болтается. Такое чувство, что никому я не нужен. Хоть здесь, в канализации, жить оставайся.

— Не надо, — ответила Мараси. — Ты мой лучший напарник.

— Единственный.

— Единственный? А как же Горглен?

— Ну нет. Он же не человек. У меня есть документ, подтверждающий, что он замаскированный жираф. — Уэйн улыбнулся. — Но… спасибо, что интересуешься. Спасибо, что переживаешь.

Мараси кивнула и двинулась дальше. Когда она воображала себя великой сыщицей и законницей, такого и представить не могла. По крайней мере, пахнуть стало чуть лучше — а может, она просто привыкла.

Она крайне обрадовалась, когда точно в отмеченном на карте месте обнаружила в стене старую металлическую дверь. Уэйн поднес фонарь, и не нужно быть сыщиком, чтобы понять: ею совсем недавно пользовались. Сбоку виднелись серебристые царапины, а ручку очистили от вездесущей слизи и паутины.

Те, кто прокладывал канализацию, обнаружили эту дверь и отметили ее как потенциально исторически ценный объект. Но их заметки затерялись в бюрократической волоките.

— Ничего себе, — произнес Уэйн, наклоняясь к двери рядом с ней. — Первоклассное чутье, Мараси. Сколько старых отчетов пришлось перерыть, чтобы обнаружить это место?

— И не сосчитать, — ответила она. — Кому скажи, сколько времени я провожу в архивах, не поверят.

— Про такого рода изыскания в сказках и легендах стараются не упоминать.

— А в Дикоземье вы этим занимались?

— Ну, в некотором роде, — ответил Уэйн. — В Дикоземье под этим обычно подразумевается, что ты опускаешь какого-нибудь проходимца мордой в канаву и держишь, пока не сознается, что присвоил чье-то старое разрешение на добычу руды и все в таком духе. Плюс ругательства.

Мараси передала Уэйну винтовку, а сама осмотрела дверь. Уэйн был от этого не в восторге, но, по крайней мере, теперь его руки не дрожали, когда держали огнестрельное оружие. Мараси так ни разу и не видела его стреляющим, но он утверждал, что сможет, если понадобится.

Дверь оказалась закрытой наглухо. Замка не наблюдалось. Очевидно, люди, которых Мараси разыскивала, тоже нашли ее запертой — с краю было множество царапин. В зазор между дверью и рамой можно было что-нибудь просунуть.

— Понадобится нож, — заметила она.

— А мой ум недостаточно остер?

— Увы, Уэйн, тут нужен другой инструмент.

— Ха! — воскликнул он. — Хорошо подколола.

Он достал нож из заплечного мешка, где также хранились веревки и запас металлов на случай встречи с металлорожденным. Бандиты были типичными рэкетирами, взимающими с торговцев плату за «защиту»; алломантам в такой компании делать было нечего. Однако Мараси получила настораживающие свидетельства того, что эту банду финансирует Круг.

Годы спустя она все еще искала ответы на вопросы, мучившие ее с самого начала карьеры законницы. Организацией, известной как Круг, управлял одно время дядя Вакса Эдварн, а впоследствии выяснилось, что в нее входила также его сестра Тельсин. Эта группировка следовала, поклонялась или каким-то иным образом участвовала в махинациях темной сущности, известной под именем Трелл. Какого-то древнего божества, насколько Мараси могла судить.

Поймав нужных людей, она бы наконец-то получила ответы. Но то и дело оказывалась лишь на волосок от разгадки. Ближе всего ей удалось подобраться шесть лет назад, но все задержанные погибли при взрыве. С тех пор она гонялась за тенями, а остатки элендельской элиты предпочитали не замечать угрозы. Без твердых доказательств Мараси и Ваксу не удалось убедить никого, что в Круг входило множество людей, а не только лакеи Эдварна.

С помощью ножа она открыла защелку, на которую дверь закрывалась изнутри. Засов упал с тихим звоном, и Мараси открыла дверь, за которой оказался грубо вытесанный тоннель, ведущий вниз. Таких в окрестностях было много. Их проложили еще в стародавние времена, до Пепельного Катаклизма. В эпоху мифов и героев, пеплопада и тиранов.

