Дарья Леднева «Золотая камбала зеленоградских рыбаков»

Лет десять назад бродил по свету мальчик. У него не было родителей, которые заботились бы о нём, и не было дома, где он мог бы укрыться от непогоды. Мальчик скитался по городам и сёлам, воровал на рынках и в магазинах. Иногда его ловили полицейские, но мальчик успевал убежать прежде, чем приезжала социальная служба.

И вот однажды он пришёл в город на берегу моря.

Вечерело. Мальчик решил заночевать под большим кустом шиповника, который источал такой сладкий аромат! Он лёг, забился поглубже, положил под голову руку — на локте куртка совсем прохудилась, из дырки торчал такой же худой и грязный свитер. Мальчик закрыл глаза и уже почти заснул, когда кто-то ударил его по руке. Проснувшись, он увидел старуху. Лицо у нее было с крупными коричными пятнами, точно из глины.

Старуха отвела его в дом, на чердак. В открытое мансардное окно смотрела полная луна, будто творожная лепёшка. Старуха попросила мальчика приставить к окну лестницу, чтобы они смогли выбраться на крышу. Мальчик выполнил её просьбу, хотя и не понимал зачем. Ему хотелось поскорее лечь на тот матрас, который он увидел в углу, и укрыться чем-нибудь, хотя бы той шалью с замысловатым звёздным узором, что висела на спинке стула. Ещё мальчик мечтал о том, что утром старуха накормит его, ну, например, пшённой кашей. Потому он поспешил выполнить просьбу.

На крыше старуха взяла мальчика за руку и показала пальцем на Путь, молочной рекой растекающийся по небу.

«Знаешь, кто там живёт?» — спросила она. — «Нет. А кто?» — «Там живут созвездия. Видишь, какое плоское брюхо? Это созвездие Золотой Камбалы». — «Вижу». — Мальчик уже передумал спать, теперь он хотел только смотреть на это большое расписное полотно. — «Вот достанешь мне золотую чешую, и я сделаю так, чтобы ты всегда был сыт и хорошо одет». Старуха щёлкнула пальцами, и от крыши к небу протянулась молочная лестница, похожая на утренний туман над рекой.

Мальчик отпустил старухину руку и шагнул.

* * *

Хостел находился где-то на третьей линии от моря, но и здесь был слышен томный шум волн. Катя шла вдоль кованого забора, обвитого розами. Розы были увядающие, с покусанными ржавчиной краями, слабые, беззащитные; упругие бутоны распушились, ослабли, обмякли, как Катя.

Она — заводная кукла, у которой кончился завод и заржавел механизм-душа. Она шла, опустив плечи, чуть ссутулившись. Устала. Как вот эта веточка розы: она безвольно, точно стебель её размяк, отклонилась от забора и расстелила свои изумрудные листья по пыльной земле.

Вскоре Катя вышла к променаду. Солнце подглядывало сквозь облака. Воздух ещё был прохладен. В море купались счастливые люди. Раньше, до поездки, Катя почему-то не думала о том, что в Балтийском море можно купаться; ей казалось, на севере очень холодная вода. Ах, вон какие высокие и пенистые волны поднимаются! Ведь едва за полдень перевалило, а волны уже такие, что страшно оказаться рядом. Что же к вечеру? Шторм? Все купающиеся плескались у берега да у волнорезов, которые крали у волн их силу и мощь. Но Катя смотрела дальше, туда, где волны ещё не столкнулись с волнорезами.

Возможно, когда-то густая пена была девушкой, что ушла от горя в море. Катя представила себя уходящей в море: босыми ногами, по песку, по мелким камушкам, и вода всё выше, сначала холодно, потом привыкаешь; по колено, по пояс, по грудь, уйти с головой. Нет, конечно, уйти не получится. Волны сильные, будет сносить.

