Варвара Селина «Последняя нимфа»

Если выживаешь в бункере, где кончаются еда и вода, кажется, что надежды совсем нет. Но так хочется мечтать о будущем! О семье, о детях, о новой судьбе для себя и своих потомков… только будет ли она, эта судьба?

Луч солнца проникает в подземный ход. Этот бункер уже почти ни от чего не защищает, но в нем еще осталась вода. Вода — это жизнь здесь и сейчас, бетонные стены спасают от муравьев, через крошечные воздуховоды не войдет много пауков, здесь слишком сухо для мокриц, слишком темно для уховерток, слишком воняет керосином для ос. Они не знают, грянет ли буря, не знают, сколько еще продержатся, но надежда есть, и они жмутся к остаткам металлических стеллажей и деревянным перегородкам.
С последней войны прошел уже почти год, но безногие старики, оставшиеся в живых, напоминают о ней лучше легенд и песен.

В бункере почти ничего не осталось, его бросили десятки, а может, и сотни лет назад, — давность не имеет никакого значения, когда все системы жизнеобеспечения уничтожены. Одна химическая атака, и человек погибнет. Одно сухое лето, и здесь не будет воды. Солдаты постоянно готовятся к бою, изобретают оружие, изучают врагов по иссушенным трупам, отправляются в километровые походы за едой, но все чаще приходят с пустыми руками или не возвращаются вовсе.

— Нам нужны разведчики. — Капитан смотрит на Полковника усталым взглядом. Тот обходит стол и рассматривает пустую стену.

— Ты понимаешь, как нас мало осталось? Ты был в жилом модуле?

— Да, товарищ Полковник, я по…

— Ты понимаешь, кто такие разведчики?

— Понимаю. И знаю, что они могут больше, чем рядовые, товарищ Полковник, они нужны нам, иначе мы будем терять все больше людей.

У двери жилого отсека молодая пара обнимается и мечтательно смотрит в темноту, где суетятся нянечки. Там спокойно и тепло, там не знают печали, там всегда есть еда и вода — маленький рай под землей. Самое безопасное место для самых важных обитателей бункера. Скоро и им будет кого туда отправить.

Они аккуратно и медленно прогуливаются по крыше бункера.

— Как бы я хотела, чтобы у нас был свой дом, Эд, только для нас с тобой и малышей…

— Он обязательно будет, Сюзи, мы все переедем, мы не будем ютиться тут вечно, мы просто… еще не накопили сил.

— Конечно, ведь еды почти нет!

— Но будет! Возьмем детей в охапку и переедем туда, где тепло и сытно, поселим твою маму недалеко от нас.

— Или с нами…

— Э-э-э, ну, да, или с нами, если вдруг не будем справляться с малышами, ага.

Их разговор прервал сигнал общего собрания.

Генерал с собранной из старой мебели трибуны взирает на зал. Вот и все его бойцы. Инвалиды прошлой войны, рядовые с женами, нянечки, старые пары, несколько капитанов, Полковник и инженеры. Если бы на них решили напасть здесь и сейчас, они бы погибли. Хотя бы с первым пунктом надо было что-то делать — их «здесь» посреди нейтральной территории все еще лакомый кусочек для врагов, недобитая пища, зреющий корм, аптечка скорой помощи для выживающих в этих степях.

— Господа, — начал Генерал, откашлялся, пока в зале устанавливалась тишина, и продолжил, — друзья! Я не буду вам рассказывать о нашем положении, вы и так все понимаете по сокращающемуся пайку. Многие наши бойцы уходят из бункера в поисках пищи, но не возвращаются — я вижу их одиноких жен и тоскующих родителей. Знаю, что многие жены преодолевали эти дороги, и не все возвращались к своим семьям. Мы подсчитали наши потери и потребности, мы много часов обсуждали и пытались найти другие варианты, но вынуждены отдать кризисный приказ для нашего поселения. Нам нужны разведчики.

По залу пронесся ропот. Они понимают, что это значит. Сюзи с трудом стоит на ногах. С разных сторон из зала доносятся крики:

— Это нечестно!

— Это наша первая!

Эд кричит Генералу:

— Лучше мы сами выполним миссию разведчиков!

Полковник и капитаны успокаивают толпу. Генерал снова откашливается.

— Господа, это приказ. Решения лучше нет. Вы не можете сделать то, что могут разведчики. Вы не умеете летать.

Нянечки и молодые пары сидят в учебной комнате — кто понурый, кто злой, кто так шокирован, что не понимает, где находится. Капитан нервно ходит вдоль доски и объясняет. Это поколение не видело разведчиков, им нужно понимать, как растить и обучать этот род войск.

— Конечно, все мы понимаем, что умение разведчиков летать — это некоторое преувеличение. Точнее эту способность можно описать как умение вспрыгивать и парить довольно долгое время за счет небольшого веса и широких крыльев. Разведчики не только попадают на территории, до которых не могут дойти пешком рядовые, но и могут взять нужные анализы почвы и провести необходимые исследования, а также сделать так, чтобы хотя бы один член каждой разведгруппы вернулся обратно.

— Они такие умные?..

— Нет, они такие функциональные. Если их правильно воспитать и обучить, из них получаются суперсолдаты. Я понимаю ваше беспокойство, поэтому сразу скажу: они не слишком эмпатичны, они не переживают, не особо боятся, эти черты они копируют с вас слепо, не стоит придавать этому значение. Главная нянечка объяснит вам особенности вынашивания потомства такого рода, чтобы вы все сделали правильно. Воспитывать их будут военачальники.

— А мы?

— А вы будете радоваться, что помогли поселению сделать шаг к лучшему будущему для ваших следующих детей!