Они с Уэйном скользнули внутрь, оставив дверь в том же положении, в котором нашли. Из предосторожности приглушив фонари, они начали спуск.

2

Обложка американского издания

— Галстук? — зачитала Стерис с листа.

— Завязан, заколот, — ответил Вакс, затягивая узел.

— Туфли?

— Начищены до блеска.

— Первый аргумент?

Вакс подбросил и поймал серебристый медальон.

— Второй аргумент? — спросила Стерис, делая пометку на листе.

— На месте. — Вакс вынул из кармана несколько сложенных листов бумаги.

— Третий аргумент?

Вакс поискал в другом кармане, задумался, окинул взглядом тесный кабинет — свою резиденцию в здании Сената. Неужели оставил…

— Дома на столе, — произнес он, хлопнув себя ладонью по лбу.

— Я захватила копию. — Стерис порылась в сумочке.

— Ну разумеется, — улыбнулся Вакс.

— Даже две. — Стерис передала ему листок, который он сразу же убрал.

Затем продолжила сверяться со списком.

К ней подошел маленький Максиллиум и с серьезным видом принялся разглядывать собственный листок с каракулями. В пять лет он уже прекрасно знал алфавит, но предпочитал выдумывать свои буквы.

— Портрет собаки, — зачитал Макс со своего листа.

— Не помешал бы, — ответил Вакс. — Штука полезная.

Макс сунул ему рисунок, после чего продолжил:

— Портрет кота.

— И это давай.

— Коты у меня плохо выходят, — признался Макс, передавая другой рисунок. — Больше похоже на белку.

Вакс обнял сына и бережно убрал рисунки к другим бумагам. Сестра Макса, Тиндвил, — Стерис обожала традиционные имена — что-то лепетала в уголке под присмотром гувернантки Кэт.

Наконец Стерис один за другим передала ему пистолеты. Длинноствольные, тяжелые, они были сконструированы Ранетт таким образом, чтобы выглядеть угрожающе, но имели сразу по два предохранителя и не были заряжены. Ваксу уже давно не приходилось стрелять, но он продолжал пользоваться репутацией «Законника-сенатора Дикоземья». Горожане — особенно политики — трепетали при виде огнестрельного оружия. Здесь для убийства чаще использовались более современные виды вооружения — например, нищета и отчаяние.

— А поцелуй любимой жены есть в списке? — спросил Вакс.

— Как ни удивительно, нет, — ответила Стерис.

— Редкий просчет, — сказал он и наградил ее долгим поцелуем. — Стерис, тебе бы пойти туда вместо меня. Ты лучше подготовилась.

— Но ты же глава дома.

— Могу назначить тебя полномочным представителем.

— Умоляю, не надо, — ответила она. — Сам знаешь, мне нелегко с людьми.

— С правильными людьми очень даже легко.

— А политики что, правильные?

— Хотелось бы надеяться, — ответил Вакс, разглаживая сюртук и поворачиваясь к выходу. — Я ведь один из них.

Он вышел из кабинета и спустился на нижний этаж, где располагался Сенат. Стерис выделили удобное место на балконе — к этому времени все уже знали, как важно ей всегда занимать одно и то же место.

Войдя в большой зал, шумный и кишащий возвращающимися после короткого перерыва сенаторами, Вакс не сразу направился на свое место. Последние несколько дней сенаторы обсуждали новый законодательный акт, и ему предстояло выступать последним. Ради этого пришлось раздать немало обещаний и изрядно поторговаться, но Вакс надеялся, что завершающая речь даст ему преимущество и поможет отговорить сенаторов от принятия гибельного решения.

Он встал сбоку трибуны, засунул пальцы за пояс, принял угрожающий вид и дождался, пока все усядутся. Угрожающий вид он научился принимать в Дикоземье, допрашивая арестантов, и порой сам дивился тому, что в городе это тоже работало.

Губернатор Варланс даже не взглянул на него. Он лишь поправил галстук, проверил, хорошо ли напудрено лицо — в последнее время по необъяснимой причине в моде была мертвенно-бледная кожа. Затем он по одной выложил на стол свои медали.