Синева неба и молочные облака наливались тяжестью. Катя шла по деревянному пирсу. В конце пирса стояли в непродуваемых ветровках зеленоградские рыбаки и ловили рыбу. Некоторые просто приставили удочки к перилам и сами сидели на раскладных стульях, наблюдая. Другие, наоборот, от удочек не уходили, готовые в любую секунду что-то поправить, переставить. Их лица были сосредоточены. И хотя в воздухе пахло скорой грозой, никто не торопился уходить. Вокруг толпись туристы и иногда заглядывали в рыбацкие вёдра.

Кате нравилось смотреть, как от горизонта бегут волны и гонят морскую пену, а ветер кричит им вдогонку. Горизонт темнел, и стали уже неразличимы суровое чёрное море и тревожное небо. Кате было больно: ведь и она могла бы резвиться солёной и беззаботной волной, но зачем-то у неё живое, кровоточащее сердце. Лучше бы оно засохло, как те ржавые розы.

Куртка Кати была распахнута. Ветер дул в грудь, и горло уже начинало побаливать, но Катя и не думала закрыться.

Наконец удочка дёрнулась. Седой рыбак стал её сматывать, и на радость туристам на мокрое дерево пирса шлёпнулась большая камбала. Несчастная была плоской, какой-то неправильной, с одной стороны — белая, с другой — тёмная, с глазами, ещё отчаянно сражающимися за жизнь, за то, чтобы не стать поникшей ржавой розой. Катя думала: будь она камбалой, то просто позволила бы случиться тому, к чему движется всё живое и что однажды неминуемо произойдёт.

Рыбак поднял камбалу за леску и покрутил перед туристами, которые жадно снимали на телефоны.

— Смотрите, тюлень! — крикнул кто-то, и все бросились высматривать тюленя, но это оказался не тюлень, а качающийся на волнах буй. Только Катя не бросилась высматривать тюленя.

— Знаете легенду о золотой камбале?

Катя обернулась. С ней говорил один из рыбаков. Как-то незаметно он наловил полное ведро камбалы и уже собирался уходить. Старая его куртка, короткая в рукавах, выцвела до грязи, обветренное лицо было бесцветным. Издалека этого человека можно было бы принять за глиняный столб. Только глаза ещё светились живым огнём.

— Хотите поужинать? — он приподнял ведро.

— Хочу, — неожиданно ответила Катя. Почему же не поужинать? Ведь слишком холодно, чтобы подойти ближе к волнам. К ним уже завтра.

Они прошли весь променад, свернули на тропку, спрятавшуюся за последней в ряду прибрежной гостиницей. Поднялись в гору. На вершине холма их встретил небольшой частный дом. Он был скрыт размашистыми кустами шиповника, и его не было видно с променада.

Лепестки шиповника полыхали, как розовое солнце, на блестящих веточках набухали новые бутоны, да такие сочные, что вот-вот лопнут. Нигде в городе Катя не видела такого шиповника: тот уже весь отцветал.

— Надолго к нам? — тихо произнёс рыбак.

Катя усмехнулась. Ну да, местные всегда угадывают туристов.

— На неделю, наверное.

— Убежали?

Катя отвела взгляд. Об этом не хотелось говорить. Да. Убежала. От человека, который говорил: «Ты для меня космос». От человека, который сегодня женился не на Кате. Семь лет напрасного, глупого, почти подросткового ожидания. И вот убежала к холодному морю, чтобы стать пеной и волной.

Сидели на веранде и ели запечённую рыбу. О чём-то болтали, о чём болтают случайные знакомцы. О чём-то неважном, но вот как странно: в жизни всегда самые неважные и незаметные вещи оказываются самыми важными.

Гроза обрушилась на Зеленоградск. Катя подошла к линии дождя. Протянула руку — тяжёлые капли упали на ладонь, неожиданно тёплые, почти ласковые. Дождь заливал курортный город, со смехом падал на вековые деревья, шлёпал по зонтам, прыгал за шиворот, стаскивал с бегущих шлёпанцы и так задиристо хохотал, что Катя вдруг тоже улыбнулась.

