Читаем рассказ: Дарья Бобылёва «Приличное учреждение»

Photo by Jen Theodore on Unsplash

*Признан минюстом РФ «СМИ, выполняющим функции иностранного агента». По закону мы вынуждены об этом упоминать.

«Если же ты, государь, призадумаешься над этим, ты поймешь, насколько Космос смешон».
Станислав Лем. Король Глобарес и мудрецы

Инопланетяне атаковали пансионат для престарелых «Третья молодость» ранним утром. Умыкнули охранника Валеру, охранникову овчарку и главгадину Зиночку, которая всем в пансионате заправляла. Еще куда-то делась бестолковая раздатчица из столовой, но, возможно, ее просто наконец выгнали, потому что она вечно плюхала кашу прямо на поднос, мимо миски. Пансионат слыл очень приличным учреждением, самым, наверное, приличным в области, поэтому все это, конечно, не лезло ни в какие ворота.

Юрий Павлович, мастер на все руки, который всегда и проводку в пансионате чинил, и банки с огурцами открывал для слабосильных, давно подозревал неладное. Вот уже несколько недель он замечал странные огни в небе, которые никак нельзя было списать на гало, лентикулярные облака или метеорологические зонды, столь любимые скептиками. Когда огни гасли, его непременно вызывала главгадина Зиночка и начинала плакаться, что опять проводка барахлит, а электрик не то в запое, не то у матери в Звенигороде, и не мог бы Юрий Павлович… Юрий Павлович, конечно, мог, но дело было не в проводке — просто близость инопланетных аппаратов отчего-то губительно влияла на аппараты земные, и во всем пансионате примерно на час вырубались электроприборы. 

— Свет-то верните, миленькие, — жалобно просила, бродя на ощупь по коридору, крохотная старушка Закускина. — У меня ребеночек темноты боится… 

Никакого ребеночка при ней не наблюдалось, Закускина была старой девой, отдавшей жизнь отделу кадров районной пожарной части. За Закускиной обычно выползал из своей комнаты бывший председатель сельсовета Песин и начинал бубнить, что проблема электроснабжения встала в полный рост и необходимо уже принять меры и консолидироваться для незамедлительного решения этого вопроса, чтобы в дальнейшем… И под это монотонное, как осенний дождь, бормотание электричество включалось обратно само собой, безо всякого постороннего вмешательства.

Потом в саду стали появляться длинные шустрые тени. Ну то есть как в саду — пансионат, двухэтажный особняк с хозяйственными пристройками, стоял в чистом поле, часть которого была окружена высоким забором, и на этой огороженной территории главгадина Зиночка и ее подручные с переменным успехом сажали всякие кустики и деревца. То, что приживалось, выглядело весьма жалко, и обитатели пансионата посмеивались, что не одному поколению стариков придется помереть в «Третьей молодости» прежде, чем эти прутики наконец станут полноценным садом. И тем не менее даже прутиков теням хватало, чтобы укрыться от взгляда Юрия Павловича. Но он все равно видел их боковым зрением — зыбких, веретенообразных. Тени явно побаивались охранниковой овчарки Греты, а Грета носилась по саду, щелкая челюстями и рыча. Валера давал ей глистогонное, думая, что собаку замучили паразиты, вот она и жрет, как полоумная, траву — иначе отчего у нее морда постоянно выпачкана в зеленом? 

Последние предвестники были хуже всего. В глазах некоторых детей и внуков, которые в установленные главгадиной Зиночкой дни приходили навещать обитателей пансионата, Юрий Павлович стал замечать странное. Вроде прозрачной радужной пленки, как на мыльном пузыре. Вот сидит за столиком в столовой широкоплечая внучка военного пенсионера Родимцева, смотрит по сторонам, скучает, даже колпак свой вязаный в помещении не сняла, зараза, — и вдруг замирает на секунду, и видно, как переливается мыльная пленка под нарощенными ресницами. А за соседним столиком вспыхивают радужными огоньками очки у племянника старушки Закускиной, который раз в полгода навещает кроткую безумицу: то ли на квартирку рассчитывает, то ли вытянул короткую спичку на семейном совете, — Юрий Павлович приглядывается, но нет, вроде просто стекла блестят. Жутко от этого делалось, и одно утешало Юрия Павловича: что в своих ему вот так всматриваться не придется. Дочка с внуками обещались уже который год, да все никак, оно и понятно — с другого края земли тащиться, а билеты на самолет нынче стоят, как крыло от этого самого самолета.