«Ржавь, как же я скучаю по Араделю», — подумал Вакс.

Компетентный губернатор был для него существом невиданным. Найти такого было так же сложно, как гостиницу с хорошей едой… или как обнаружить карманные часы на месте после визита Уэйна.

На губернаторском посту хорошие люди подолгу не задерживались, зато плохие процветали. Арадель вышел в отставку два года назад. Тогда, учитывая напряженные отношения с Южным Континентом, казалось логичным, что следующим губернатором избрали военного. В новых, прежде неизвестных землях, где летали воздушные корабли, а люди носили странные маски, многие были недовольны тем, как обернулись события шестилетней давности. В первую очередь тем, что Браслеты Скорби остались в Эленделе.

Сейчас у Эленделя были две основные заботы. Первая — жители Южного Континента, прежде всего граждане наиболее развитой страны, известные как малвийцы. Они то и дело позволяли себе агрессивные милитаристские выпады в адрес «маленького и слабого» Бассейна. Варланс должен был стать защитой от них, хотя Вакс недоумевал, откуда у того все эти медали. Насколько было известно, заново сформированная армия до сих пор даже не нюхала пороха.

Другой источник неприятностей находился куда ближе, в так называемых Отдаленных Городах, расположенных вдали от столицы. Между Эленделем и остальными областями Бассейна уже много лет и даже десятилетий назревало напряжение.

Угроза войны с другим континентом была неприятна. Но Вакс считал, что эта опасность не столь насущна. А вот перспектива гражданской войны, междоусобицы, была вполне реальной, и сильно беспокоила его. Все последние годы они со Стерис трудились, чтобы ее предотвратить.

Наконец Варланс кивнул вице-губернатору, женщине-террисийке. У нее были темные курчавые волосы и традиционное платье; Вакс решил, что встречал ее в Поселке, а может, это была ее сестра. Возможности спросить прямо ему не подвернулось. Так или иначе, теперь считалось почетным иметь в штате террисийцев. Большинство губернаторов назначали их на весьма высокие должности в своем кабинете, выставляя напоказ, как медали.

— Губернатор предоставляет слово сенатору из дома Ладриан, — объявила собравшимся Адаватвин.

Несмотря на то что Вакс ждал этой минуты, он не сразу поднялся на трибуну, освещенную с высоты громадным электрическим прожектором. Он медленно повернулся, оглядывая круглый зал. С одной стороны сидели избранные чиновники: сенаторы, представляющие различные гильдии, профессии и прочие существующие с давних времен организации. С другой — сидели лорды: сенаторы, занимавшие пост по праву рождения.

— Этот акт, — громко, твердо объявил Вакс на весь зал, — невероятно дурацкая идея.

Слова эхом отозвались от стен.

Однажды, на заре его политической карьеры, такая прямота вызвала гнев слушателей. Теперь он заметил, что многие сенаторы заулыбались. Этого они от него ожидали, за это ценили. Они понимали, что в Бассейне накопилось много проблем, и были рады, что у кого-то хватило отваги говорить о них прямо.

— Отношения с малвийцами хуже некуда, — продолжил Вакс. — В такой ситуации Бассейн должен объединиться; не время вбивать клинья между собственными городами!

— Вот и объединимся! — раздался в ответ другой голос. Сенатор от портовых рабочих Мелстром. Он был, по сути, марионеткой Гастинга и Эрикелла, аристократов, постоянно ставивших Ваксу палки в колеса. — Бассейну нужен единый лидер. Официально!

— Согласен, — ответил Вакс. — Но каким образом должно объединить людей предоставление особых полномочий губернатору Эленделя, за которого не может проголосовать никто, кроме жителей нашего города?

— Они получат сильного, способного лидера. Пример для подражания.

«Это, что ли, способный лидер? — подумал Вакс, глядя на Варланса. — Среди бесчисленных светских мероприятий он на заседания-то едва время находит». А еще за два года правления

Варланс разбил в городе семнадцать парков. Он просто обожал цветы.