Когда дождь отступил, пробудился вечер, тихий и нежный. Фонари втянули растекающиеся остатки дневного света и зажглись ими. Поначалу песчинки света боязливо толпились у фонарей, но затем, осмелев, устремились к небу, чтобы завтра вновь вернуться с солнечными лучами.

Море утопало в звёздах.

Ночная пелена скрыла дом на холме.

— Их забирает старуха, — сказал рыбак. — Тех, кто хочет стать волной. Их сердца становятся — её.

— Что за старуха?

— Злая ведьма.

И рыбак рассказал сказку о мальчике, старухе, Золотой Камбале и млечном тюлене.

— Старуха теперь— пена морская, заманивает к себе тех, кого выбирает.

Катя вспомнила, как смотрела на морскую пену и думала броситься в море.

«Ведь я за этим и приехала», — думала Катя. Но сердце хотелось отдать морю, а не старухе. Что она, старая и злая, будет делать с ним, молодым и трепетным? Кате было жаль своей бесцельной, горькой жизни. Если бы только был смысл!

Она взглянула на рыбака. Тот смотрел далеко в море. И Кате вдруг показалось, что рыбак всё про неё понял, именно потому и привёл к себе.

— Послушайте, Катя, — медленно и так тихо, будто этого и не было, произнёс рыбак. — Отложите свою затею ещё на пару дней. Ну, чего вам это стоит?

Катя пожала плечами. Она знала, что сегодня, возможно, не пойдёт в воду, в пену, но завтра или послезавтра — почему нет? Она уже давно что-то решила, но сама ещё не знала что.

Утром Катя и рыбак ходили на пирс ловить камбалу. Только теперь Катя, приглядевшись и прислушавшись, поняла, что рыбака не любят. С ним не здоровались, ему не пожимали руки и не отвечали. И если ветру случалось подхватить леску его удочки и закружить, то остальные рыбаки лишь усмехались. Рыбак не обращал на них внимания и тихим, ровным голосом рассказывал Кате, как ловить рыбу.

Когда после рыбалки они зашли в магазин за картошкой, на рыбака смотрели косо, как будто он вор. Да и не могли смотреть иначе: из его рваных кедов торчали штопанные носки, джинсы были такие застиранные, будто он носил их всю жизнь, и немного короткие, точно сшитые на подростка.

Вечером рыбак и Катя жарили рыбу, тихо о чём-то говорили и так же тихо молчали. Катя иногда оглядывалась на пенное море, смотрела, как в сумерках несутся высокие волны и с шумом разбиваются о берег. В такие волны попадёшь — уже не выплывешь. Тебя закружит, перевернёт и утопит. И как-то по-глупому Кате было любопытно, каково это. Наверное, это красиво: погружаться под воду, медленно, будто что-то неторопливо затягивает, и смотреть, смотреть, как солнечный свет цветными пятнами растекается по поверхности воды. Но ведь будет совсем не так. Будет холодно, горько, будет кружить и давить, совсем не спокойно, совсем не тихо, разве что потом, когда станешь частью моря.

После ужина и долгого разговора рыбак заснул. Катя некоторое время лежала рядом с ним, касаясь рукой его руки. У рыбака — грубая, шероховатая кожа. Катя нащупала шрам от крючка на тыльной стороне ладони. Отчего-то ей захотелось погладить этот шрам. Она прикоснулась к нему, и ей казалось, что он похож вон на то созвездие.

Катя уже хотела встать и пойти в хостел. Сказки сказками, но что толку от них? В жизни-то всё кончается: размазанными слезами, болью, так сдавившей голову, что ни одно лекарство не помогает, и такими рыданиями в голос, что в груди что-то неминуемо вот-вот разорвётся.

Уйти — пока не поздно.