И вот, наконец, рано утром это случилось. Юрия Павловича разбудил низкий, отдающийся в кишках гул. Неведомо откуда взявшийся столб света шарил по комнате, и в нем клубилась густейшая пылевая взвесь. Вот тебе и влажная уборка, нажалуюсь завтра главгадине Зиночке, подумал Юрий Павлович и проснулся окончательно. Световой столб, как будто уловив движение, метнулся к кровати и замер прямо над ней. И в мертвенном голубоватом сиянии Юрий Павлович увидел, как вся обстановка его казенной комнатушки начинает медленно и величественно подниматься в воздух. С письменного стола воспарили ноутбук и стакан в подстаканнике, а следом потянулся и сам стол, сопровождаемый стулом, который воздевал кверху штанины кальсон и рукава рубашки, словно крылья серафимовы. Одеяло покинуло Юрия Павловича, а подушка беспокойно заворочалась, пробудив смутное воспоминание о том, как в юности он изображал перед кем-то богатырский сон на лоне природы, сунув под голову пахучего и недовольного кабанчика. Платяной шкаф с утиным кряхтением поднялся следом за более легкими собратьями, уже парившими под самой люстрой. И только крепко привинченная к полу кровать, скрипя и стеная пружинами, оставалась на месте. Юрий Павлович раскинул руки пошире и вцепился в ее края всеми пальцами. Он знал, что в подобных случаях остается только держаться изо всех сил.

Да, это была уже не первая попытка похищения Юрия Павловича коварным внеземным разумом. Впервые инопланетяне покусились на него лет десять назад, янтарной осенью, когда он собирал грибы в дебрях Сходненского лесопарка. Грибы были страстью Юрия Павловича, он знал все их повадки: например, что мухоморы и перечные грибы — верные спутники белых, что подберезовик без березы обходится легко, а вот подосиновики от осин далеко не отходят, что сморчки надо искать на просеках. Все сорта паутинников были ему известны, сыроежку он видел за двадцать шагов и не считал за трофей, а по еле заметным бугоркам на песчаной почве умел находить подземные клубни трюфеля — в общем, великим грибником был Юрий Павлович. 

В тот раз Юрий Павлович на хороший улов уже не надеялся, когда внезапно набрел на бревно, густо обросшее отменными опятами. Обрадованный, он поставил корзину на землю, достал грибной ножик — рукоять к нему Юрий Павлович выточил сам, он любил все делать своими руками. Снял плащ, под которым уже изрядно взопрел, и аккуратно повесил его на куст, расстегнул рубашку, чтобы не стесняла движения, опустился на корточки рядом с бревном и принялся за дело.

Юрий Павлович так увлекся, что не сразу заметил неладное. Потемнело — ну осень же, пасмурнеет, затрещали верхушки деревьев — ну осень же, ветер, все вокруг залил голубоватый свет — ну осень же… И только когда небольшой гриб, сам себя выдернув из земли, неторопливо воспарил к небесам прямо у него перед носом, Юрий Павлович, успев с сожалением подумать, что это ведь подберезовик улетает, наконец посмотрел вверх.

Огромная летающая тарелка висела над лесом, из самой ее сердцевины бил столб света, и в этом столбе, поднимаясь все выше, плыли ветки, листья, грибы, пивные банки, и одинокий заяц, тщетно дрыгая длинными ногами, летел и плакал как дитя. Расцвеченная огнями нижняя часть неопознанного объекта вращалась, напоминая перевернутую небесную воронку, в которую — Юрий Павлович теперь отчетливо это ощущал — его неумолимо затягивало.

Юрий Павлович распластался на земле и буквально вцепился в нее, зарылся пальцами, где-то нащупал плотные переплетения корней и схватился за них, где-то просто старался закопаться поглубже. Таинственный восходящий поток тянул кверху его ноги, ставшие вдруг легкими, как соломинки. А в голове вертелось отчаянным детским заклинанием: «Мать сыра земля, держи меня, мать сыра земля…» А потом все погасло, и Юрий Павлович долго еще лежал в тишине, не в силах поверить, что действительно удержался, хоть и всосала проклятущая тарелка и корзину его, и плащ, и все бревно с опятами целиком. 