Следуя заранее продуманному плану, Вакс достал медальон и потряс им в воздухе.

— Шесть лет назад мне довелось пережить небольшое приключение, — сказал он. — Вы все о нем слышали. Я нашел разбитый малвийский корабль и раскрыл заговор Отдаленных Городов, желавших воспользоваться малвийскими технологиями против Эленделя. Я этому помешал и вернул Браслеты Скорби в безопасное место.

— И едва войну не развязали, — буркнул кто-то с дальних рядов.

— То есть не нужно было мешать заговорщикам? — парировал Вакс. Не дождавшись ответа, он подбросил медальон и поймал. Это был один из малвийских медальонов, воздействующих на массу. С их помощью малвийские корабли становились достаточно легкими, чтобы летать. — Если у кого-то есть сомнения в моей верности Эленделю, пусть скажет в лицо. Хотите дуэль? С превеликим удовольствием. Я даже уступлю вам право первого выстрела.

Молчание. Он это заслужил. В этом зале многие его недолюбливали, но уважали. И наверняка знали, что он не шпион Отдаленных Городов.

Он щелчком подкинул медальон и толкнул его выше, почти до самого потолка. Сверкая в свете прожектора, медальон стремительно упал вниз. Поймав его, Вакс покосился на адмирала Йоннес, нынешнего малвийского посла. Она сидела на почетном месте на одном ярусе с сенаторами, там, где предоставлялись места приезжим главам Отдаленных Городов. На это заседание никто из них не явился. Очевидно, предложенный акт их возмутил.

В случае принятия акт ставил элендельского губернатора выше всех глав Отдаленных Городов и наделял правом вмешиваться в локальные споры, лишать должности мэров и одобрять кандидатов для местных выборов. Вакс соглашался с тем, что избрание единого руководителя — важный шаг к объединению Бассейна, но акт составили так, что он оскорблял всех, кто жил не в столице.

— Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно наше положение. — Вакс покрутил медальон пальцами. — Вы хотите продемонстрировать малвийцам силу. Доказать, что все наши города способны подчиняться правилам. Для этого нужен данный акт.

Но он лишь наглядно показывает, почему народ за пределами Эленделя так нами недоволен! Революционеры в других городах опираются на поддержку населения. Мы не оказались бы в этой ситуации, если бы среднестатистические жители Отдаленных Городов не были столь взбешены нашей торговой политикой и банальным высокомерием.

Принятие акта не успокоит их! Это не «демонстрация силы». Это намеренная попытка спровоцировать народный бунт. Если акт будет принят, от гражданской войны не уйти.

Он дал собравшимся время осмыслить это. Многие сенаторы были слишком озабочены тем, чтобы казаться сильными перед внешним врагом. Без строгого надзора они рисковали втянуть себя и страну в войну из-за внутренних противоречий. Трения с малвийцами были очевидны, но не грозили скорым конфликтом. А вот гражданская война станет катастрофой.

Хуже всего, что некоторые втайне стремились к ней. Вакс не сомневался, что в политику Эленделя вновь вмешивался Круг. Его… сестра. Он не знал, зачем им гражданская война, но уже много лет они ее добивались. Если оставить все как есть, если плясать под дудку истинных врагов, то плачевные последствия ждали и собравшуюся в этом зале элиту, и революционеров из Отдаленных Городов.

Вакс вынул из левого кармана пачку бумаг. Убрав рисунки собаки и кота, он показал остальные бумаги залу.

— Здесь шестьдесят писем от политиков Отдаленных Городов. Они представляют большую фракцию, не желающую конфликта. Это разумные люди. Они готовы — они стремятся к сотрудничеству с Эленделем. Но в то же время озабочены тем, на что может пойти их народ, если мы продолжим навязывать им тиранические, угнетательские законы.

Я предлагаю отклонить акт и проработать другой законопроект. Такой, что будет поощрять мир и согласие. Предлагаю создать национальную ассамблею, куда войдут представители всех Отдаленных Городов, и сделать ее органом, который будет избирать единого верховного руководителя.

