Немного жаль, что с самым «русским» романом Валенте мы знакомимся только сейчас. Как уместно было бы обсудить эту книгу чуть пораньше — в год 100-летия Октябрьской революции! Можно было бы сравнить эту версию мифологизации советской истории с неожиданной документальностью «Октября» Чайны Мьевиля или злободневностью аналогий Михаила Зыгаря («Империя должна умереть») и Льва Данилкина («Ленин. Пантократор солнечных пылинок»). Ведь юбилей революции показал, что в российском обществе ещё ничего не решено даже про то, где именно искать Добро и Зло в русском ХХ веке… Но в прозе Валенте нас привлекает не история идей, не политика и актуальность. Её дело — буквально Жизнь и Смерть, вот прямо так, с большой буквы, как можно только в сказках.Время действия романа — примерно с кануна революции до кануна оттепели. Вот уж где раздолье для исследования русской Смерти! Хотя Смерть в романе представляет не кто иной, как гоголевский Вий, а Кощей вдруг оказывается его вечным соперником — Царём Жизни. Правда, его царство со столицей в жутковатом Черносвяте на острове Буяне разницу между жизнью и смертью обыгрывает весьма специфическим образом.На роль Вергилия — проводника по этому русскому аду, как советскому, так и сказочному, — Валенте удивительным, но очень точным образом выбирает Анну Ахматову: каждую из шести частей романа предваряет стихотворный эпиграф, в некоторых частях это фрагменты из «Поэмы без героя», весьма гармонично сочетающиеся не только с сюжетом «Бессмертного», но и с особым поэтическим синтаксисом прозы Валенте, очень грамотно переданным Владимиром Беленковичем (представить, что можно было сделать из этого текста не слишком чутким переводом, просто страшно).

Дотошность оценившей Ахматову американской писательницы и помощь русских консультантов окупились — откровенной «клюквы» в романе почти нет, встречаются лишь лёгкие странности, которые не сильно портят впечатление. Например, в романе никак не оговаривается, почему у Марьи такое странное отчество (её родители имён лишены); к ней периодически обращаются «товарищ Моревна», хотя «товарищ» обычно требует после себя фамилии, которой у героини тоже почему-то нет. Даже в сцене, где весьма не случайно похожий на Берию видом и функциями Змей Горыныч зачитывает личное дело героини, она фигурирует без фамилии.Самое трудное при чтении Валенте, если вы справились с лихими поворотами сюжета, — это пытаться сопереживать героям: они слишком не по-сказочному амбивалентные, почти антигерои. Если в «Сказке сказок» было очевидно, что персонажи, уменьшающие насилие окружающие мира, лучше, чем те, кто его инициирует, то в «Бессмертном» как-то всё слишком перемешалось, и жестокость присуща всем — как, в общем, и в советской исторической реальности. Сочувствовать Марье Моревне в её выборе между Кощеем Бессмертным и Иваном Царевичем тоже непросто, всё какие-то «Сумерки» вспоминаются с их стандартом любовного треугольника, когда один тёплый, но туповатый и за коллектив, а другой мёртвенький, но поумнее и за собственную шкуру. А довольно откровенные БДСМ-сцены с привлечением не только цепей в подвале, но и банного веника, и даже горчичников вызовут у русского читателя гомерический хохот. По-своему это эротично, всё-таки мастерица уровня Валенте пишет, но в 2018 году поэтизация брака, основанного на таком садо-мазо, причём не очень добровольном со стороны женщины, — это как-то не прогрессивно, что ли.И всё же богатая фантазия Валенте, её словесное волшебство и способность создавать обаятельных монстров спасают перенасыщенный сюжет. Такой уровень письма и миростроения заставляет вспомнить русской аналог — страшную сказку «Убежище 3/9» от королевы русского хоррора Анны Старобинец. Кажется, им с Валенте нашлось бы о чём поговорить.