После этого случая Юрий Павлович начал сдавать, организм его, прежде крепкий, будто посыпался наконец под напором проклятого времени. А там и разговоры пошли о том, что лет ему много, здоровье уж не то и нужен уход, а пансионаты сейчас бывают хорошие, вот «Третья молодость», например, учреждение очень приличное. Юрию Павловичу самому делалось неловко за дочь, когда он представлял, как она там нежится на белом песке у бирюзового моря и раз в месяц откупается от своей совести, оплачивая содержание отца в пансионате. Хотя с чего бы ей от совести откупаться? Может, она вообще считает, что благое дело сделала и ему тут хорошо — а ему разве плохо? Ведь не один и под присмотром. А так грохнулся бы при очередном приступе головокружения на кафельный пол у себя в однушке в Чертанове и смердел бы там, пока найдут, а потом еще и напугал бы нашедших.

Юрий Павлович так увлекся лакомыми для всякого пенсионера воспоминаниями и размышлениями, что не заметил, как световой столб угас, а все предметы в его комнате опустились обратно на свои места. Из задумчивости его вывел раздавшийся за окном крик. Судя по акустической траектории, кричащий пролетел ровнехонько мимо окна Юрия Павловича, и голос казался знакомым. Осторожно отцепившись от кровати, Юрий Павлович открыл окно и посмотрел вниз, ожидая увидеть упавшего, но там было пусто. Зато завозилось вверху, на крыше. Юрий Павлович, высунувшись из окна на три четверти и выгнувшись, как на гимнастике, успел заметить на фоне холодного рассветного неба огонек, будто от зажигалки, а потом все заслонило собой бледное лицо военного пенсионера Родимцева. 

— Видали тарелку? — спросил Родимцев, пряча что-то за спиной. — Или все-таки померещилось?

Военный пенсионер спустился с крыши, и они с Юрием Павловичем вдвоем обошли пансионат. Вот тут-то и выяснилось, что пропала главгадина Зиночка — ее блестящий черный джип, всегда будивший в Юрии Павловиче классовую ненависть, стоял у ворот, пальто висело в гардеробе, а самой Зиночки нигде не было. И охранника не было в будке у шлагбаума, и никто не облаял их, когда они подошли поближе. Там, возле будки, их настигли Зиночкины подручные и вернули обратно в особняк, приговаривая, что скоро завтрак. На все вопросы у нянечек были заготовлены самые прозаические ответы: Зинаида Ивановна, надо полагать, отлучилась по срочному делу, а охранник — ну что охранник, гулять, наверное, с собакой своей пошел. Огни были, тут уж они спорить не будут, фейерверки кто-то по соседству пускал, вот веселит это некоторых людей — зарядить петардой в небо, всех разбудить и намусорить. 

А потом, уже в столовой, Юрий Павлович заметил, что повариха сама стоит на раздаче, а ее помощница, упитанная такая, в очках, куда-то делась. Но это как раз было неудивительно: накануне бестолковая раздатчица не только роняла, как обычно, подносы, но и подала Песину чай с сахаром, хотя всем было известно, что у Песина какой-то особо свирепый диабет и сладкое он не употребляет ни в каком виде.

А около полудня Юрий Павлович неожиданно встретил пропавшую главгадину Зиночку в коридоре. Она прошла мимо, не поздоровавшись и даже как будто его не заметив, и Юрий Павлович сразу понял, что вернули ее неспроста. И точно — минут через десять зашуршали динамики, которые в последний раз включались года два назад, когда в пансионат нагрянула проверка пожарной безопасности, и главгадина Зиночка по громкой связи объявила общее собрание в столовой. 

— Хоть бы кефира налили, — ворчали пенсионеры, рассаживаясь за пустые столики.

Зиночка дождалась, пока собравшиеся стихнут, улыбнулась и бархатным, предназначенным для официальных сообщений голосом велела всем сдать мобильные телефоны. Она торжественно, словно коробку с праздничным тортом, выхватила из-за спины прозрачный контейнер и начала обходить с ним столы. Под неумолимо ласковым взглядом Зиночки обитатели «Третьей молодости» послушно опускали в контейнер свои крупнокнопочные, ослепительно яркие и оглушительно громкие устройства. 

Потом на пути главгадины оказалась одна из медсестер, которая беспечно водила пальцем по экрану, собирая разноцветные шарики, и, похоже, была уверена, что ее все это не касается. Она недоуменно подняла глаза, когда Зиночка призывно потрясла перед ней контейнером.