Он ожидал, что его освищут, и кое-кто в самом деле засвистел. Но большинство собравшихся внимали молча, глядя на стопку писем в его руке. Они боялись выпускать власть за пределы столицы. Боялись, что их культура не выдержит влияния Отдаленных Городов. Они трусили.

Пожалуй, Вакс и сам трусил. Его пугала мысль о том, что Круг продолжает дергать за ниточки. Кто в этом зале был его тайным агентом? Ржавь, он даже не понимал мотивов этой организации. Она хотела войны, потому что война дает власть, это очевидно. Но не только этого.

Члены Круга подчинялись приказам некоего Трелла.

Вакс медленно повернулся, не убирая письма, и почувствовал легкую тревогу, когда оказался спиной к Мелстрому. «Он выстрелит», — подумал Вакс.

— При всем уважении, лорд Ладриан, — сказал Мелстром, — вы лишь недавно стали отцом и еще не понимаете, каково воспитывать детей. Вы не должны потакать любым их просьбам, вы должны сохранять твердость и понимать, что ваши решения служат для их же блага. Рано или поздно они это поймут. А Элендель для Отдаленных Городов все равно что отец для сыновей.

«Прямо меж лопаток», — подумал Вакс, разворачиваясь.

Он возразил не сразу. Перед ответным выстрелом требовалось тщательно прицелиться. Свои доводы он уже неоднократно излагал — с глазу на глаз — многим сенаторам. Он достиг определенного успеха, но требовалось еще время. Располагая письмами, он мог снова обратиться к каждому сенатору, особенно к колеблющимся, и поделиться своими мыслями. Идеями. Уговорить их.

Нутро подсказывало, что в случае немедленного голосования акт примут. Поэтому он пришел сюда не для того, чтобы повторяться. Он пришел с заряженным и готовым к выстрелу оружием.

Он плотно сложил письма и убрал в карман. Затем вынул из другого кармана два тонких листа. Копии, что Стерис принесла на случай, если он забудет. Скорее всего, с писем она тоже сняла копии. И подготовила кучу других вещей, которые наверняка ему не понадобятся, но которые на всякий случай лучше держать в сумочке. Ржавь, что за чудесная женщина!

— «Дорогой Мелстром, — демонстративно подняв листы к свету, чтобы было удобнее читать, начал он. — Мы рады, что вы проявили благоразумие и желание поддерживать торговое превосходство Эленделя в Бассейне. Это мудрый выбор. В обмен на ваш голос в пользу акта мы будем перечислять в вашу пользу полпроцента наших доходов за ближайшие три года. Дома Гастинг и Эрикелл».

Зал взорвался. Вакс застыл, сунув пальцы за пояс, дожидаясь, пока возмущенные крики прекратятся. Он встретился взглядом с Мелстромом, и тот тяжело опустился в кресло. Что ж, будет уроком ржавому идиоту: не оставляй обличающие тебя бумаги на видном месте, если твой противник — опытный сыщик. Болван.

Когда крики стихли, Вакс продолжил речь.

— Я требую собрать отдельное заседание, чтобы обсудить очевидную продажу голоса сенатором Мелстромом. Это наглое нарушение закона о противодействии коррупции.

— И таким образом отложить голосование по акту о главенствующей роли Эленделя? — подал голос губернатор.

— Разве можно голосовать, будучи неуверенными в честности голосующих? — парировал Вакс.

Последовал очередной всплеск возмущения. Вакс стойко терпел, пока губернатор советовался с вице-губернатором. Женщина была умна. По собственной инициативе Варланс только разрезал ленточки и целовал детей, а все прочие идеи наверняка подсказывала она.

— Ладриан, полагаю, у вас есть доказательства подлинности этого письма? — обратился губернатор к Ваксу, когда в зале восстановилось спокойствие.

— У меня есть нотариально заверенные заключения трех независимых экспертов, подтверждающих, что это не подделка, — ответил Вакс. — Также моя жена составила подробный и неопровержимый отчет о том, как письма попали в мои руки.

— В таком случае я одобряю проведение заседания о нарушении этических норм, — сказал губернатор. — Сразу после голосования по акту о главенствующей роли Эленделя.