— Но это же тоже наши дети, Капитан…

— Те, кто вернется, поможет нам переехать, они не члены ваших семей, они бесполы и бесплодны, у них не будет жен и детей, им не нужны родители, — Капитан остановился и с тоской посмотрел на сидящих, — я прошу вас не привязываться к ним. И от лица Генерала благода…

Эд и Сюзи сидят на крыше бункера. Они выплакали все слезы, перечислили все пути спасения своих детей, им осталось только держаться друг за друга и смотреть на красную луну. Они представляют себе черное небо, краснеющее от сотен взлетающих разведчиков, разлетающихся во все стороны, большая часть которых никогда не вернется назад. Они просто летают и умирают.

Бесплодные.

Крылатые.

Тараканы без будущего.

* * *

Эд и Сюзи снова стоят у двери жилого отсека — сейчас он почти весь занят будущими разведчиками. У ног нянечек трутся белесые нимфы — они уже начали ходить, но родителей к ним не пускают, чтобы они привыкли только к запаху нянечек и капитанов. Ближе к стенам, в самой темноте, закреплены капсулы с обычными яйцами — их оставили до лучших времен. Возможно, те, кто из них вылупится, уже не увидят своих настоящих родителей.

Все жители бункера изрядно похудели. В этих условиях большая часть еды уходит в жилой отсек и военным, которые стоят на страже. Солнце припекает с каждым днем все сильнее, запасы воды истощаются. Генерал каждый вечер выходит на крышу бункера и смотрит вокруг, отмеряя, сколько дней назад на северо-востоке появились эти оранжевые всполохи.

* * *

— Какие из них наши, Эд?

— Не знаю, милая, они все так похожи…

Все поселение вышло на крышу смотреть, как взлетают их дети, не знавшие родителей, ласки, игр и голода. Те, ради кого они отказались от своего потомства. Сейчас они понимают, что это их последняя надежда: в таком истощении им не вырастить новые яйца.

Когда вылетел последний отряд разведчиков, с юга послышался птичий крик. Генерал застыл. Вокруг бункера выстроились солдаты, готовые в любой момент перевезти всю колонию в новое место. Внутри бункера сидели инвалиды, жены и нянечки — по сигналу они схватят старые капсулы и под покровом ночи понесут их в новую жизнь.

Первые разведчики вернулись через несколько часов ни с чем. Молодые родители первый раз имели возможность пообщаться со своими необычными детьми, но они будто застыли, время остановилось, каждая минута била в висок, усталые и грязные разведчики монотонно жевали последние пайки — по привычке, на них ведь никогда не жалели еды. Солдаты, которых так ждали, дети, которых никогда не было.

К утру вернулись последние обессилевшие летуны: с юга не вернулся никто, только еще отчетливее стали слышаться крики птиц. Рассвет скрыл от Генерала яркость огней на северо-востоке.

Родители сидели перед разведчиками. Заплаканная Сюзи вышла на середину комнаты и протянула лапки в сторону большекрылых существ. Те не двигались, но внимательно смотрели на нее, пока она шла вдоль них, принюхиваясь к каждому. Чем только от них не пахло, но только не ими с Эдом. Их кладка не вернулась. Но вдруг последний разведчик в ряду подался к ней, боком, неуклюже, мимо протянутых лап, навалился на нее, споткнувшись о собственные крылья. Она выбралась из-под него и прижала его голову к груди.

— Тихо-тихо, не шурши, уши ножками чеши, умывайся — и в кровать, нимфам надо засыпать…

К птицам Генерал был готов: вся колония сидела в самых дальних углах бункера, где, казалось командованию, никакие птицы их не достанут. Конечно, птицы кое-кого достали, но съев горстку разведчиков, обиженно улетели. Однако пока все посты стояли пустыми, на птичий гомон сбежалось несколько сколопендр — им удалось попасть внутрь, и после этой бойни поселение осталось практически без солдат.

Полковник обнаружил голову Генерала у двери в жилой отсек. Тела при ней не было. Он начал бегать по помещениям и собирать оставшихся поселенцев.

— Выходим, выходим, это ловушка, здесь оставаться нельзя, сюда придут все, уходим на запад! С собой не больше одной капсулы, и уходим, скорее!

В битве со сколопендрами завалило вход в жилой отсек, так что нянечки с огромным трудом смогли вытащить первую попавшуюся капсулу с яйцами и, взвалив ее на дрожащие спины, вынести наружу. Сюзи сидела в самом дальнем углу и качалась из стороны в сторону, ничего не видя и не слыша. На ее лапах остался запах Эда, его внутренностей, прыснувших в нее, когда они убегали от сколопендры.

Когда она проснулась, было тихо. Пахло ночью и пылью. Рядом лежало что-то теплое. Сюзи прошлась по всему отсеку и нашла четыре чужие кладки, в которых зрели яйца, настоящие, хорошие, разнополые дети, которые дадут жизнь новой колонии, если их никто не сожрет.

Через две недели вокруг обессиленной Сюзи копошились десятки полупрозрачных нимф. Они дрались, иногда убивали друг друга и ели, но она уже не могла их разнять, просто наблюдала за тем, как происходит естественный отбор: выживает сильнейший. Выжили ли остатки ее колонии? Что там, на западе?

Еще через несколько дней остатки голодных нимф стали принюхиваться к ней. Это их мать, мать и кормилица. Совсем маленьким, она пела им песни и выжимала из себя белковую густую жидкость, молочко, которое не пришлось бы добывать таким жутким способом, если бы не голод, — такие малыши еще не могли есть друг друга. Нимфы напирали, а Сюзи лежала и пела:

— …тихо-тихо, не шурши, все заснули малыши, мама с папой спать пойдут, а ты оставайся тут…