— Вы знаете, что такое геомагнитная буря? — вкрадчиво спросила главгадина. — В ближайшие несколько часов на нас обрушится самый сильный в этом тысячелетии солнечный шторм. Мощность вредного излучения от телефонов, компьютеров, телевизоров вырастет в сотни раз…

— Чушь, — одними губами сказал Юрий Павлович Родимцеву, а Закускина громко спросила:

— И от микроволновок?

— И от микроволновок! — возликовала главгадина Зиночка, метнулась к столику, на котором стояла печка, и торжественно выдернула вилку из розетки. — Вы же знаете, как опасно это излучение? Оно ослабляет иммунитет, вызывает инфаркты, инсульты, язву желудка и двенадцатиперстной кишки, эндокардит, атрофию сетчатки… — Зиночка помедлила и со смаком, понизив голос, закончила: — И рак. Вы же понимаете, что людей с сильным иммунитетом тут нет? Ради вашей безопасности…

Медсестра молча положила телефон в контейнер. Остальные последовали ее примеру, только бывшая учительница музыки Виолетта Федоровна сначала робко поинтересовалась:

— Это по телевизору сказали?

— Конечно, дорогая моя, — улыбнулась главгадина Зиночка, — конечно, по телевизору. Но его мы пока ради вашей безопасности тоже отключим.

Юрий Павлович ей ничего не сказал. Только присмотрелся, когда опускал телефон в контейнер, — так и есть, на глазных яблоках Зиночки переливалась радужная мыльная пленка. 

После собрания Родимцев с Юрием Павловичем решили идти на улицу. Прогуляться вокруг пансионата, все обмозговать, а там, чем черт не шутит, может, и перелезть через забор, пока никто не видит. На другом краю поля начинался дачный поселок, где вполне можно было бы попросить у кого-нибудь телефон и позвонить в полицию.

— И что мы им скажем? — мрачно спросил Юрий Павлович.

— Придумаем, — махнул рукой Родимцев.

Но у закрытой входной двери внезапно обнаружился похищенный ранее охранник. Глаза его в густой тени переливались как два опала, а у ног ворчала Грета. Юрий Павлович сразу понял, что к чему, и остановился, а несообразительный военный пенсионер продолжил маршировать прямо на охранника:

— Валера, уважаемый…

Овчарка Грета метнулась к нему, захлебнулась свирепым рыком и клацнула зубами у самой ноги. Юрий Павлович осторожно, стараясь не делать резких движений, потянул Родимцева обратно. Тот растерянно смотрел вниз, на разорванную Гретой штанину.

— Ради вашей безопасности, — глухо сказал неподвижный Валера. 

Предобеденные часы тянулись в напряженной тишине. Никто не бродил по коридорам, не хихикал над выученными наизусть анекдотами в комнате отдыха, не ждал под дверью кабинета главгадины Зиночки, чтобы высказать ей наболевшее. Все сидели по своим комнатам, а Родимцев сидел у Юрия Павловича. Они пришли сюда, чтобы выйти с ноутбука в интернет, убедиться, что остальной мир по-прежнему на месте, и спросить на каком-нибудь форуме, что полагается делать, если после похищения инопланетянами персонал позволяет себе вопиющее и весьма пугающее самоуправство… Но кто-то их опередил и забрал ноутбук вместе с зарядным устройством, оставив только одинокую беспроводную мышку. 

— Обложили, — тосковал Родимцев. — Перетаскают, как лиса курят…

Юрий Павлович вежливо вздыхал и иногда как бы невзначай косился на дверь. Он надеялся, что военный пенсионер уйдет тосковать к себе или хотя бы на крышу, как ночью, и даст ему спокойно раздеться, полежать, может, даже вздремнуть после утомительного утра. Но Родимцев культурных намеков не понимал и, как видно, очень нуждался в компании. Повздыхав еще немного, Юрий Павлович достал из тумбочки колоду карт. Играли сначала с кислым видом, потом увлеклись и неплохо скоротали время.

— За такие ходы жирандолями бьют, — возмущался Родимцев.

— Канделябрами, уважаемый, — поправлял внимательный Юрий Павлович, — канделябрами.

Обед тоже прошел тихо и тягостно. Обитатели пансионата ели молча и даже чавкать старались потише, как провинившиеся младшеклассники. Только блаженная Закускина все спрашивала, когда вернут телефоны, а то у нее ребеночек плачет, играть хочет.