— Но… — начал Вакс.

— Разумеется, — перебил его губернатор, — Мелстром, Гастинг и Эрикелл не будут допущены до голосования, чтобы обеспечить его чистоту.

Проклятье.

Проклятье, проклятье, проклятье!

— Кто за проведение голосования? — Вице-губернатор ударила молотком, прежде чем Вакс успел возразить.

Большинство сенаторов подняли руки. Для выявления результата достаточно было подсчитать на глаз, если только число поднявших руки не равнялось примерно числу тех, кто этого не сделал. В данном случае не равнялось.

Пришла пора переходить к настоящему голосованию по акту.

— Ладриан, мы можем приступать? — спросил губернатор. — Или хотите еще какую-нибудь бомбу взорвать?

— Взрывать не будем, Ваша честь, — со вздохом ответил Вакс. — В этом мой старый напарник был мастак. Я лишь хочу обратиться к Сенату с последней просьбой.

Его план провалился. Оставался лишь туз в рукаве. Просьба — но не от имени Ваксиллиума Ладриана.

От имени Рассветного Стрелка, законника.

— Вы все меня хорошо знаете. — Он обвел взглядом собравшихся, глядя каждому в глаза. — Я простой человек из Дикоземья. В политике я немногое смыслю, но знаю тяготы рабочих мужчин и женщин и понимаю, почему они сердятся. Если нам выпала роль родителей, мы должны справедливо относиться к отпрыскам. Позволять им высказываться. Если мы всегда будем считать их неразумными детьми, в лучшем случае они рано или поздно перестанут обращать на нас внимание. Хотите сделать громкое заявление? Заявите, что они вам небезразличны и вы готовы их выслушать.

На этом он спустился и занял свое место рядом с Янси Ясечко, добродушным и терпеливым сенатором, который разделял мнение Вакса.

— Хорошая речь, — шепнул Янси. — Очень хорошая. Всегда приятно вас слушать.

Янси был за него. На самом деле Вакса поддерживали многие аристократы. Несмотря на последние замечания Мараси, заставившие Вакса чувствовать себя неловко из-за доставшейся по наследству должности, лорды были менее коррумпированы, чем их коллеги с другой стороны зала. Избранные сенаторы отчаянно держались за свои места, и голосование в пользу акта могло существенно улучшить их материальное положение.

В этом была главная проблема. Согласно последней переписи, за пределами города теперь проживало больше людей, чем внутри него. Большинство законов писались еще во времена, когда, помимо города, в Бассейне существовала лишь горстка деревень, и больше ничего. Теперь эти деревни разрослись и сами превратились в города, и их жители хотели принимать активное участие в политике Бассейна.

Элендель больше не был неряшливым поселением, восстанавливающимся после катаклизма. Бассейн стал полноценным государством, и даже Дикоземье менялось, развивалось и принимало новые порядки. Ржавь, да скоро там будет больше жителей, чем в остальном Бассейне.

Этим людям нужно было предоставить политические права, а не игнорировать их. Надежда еще теплилась. Они со Стерис и другими союзниками несколько месяцев подрывали поддержку акта. Устраивали многочисленные званые ужины и приемы. Ему даже пришлось дать несколько уроков стрельбы представителям городской элиты.

Всё ради перемен в мире. Голос за голосом.

Губернатор объявил о начале голосования, и леди Ми’шелль Йомен проголосовала первой — против акта. Вакс ерзал в кресле, словно вскоре ему предстояло в одиночку сразиться с целой  бандой. Ржавь… это даже хуже. Каждый голос был сродни выстрелу. Леди Фаула и сенатор Виндель. Что они решат? А Марайя? Удалось ее убедить, или…

Двое из них проголосовали за принятие акта, а заодно с ними и другие, в ком Вакс сомневался. Голосование шло, и он падал духом. Лучше бы его подстрелили. В итоге «за» проголосовали сто двадцать два сенатора, «против» — сто восемнадцать.

Акт был принят. Внутри Вакса все оборвалось. Придется искать новый способ предотвратить гражданскую войну.