Сериал «Люпен» от Netflix: думали, такого больше не снимают?

Новый проект от Netflix выделяется на фоне многих современных экранизаций классики, в том числе жанровой. Адаптация романов Мориса Леблана про джентльмена-грабителя вышла очень деликатной, и в ней гармонично сочетаются знакомые сюжетные схемы и нынешняя эпоха.

Оставляя первоисточник, по сути, нетронутым, создатели сериала рассказывают новую историю с совершенно новым главным героем, который — так уж вышло — просто обожает знаменитого персонажа и вторит ему, планируя и осуществляя виртуозные ограбления. Это даже не «Шерлок», в котором герой Камбербэтча существует сам по себе, без опоры на произведения Артура Конан Дойла внутри сериала, и с каждым новым расследованием все сильнее отдаляется от известного нам прообраза. Это другой способ переделки оригинала — причем очень хитроумный способ, сам Арсен Люпен оценил бы его по достоинству.

Но если условия задачи — новый герой, новый сюжет, старые схемы — становятся понятны уже в начале первой серии, а то и в конце трейлера, со второй удачей сериала дело обстоит чуть сложнее: она тоже очевидна, и все же в нее трудно поверить. Каким-то удивительным образом создателям «Люпена» удалось воспроизвести на экране магию, которую опытные зрители привыкли связывать со старым французским кинематографом, с увлекательными, динамичными и весёлыми фильмами про находчивых и неунывающих героев, зачастую не в ладах с законом. C тем, про что принято говорить «сейчас так не снимают».

Оказывается, снимают, и «Люпен» тому свидетельство. Классические типажи «благородного жулика», «продажного полицейского», «дерзкой журналистки», «копа-аутсайдера» и так далее представлены в нём с явной любовью, наделены достаточной глубиной, чтобы вызывать симпатию (даже если временами можно предсказать, что случится с тем или иным персонажем к концу серии) — словом, по-настоящему оживают на экране. Герой играет в кошки-мышки с полицией и антагонистом, и сюжетные элементы книг Мориса Леблана ложатся в эту игру плавно и без заметных швов.

И, конечно, в том есть заслуга актёров: они все отлично смотрятся на экране, даже Эрве Пьер, которому досталась роль гротескного мерзавца. Харизматичный Омар Си играет увлечённо: в гриме и без грима, в разнообразной повседневной одежде, в элегантном костюме «миллионера» и тряпках почти невидимого уборщика в Лувре. Ассан Диоп хитёр и находчив, как и положено уважающему себя авантюристу.

А ещё у него очень доброе сердце, и он в какой-то степени остался тем же наивным подростком, что и двадцать пять лет назад. Этот подросток прячет в глубине раненой души обиду и злость, но не разучился верить и любить. Здесь вступают в силу жанровые условности, и мы не видим тёмной стороны мошеннического ремесла, если не считать того, что оно, по-видимому, и разлучило Ассана Диопа с женой и сыном. Конечно, не стоит думать, будто образ нового Люпена останется совершенно чистым и его совесть ничто не отяготит: к концу первой пятисерийной «главы» этой истории многое успеет случиться. Но джентльмен всегда остаётся джентльменом — на французский лад, — даже если у него пятно на смокинге. И даже если он вор.

Социальный подтекст в «Люпене» тоже есть. Он представлен ненавязчиво, но не заметить его трудно — ведь всё начинается с главного героя, который вместе с отцом приехал во Францию из Сенегала. «Невидимость» чернокожей обслуги — ещё один элемент из этой категории. Кстати, Омар Си расклеивал афишу сериала в парижском метро, временами снимая маску, и его, если верить снятому скрытой камерой промо-видео, не узнали. Добавим расовый вопрос: «Признаться, я не ожидал, что вы… такой молодой», — говорит аукционист Ассану Диопу, которого принимает за клиента-миллионера, подразумевая, конечно, совсем не возраст. Да, это современная Франция, которая отличается от эпохи Мориса Леблана не только уровнем научно-технического развития.

А вот тема обнаглевших богатеев, которых прогнившая и слабая система не в состоянии наказать, — одна из вечных, не зависящих ни от эпохи, ни от цвета кожи протагониста. Зрителю просто хочется верить, что кому-то хватит дерзости и смелости проучить зло так, чтобы за это не пострадать. Должна же быть в этом мире хоть какая-то справедливость.