— Да побойтесь Бога, какой ребеночек! — не выдержала богомолка Аннушка, всегда улыбавшаяся той особой, смиренной, с нотками изможденности улыбкой, которая бывает у истово верующих и тяжело больных.

Закускина бросила на нее быстрый взгляд и умолкла. У солонки, которой Аннушка трясла над супом, отвалилась крышечка, и вся соль быстро мокнущей белой горкой оказалась в тарелке. Закускина хихикнула.

Доев второе, Юрий Павлович обнаружил под тарелкой сложенную бумажку.

Доводим до вашего сведения, что, учитывая сложившуюся ситуацию, следует как можно скорее принять меры по решению известного вопроса в целях предотвращения неблагоприятных последствий…

Юрий Павлович огляделся. Родимцев тоже что-то читал, за соседним столиком учительница музыки Виолетта Федоровна шевелила губами, и даже Аннушка скользила взглядом по невидимым строчкам. Записки, похоже, были под каждой тарелкой.

Для выработки стратегии дальнейших действий необходимо всестороннее обсуждение…

Молодец, восхитился Юрий Павлович. Ну какой же молодец! Сразу видно толкового управленца.

Во избежание санкций текст данного документа после прочтения подлежит незамедлительной утилизации, как то…

Юрий Павлович незаметно скомкал листок и сунул его в карман. Родимцев свернул бумажку в трубочку и с безмятежным видом стал ковыряться ею в ухе, а Закускина свою съела. Дежурная нянечка, за неимением телефона вынужденная развлекаться вязанием на спицах, вроде бы ничего не заметила. А если бы и заметила — ничего бы не поняла.

Хоть в записке не было ни имени автора, ни адреса, по которому должно было проходить упомянутое всестороннее обсуждение, чутье не подвело постояльцев «Третьей молодости», и после обеда они почти в полном составе явились в комнату к бывшему председателю сельсовета Песину. Только Песин умел говорить о принятии мер и учете сложившейся ситуации так, будто пел красивую степную песню, он дышал, мыслил канцеляритом и даже писал на нем стихи, которые с величайшим трепетом зачитывал иногда в актовом зале на праздничных концертах. 

Быстро выяснилось, что летающую тарелку над пансионатом видели все, только признаваться не решались — каждый полагал, что это его персональная галлюцинация, ужасающий призрак возрастного повреждения ума. То, что тарелка была самая настоящая, общая, всех страшно обрадовало, а Виолетта Федоровна даже порывисто обняла Песина, оказавшегося твердым, как чучелко. Родимцев, который стоял на страже у двери и поглядывал через щелку в коридор, шикнул на братающихся.

— Делать-то что будем? Перетаскают нас эти, — Родимцев указал на потолок, — как лиса курят.

— Еще и без связи оставили, — вздохнула Виолетта Федоровна, а постояльцы «Третьей молодости» подхватили:

— Жулики!

— И Зинка с ними заодно!

— Охотиться прилетели, чисто депутаты в заповедник.

— У меня протез зубной ихнее радио ловит. Прямо над нами висят.

— И что говорят? 

— А я знаю? Чирикают по-своему.

Тут вмешалась богомолка Аннушка и заявила, поправляя платочек, что инопланетян никаких нет, а есть бесы, которые человека соблазняют под видом чего угодно. Но на встречный вопрос Родимцева, в чем же заключается особая соблазнительность летающих тарелок и разнообразных гуманоидов, она ответить не смогла и умолкла, снисходительно улыбаясь.

— Ох и язва ж ты, Аннушка, — пискнула из своего угла Закускина.

Песин постучал ложечкой о стакан и призвал всех соблюдать регламент и высказываться по существу.

— Я могу по существу, — сказал Юрий Павлович, сидевший до этого тихо и задумчиво смотревший в окно. — Сдамся я им, чего уж там, да и дело с концом.

— И с чего это именно вы? — спросил Родимцев.

Юрий Павлович молча встал и принялся расстегивать рубашку. Аннушка, и тут заподозрив соблазн, поспешно зажмурилась, но потом вновь открыла глаза, заинтригованная удивленными возгласами. К этому времени Юрий Павлович уже высвободил вторую пару рук, которую обычно держал под одеждой, вытянув по швам, и двадцать пальцев скользили по рубашке, как пальцы виртуоза по клавишам. Нижние пуговицы он расстегнул с помощью третьей, почти рудиментарной пары рук, которую обычно складывал на животе, имитируя жировые отложения, — на самом деле у сухого и жилистого Юрия Павловича никакого пуза не было. Потом средней парой рук он стянул рукава с верхней и, расправив наконец все шесть конечностей, крякнул от удовольствия.

