40573 
4 минуты на чтение
Роман «Воображаемый друг» с уверенностью можно назвать одной из самых громких книжных новинок нынешней осени — и вот почему. Предыдущий роман автора, «Хорошо быть тихоней», стал международным бестселлером и разошелся по миру тиражом свыше 5 миллионов экземпляров. Когда Чбоски после долгого перерыва дописал свой следующий роман, за право издать его развернулся нешуточный аукцион.
Книга еще до выхода удостоилась множества восторженных отзывов, в том числе от Эммы Уотсон, Джо Хилла и Линкольна Чайлда. А стоило роману появиться в продаже, как о нем начали выходить статьи в The Guardian, Variety, New York Times, Time и других ведущих мировых СМИ. Уже вскоре после англоязычного релиза книга выйдет и в России — у нас она ожидается в начале ноября. В преддверии ее выхода мы перевели выдержки из интервью автора для NPR, в котором Чбоски рассказывает о книге и ее создании.
Кейт с сыном Кристофером сбегает от сожителя, который издевается над ними. Они находят убежище в Милл-Гроув, небольшом городке в Пенсильвании, где Кейт устраивается на работу, а семилетний Кристофер начинает слышать голоса из облаков, манящих его в лес. И там он слышит голос другого маленького мальчика. Мальчик плачет.
Новая книга называется «Воображаемый друг», и это хоррор Чбоски, двадцать лет назад написавшего культовый роман о взрослении. Чбоски говорит, что ему нравится писать о ребятах вроде Чарли из «Хорошо быть тихоней»:
Это невинные дети в рискованных ситуациях. В «Хорошо быть тихоней» источником неприятностей была старшая школа. А тут… это облака, которые, возможно, смотрят на тебя в ответ. И лес, в где обитает (или нет) злая сущность.
Стивен Чбоски, писатель
О том, почему он решил написать о Кристофере, который слышит голоса из облаков
Изначальная идея была такова: я просто подумал о времени, когда все мы были маленькими детьми. Ведь все когда-то лежали на земле — или на крыше, если вы городские дети — и смотрели вверх на облака, видя в них различные формы: «Это выглядит как собака, как молоток, как лицо или что там еще». И мое «что, если?» заключалось в следующем: что, если бы маленький мальчик осознал, будто в последние две недели видит в облаках одно и то же лицо, которое смотрит на него?
С этого все и началось. Я тогда подумал об этом моменте после школы, когда он совсем один, последний автобус уезжает, он смотрит вверх — и то, что казалось небольшим лицом, теперь занимает весь небосклон. И он говорит облаку: «Привет, ты меня слышишь?». И отдалении слышен раскат грома, который мог бы быть совпадением. Тогда он говорит: «Если ты меня слышишь, моргни левым глазом». И облако медленно закрывает и открывает левый глаз, а затем уплывает прочь. Вот о чем я подумал. И меня заворожила эта сцена. Мне стало интересно, куда уплыло облако, почему уплыло, и что за всем этим стоит. Спустя 10 лет работы у меня были все ответы.
О друге Кристофера Тормозе Эде
Эдди, которого все зовут Тормоз Эд… его образ отчасти основан на мальчишке, которого я знал, когда был совсем маленьким. Эрик Олсон, он жил выше по улице. И Эрик, я никогда этого не забуду, проехался на отцовской машине, когда ему, наверное, было года три, через всю улицу и прямо во двор к соседу. И он всегда брал с собой в автобус бекон. Это я тоже помню. И мне очень нравился Эрик. Он переехал в Аплтон в Висконсине и мы потеряли связь. Но я всегда любил его, и мне всегда нравилась идея такого дикого ребенка.
О том, как произошедшее с Кристофером в лесу изменило его
Он выходит и слышит голос. Ощущает присутствие. И потом следует момент, который я не забуду, когда он входит в лес поздно ночью и находит это дерево. И он видит белый пластиковый пакет на земле, поднимает его и начинает говорить с белым пластиковым пакетом. Как будто это кто-то реальный, его воображаемый друг.
Этот голос и способность его слышать, и, может, способность лучше читать, лучше понимать числа, лучше разбираться в человеческих чувствах, потихоньку, понемногу приходят к нему. И он не знает, реальность ли все это или лишь игра воображения.
Должен заметить, что при чтении книги эффект погружения сильнее, чем с фильмами. Честное слово, я ведь делал и то, и другое! Она становится для тебя совершенно реальной, даже само понимание того, что реально, а что воображаемо, меняется, когда ты оказываешься между строк. Знаете, персонажи иногда были для меня не менее реальны, чем прохожие на улице.
О том, почему мы боимся монстров под кроватью
Я не знаю. Есть кое-что, что мне доставляло большое удовольствие, когда я писал «Воображаемого друга» — говорить о традиционных атрибутах детства, вещах, с которыми мы все знакомы. Ты боишься шкафа; того, что прячется за дверью ванной, под кроватью. Или что-то такое простое, вроде утренних воскресных мультиков (мы же все их смотрели). Что, если он смотрит свой маленький мультик «Плохой Кот», который я выдумал… и он видел эту серию миллион раз, и вдруг Плохой Кот останавливается, внезапно смотрит на экран и говорит: «О, привет, Кристофер! Нравится мультик? Вау!». И Кристофер говорит: «Откуда ты знаешь, как меня зовут?» — «О, да ты же мой главный фанат, конечно я знаю твое имя, малыш!».
Мне нравится использовать такие вещи, такой универсальный опыт, знакомый всем, и поворачивать его чуть-чуть, чтобы посмотреть на мир под другим углом.
О том, слышит ли он голоса, когда пишет
О да, конечно. Сто процентов. Знаете, иногда даже слишком много [голосов]. Я помню, что при написании «Хорошо быть тихоней» мне пришлось остановиться где-то на середине книги, потому что я стал ходить и говорить как Чарли. Больше так не могло продолжаться, так что пришлось взять перерыв. В этом случае, хоть я и писал «Воображаемого друга» десять лет, мне приходилось делать перерывы… чтобы сделать фильм по «Хорошо быть тихоней», написать сценарий «Красавицы и чудовища» или снять «Чудо». Я останавливался, частично из-за других карьерных возможностей, но частично из-за того, что воспринимал все слишком близко к сердцу.
