— Манёвр уклонения! «Икар», манёвр уклонения, как слышишь?Чёрт, некогда отвечать! Вжимаю штурвал до упора — кажется, даже не дышу. Пара секунд раскалённого добела, нервного молчания...— Это «Икар». Ушёл, продолжаю полёт, — выдыхаю в эфир и почти вижу, как у диспетчера сбегает по виску холодная капля. Да, это было близко.— «Икар», скорректировали траекторию, зона входа через тридцать... двадцать девять...Переключаюсь на собственный локатор. Хорошо, что такая крупная помеха была только одна: после очередного манёвра я точно потеряю цель и уже не успею перестроиться. Радар на секунду загорается красным. Потом ещё и ещё. Мелкие осколки, несущественные — защита выдерживает. Хотя если два таких крохотных, в пару миллиметров, космических сюрприза попадут в одно и то же место, то никакой экран не спасёт. Мигание становится почти непрерывным, отлично!— ...три, два... — продолжает считать в ухе знакомый голос.— Выпускаю сеть, — отчитываюсь в Центр и чувствую, как на лбу выступает испарина.Паутина из тонких струй окутывает пространство. Я чувствую себя пауком — довольно сумасшедшим пауком, который сам прыгнул в центр роя из сотен мух. Но эти мухи, в отличие от земных, не могут управлять своим полётом и попадают в сеть липкой полимерной пены. Некоторое время я жду, наблюдая, как в неё влетают всё новые мошки, а пена застывает вокруг них цепкой, твёрдой хваткой.«Пора домой, ребята», — почти нежно бормочу я и плавно вывожу нас с орбиты. Стянутые десятками нитей, мы летим вниз — точнее, по спирали, но я не могу думать об этом иначе: мы падаем. Падаем, чтобы сгореть в прекрасном полёте, последнем для моих пленников и первом и единственном — для моего корабля. Не зря же его назвали «Икаром».

— Юра, можешь отключаться, молодец!В ЦУПе довольны, и я стягиваю шлем виртуальной реальности. В сотнях километров от меня входит в атмосферу Земли аппарат, с которым я секунду назад был единым целым — точнее, чувствовал себя так, словно был там, в ближайшем космосе.«12 апреля 2081 года. Миссия завершена успешно». В отчёте ещё много терминов, цифр и координат, но суть проста: мой «Икар» захватил обломки космического мусора и увёл их в атмосферу Земли. Вместе с собой.Я люблю свою работу. Если скажу, что грезил о ней с пелёнок, — покривлю душой, конечно. В детстве я мечтал стать космонавтом, настоящим, чтобы побывать в космосе на самом деле, а не только через цифровой манипулятор. И, родись я раньше, это было бы не мечтой, а целью. Но за пару десятков лет до моего рождения эффект Кесслера из теории превратился в суровую реальность. На орбитах стало так много спутников, отслуживших своё аппаратов и обломков старого оборудования, что однажды они начали сталкиваться бесконтрольно и — увы! — порождали новые осколки, ещё мельче и опаснее. Лавина росла, мы больше не могли их отслеживать. И работа астронавтов, какой мы её знали, стала невозможна.Время у каждого своё. Кто-то запускал на орбиту первые спутники, кто-то выходил в открытый космос, а кто-то жил на Земле с онлайн-картами и GPS-навигаторами и даже не задумывался о том, откуда они берутся и как работают. Это были поколения мыслителей, первопроходцев, потребителей...Мы — поколение уборщиков. Ещё пятьдесят лет назад это звучало бы странно, но мы выросли с уважением к этой профессии. «Космические технички», «ловцы бессмертного хлама», «охотники за мусором наших предков» — пусть смеются те, кто живёт, не поднимая головы. Да, мы никогда не прикоснёмся к своей добыче, мы даже не увидим её собственными глазами, без приборов. Но с каждым таким вылетом на орбите остаётся всё меньше опасного металла, пластика, кремния... И космос становится на шаг ближе.Я смотрю в окно, точнее — сквозь толстое стекло панорамной крыши. В ночном небе над нами летит и сгорает яркая звезда — остатки моего аппарата-охотника и его улова. И я загадываю желание. Каждый раз — одно и то же. Я хочу, чтобы когда-нибудь человечество снова вышло в космос.