— Гекатонхейр? — уважительно спросила Виолетта Федоровна, поправляя очки.

— Да куда мне тысячу, — засмущался Юрий Павлович. — Это чисто физически, знаете ли… Эксихейры мы.

И кратенько, чтобы не утомлять и не слишком шокировать присутствующих — все люди немолодые, хорошо хоть никого удар не хватил от открывшегося зрелища — Юрий Павлович рассказал о себе. Что происходит он из небольшого, строго засекреченного шестирукого семейства, почитаемого за богов одним изолированным племенем. Племя это, обитающее на острове в Индийском океане, известно своей свирепой неконтактностью, и родне Юрия Павловича по сей день приходится отбивать у своих подопечных миссионеров, чтобы их не съели по традиции. Ведь кто его знает, чем там эти миссионеры болеют, а у бедных островитян совсем нет иммунитета к распространенным в большом мире хворям. 

В целом же, за исключением подобных досадных мелочей, жизнь на острове была просто райская, но так уж сложилась судьба Юрия Павловича, что после неудачного вложения семейных средств и тяжелого развода он был вынужден съехать и в итоге осел в однокомнатной квартире в Чертанове. И это еще повезло, что не на Земле Франца-Иосифа, такой вариант тоже предлагали по дешевке. Тайну свою Юрий Павлович оберегал тщательно, только на природе, вдали от людей позволяя себе иногда ходить в первозданном, так сказать, естестве. Во время одной из таких прогулок его и заметили инопланетяне и пытались похитить, но не вышло. И теперь они явились за ним в «Третью молодость», поскольку уж очень хотят заполучить в свою межгалактическую коллекцию столь необычный экземпляр…

— Необычный? — хмыкнул Родимцев, давно и ревниво следивший за взглядами, которые бросала на торс Юрия Павловича Виолетта Федоровна. — Необычный, значит…

Военный пенсионер потянулся, хрустнул суставами, и за плечами его встопорщились неведомо откуда возникшие крылья, рябые, как грудка ястреба. Явственно запахло курятником. Родимцев закинул руки за спину и вновь неведомо откуда — надо полагать, из того же пространственного кармашка, где он прятал крылья, — достал небольшой меч, на узком лезвии которого уютно потрескивало пламя.

— Господи! — взвизгнула Аннушка. — Господи!

Юрий Павлович, стараясь сохранить невозмутимый вид, указал на белый прыщик потолочного дымоуловителя. Родимцев поспешно убрал меч, но крылья оставил.

— Так вы, значит, за окном у меня тогда… Что же, летали?

— Летал, — с легким вызовом ответил Родимцев. 

— Молодые люди, — примирительно сказала Виолетта Федоровна. 

Она легко подтянула ноги в компрессионных чулках под себя, и вместо них на пол с негромким стуком упал чешуйчатый хвост, серебристый и толстенький, как магазинная семга. Родимцев взъерошил перья от изумления, а Виолетта Федоровна откашлялась, сложила губы буквой «о» и запела. От ее высокого, холодного голоса в груди теснилась забытая беспричинная радость, которая посещает лишь юных и необстрелянных. Юрий Павлович стал притоптывать в такт, и польщенная Виолетта Федоровна так разошлась, что под потолком взорвалась лампочка, а оконное стекло покрылось морозным узором трещин.

— Требую немедленного прекращения! — неожиданно взвыл Песин. — Требую немед…

И без того выпученный глаз вылетел из его левой глазницы с шампанским хлопком. Бывший председатель сельсовета поспешно поймал его, но присутствующие успели заметить, как в глазнице поблескивает что-то металлическое и даже пробегают огоньки. Поняв, что дальше скрывать свою сущность не имеет смысла, Песин снял крышку черепа, выдвинул из кончика указательного пальца что-то вроде крохотной отвертки и занялся починкой содержимого собственной головы, жалуясь, что от вышеозначенного пения у него происходит расплавление контактов. 

— Простите! — мелодично воскликнула Виолетта Федоровна, забыв прикрутить громкость, и у Песина пошел дым из ушей, а оконное стекло, и без того державшееся на честном слове, со звоном разлетелось. Но острые осколки не впились в обитателей «Третьей молодости», как они того закономерно ожидали, а зависли в воздухе, точно брызги водопада на стоп-кадре, после чего осыпались на пол. Радостно засмеялась неизвестно откуда возникшая розовощекая девочка, эдакое вечное дитя, сидевшее на месте старушки Закускиной. Приглядевшись, пенсионеры поняли, что дитя взялось не неизвестно откуда, а, похоже, непосредственно из старушки, фигура которой до сих пор обозначалась вокруг него полупрозрачным контуром.

— А вы, простите, кто? — удивленно заморгал Юрий Павлович, но девочка ничего не ответила, только засмеялась еще радостнее и на мгновение обернулась оранжевой хохлатой птичкой, после чего вновь затуманилась привычными чертами старушки Закускиной. А вокруг расправляли крылья и дополнительные руки, били хвостами, пускали из пальцев крохотные голубоватые молнии…

И тут раздался грохот. Это упал замертво, не выдержав затянувшегося изумления, безымянный старичок с большими оттопыренными ушами, прозрачными, как папиросная бумага, про которого все вечно забывали и только под Новый год пытались вспомнить, как же его зовут, чтобы подписать открытку. Богомолка Аннушка, наблюдавшая за происходящим с неодобрением, склонилась над старичком, прислушалась к дыханию и констатировала:

— Помер. Допрыгались.

Пенсионеры испуганно стихли.

— Вот она, — осуждающе сказала Аннушка и возвела очи горе, — кара небесная.

Прошептала, сложив руки, краткую молитву и возложила ладони на грудь безымянного старичка. Золотистое сияние окружило ее пальцы и перетекло в неподвижное тело, подсвечивая в нем сосуды и кости, как бывает, если прикрыть рукой включенный карманный фонарик. Старичок изогнулся в слабой судороге и тихонько, интеллигентно задышал. 

— Так вы, значит, тоже…

— Есть грех, — с немеркнущим осуждением в голосе ответила Аннушка, — нечего таить. От одиночества все. Одиночество — это не когда семью Бог не дал, друзей не дал. Это когда последнего кота у человека Господь прибирает. Барсик у меня был, белый, семь кило, усы, как у падишаха. Когда издох, я в себе и открыла. Что сие — не ведаю. Неисповедимы пути.

— Вам, гражданка, спасибо, только вы отодвиньтесь, — прошелестел безымянный старичок. — Ослаб я что-то, а у вас жилка на шее очень уж аппетитно бьется. — И старичок показал заостренные желтоватые клыки.

— А люди, — Юрий Павлович огляделся, — обыкновенные люди у нас тут есть вообще?

 — Это вряд ли, учреждение все-таки очень приличное, — сказала Виолетта Федоровна и зажмурилась, потому что в разбитое окно хлынул мертвенный инопланетный свет. Кишки и прочие внутренние детали присутствующих завибрировали от басовитого гудения. Родимцев, растопырив крылья, привалился к двери, на которую с той стороны уже наседали главгадина Зиночка и ее подручные. Девчонка Закускина, наливаясь пламенем, показала ему жестом — мол, не бойся, запускай их сюда — и обернулась полыхающей птицей.

— Ну что же, товарищи! — крикнул, поднимая над головой стол, Юрий Павлович. — Покажем инопланетным захватчикам кузькину мать!

И они показали. Бой, данный инопланетянам обитателями пансионата «Третья молодость», мы подробно описывать не будем, поскольку он давно внесен в галактические анналы как ярчайший пример туземного сопротивления, а в некоторых звездных системах и вовсе входит в школьную программу по ксеноистории. Если уж говорить совсем начистоту, то нам боязно допустить в рассказе об этом ключевом сражении случайную вольность, ведь всем известно, что любое сомнительное прилагательное в таких делах приравнивается кое-где к злонамеренному искажению истории — не говоря уже о самостоятельных трактовках и прочей крамоле. Считается, например, что главнейшую роль в этой битве сыграл военный пенсионер Родимцев, хотя на самом деле он здорово мешал соратникам, хлопая крыльями по их щекам, и чуть не зашиб огненным мечом Виолетту Федоровну, снайперским вокализом повредившую главный двигатель вражеской тарелки… Впрочем, тут начинается тонкий лед, а мы не хотим неприятностей и прокурорских проверок. Скажем только, что по воздуху летали предметы мебели и пенсионер Родимцев, жар-птица Закускина оказалась вдобавок ко всем своим удивительным свойствам еще и взрывоопасной, Аннушка дважды вернула Юрия Павловича из царства мертвых, причем во второй раз он уже начал там осваиваться и даже успел перекинуться парой слов с горячо любимым прадедом, а безымянный старичок перекусал какое-то невероятное количество серых гуманоидов, когда вторжение перешло в наземную фазу, хоть и жаловался потом, что делал это безо всякого удовольствия.

А когда все стихло, и вражеская тарелка, искря и покачиваясь, улетела прочь, из сада донесся чей-то крик. К пансионату, на ходу торопливо скидывая с себя человеческий облик, бежала исчезнувшая накануне раздатчица из столовой. Упершись тонкими двупалыми руками в гнущиеся назад колени, она кое-как отдышалась и подняла на пенсионеров изумленные антрацитовые глаза:

— Прогнали? Сами?!

Постояльцы «Третьей молодости» дружно закивали, а девочка Закускина показала большой палец.

— А как же… — совсем растерялась раздатчица. — Я ж за подмогой летала… Там эскадрилья ждет… Мы с этими, — она прочирикала какое-то непроизносимое слово, — пятый год воюем, если по-вашему. А вы за один вечер прогнали!

— Так вы в столовой у нас, выходит, под прикрытием работали? — нахмурился Родимцев. — Могли бы кашу и поаккуратнее класть!

— Сами попробуйте этим вашу кашу класть! — огрызнулась раздатчица, показывая ему тончайшие пальцы-щупальца. — Без выходных работала, кипятком по три раза на дню обваривалась, а у вас еще какие-то претензии!

— А вы, извините, сами откуда будете? — поправила очки Виолетта Федоровна.

— Я… — и раздатчица опять прочирикала нечто непроизносимое, — из созвездия Большого Пса. У нас тут вроде как аванпост. А эти, значит, повадились воровать население, вас то есть…

Она пыталась еще что-то рассказать, но у пенсионеров только головы разболелись от чириканья. Даже Песин с его встроенным переводчиком не мог понять, кто с кем за что воевал и которые из инопланетян — хорошие. Но в целом выходило обидное: что Земля — это какие-то задворки, на которых собачатся посторонние цивилизации, походя гоняя аборигенов, будто домашнюю птицу. Раздатчице самой стало неловко, и она умолкла, но потом ее безносое лицо просияло:

— А давайте к нам? Опытом поделитесь, Вселенную посмотрите…

Пенсионеры оживились, а осторожный Юрий Павлович спросил:

— Это вы нас, получается, тоже похитить хотите?

— Так по-хорошему же, — пожала плечами инопланетная раздатчица. — Потом вернем как было.

— Соглашайтесь, — взволнованно шепнула ему Виолетта Федоровна. — Когда еще представится такая возможность! Будем честны — в этом учреждении мы только тем и занимались, что умирали от скуки.

Юрий Павлович посмотрел на здание пансионата, потом на раздатчицу, потом на небо. У него было такое чувство, будто он стоит на краю мостков, еще совершенно сухой, и смотрит на сверкающую поверхность воды, шагнуть в которую и хочется, и нужно, и боязно, потому что тогда за один краткий миг изменится все. Но после всего, что случилось, после того, как они открылись друг другу в самом сокровенном и вступили в бой с представителями враждебной цивилизации, — так ли уж страшен был еще один маленький шаг в неведомое? Ведь ради этого человек и доживает до пенсии, подумал Юрий Павлович. Чтобы пожить для себя и посмотреть Вселенную. А то всё работа, семья, дети — так и не узнаешь никогда, где оно, это созвездие Большого Пса. И какого цвета тамошние планеты. И какие на тех планетах растут грибы. Может, их жарят с медом, а не со сметаной, а может, они поют и танцуют, и собирать их нельзя, только любоваться…

— А можно сперва над Индийским океаном пролететь? — спросил Юрий Павлович. — Остров там один, я покажу…

И расплылся в улыбке, услышав утвердительный ответ. 

Читайте также

Наталия Родина «Один»

 Кот-император |  07.11.2021 |  2797

Аришка очень хочет поговорить с Одином.

Читаем рассказ «О памяти лишь слух» Ярослава Барсукова

 Кот-император |  13.02.2022 |  2976

Родителей не устраивает, что их восьмилетний сын получает «тройки» в школе и интересуется жуками. Поэтому они решаются на пересадку характера — чтобы добавить ребёнку немного стойкости.