От Млечного Пути отделилась полоса и стала лестницей от неба к холму. Она излучала мягкий белый свет, в таком свете хорошо спать, как младенец, словно у вечности в руках. Кате было и любопытно, и боязно. Обернулась на рыбака: спит. Тогда Катя поднялась по лестнице одна.

Небо было большое.

И море — большое. Катя не могла сказать, удаляется оно или нет. Наверное, нет. Как бы долго она ни шла, дом на холме оставался прежнего размера. Путь растекался по небу парным молоком. Молоко, как из вымени, капала и капало. И Кате казалось, что совсем рядом капли разбиваются о волны, и белое смешивается с чёрным, и пена как звёзды, и море как космос.

Катя сделала несколько шагов. И вдруг ей стало страшно от высоты, от безграничности и от осознания, что есть на свете тайны, сокрытые от человека.

Она вернулась обратно. Но рыбака уже не было там, где она его оставила.

* * *

Мальчик поднялся по млечной лестнице и теперь шёл по белой, туманной реке. Всё казалось ему удивительным, будто пространство изменило свои законы. Далёкие звезды теперь горели совсем близко, хоть бери и трогай. Только они были очень горячие, поэтому мальчик всё время отдёргивал руку. Земля внизу тоже казалась близкой, но море пугало чернотой, будто что-то предчувствовало и волновалось. Звёзды с любопытством оглядывались на мальчика. Он слышал шёпот, но не понимал его.

Тропинка привела его к Золотой Камбале. Та, маслянисто сверкая золотой чешуёй, висела над мягкими волнами молочной реки. Камбала спала, опустив золотые веки. От неё не исходил обжигающий жар, как от других звёзд. Мальчику захотелось обнять её. Ему вдруг показалось, что волшебная камбала могла бы стать его матерью. Глупо, конечно. Ведь на самом деле он не поднимался по лестнице в небо, а просто спал под кустом шиповника и во сне слушал пенное море, и нет ни чудесной лестницы, ни молочной реки, ни огромной золотой рыбины, висящей в небе.

Мальчик вздохнул, вспомнив, зачем пришёл. Он подставил лестницу, взобрался на неё и стал отковыривать золотую чешую. Он отколупал уже половину, как вдруг Камбала открыла глаза. Блеснуло в её взгляде что-то недоброе, как во взгляде того человека, который в прошлом году спустил на мальчика псов. Мальчик спрыгнул с лестницы и побежал прочь.

Истошным криком Камбала перебудила все созвездия. Следом за мальчиком бросился большой млечный тюлень. Он вырос из реки, из её молока и звёздной пыли. Мальчик бежал по лестнице, но вдруг та исчезла. Это млечный тюлень приказал. Как и старуха, он знал колдовство. Мальчик сделал ещё несколько шагов по воздуху и упал с неба в море. В жизни он видел много плохого, но ему никогда не было так страшно, как теперь.

Пенистые волны вынесли мальчика на берег.

Старуха побежала к нему и вцепилась в мешок с золотой чешуёй, но мальчик изо всех сил сжал его. Он вдруг подумал: «А зачем ей золотая чешуя?» Старуха рычала, но мальчик, зажмурившись, изо всех сил тянул мешок на себя.

Из моря вышел тюлень. Он был неожиданно велик, больше всех животных, когда-либо виденных мальчиком. Он казался соляной горой или огромной волной, которая топит корабли.

«Старая ты обманщица!»

И тюлень вступил в поединок с ведьмой.

Старуха посылала ему молнии, а тюлень — ураганы брызг и пены. Мальчик смотрел, не отрывая взгляда. Он, конечно, не знал, что когда-то в молодости старуха уже сражалась и с млечным тюленем, и с созвездиями, и с Золотой Камбалой.

Она была из древнего рода, который верил в Золотую Камбалу, покровительницу рыбаков. В молодости у старухи был сын-рыбак. Однажды шторм застал его в море. Тогда явилась ему Золотая Камбала и сказала, что задержит бурю, чтобы он успел вернуться. И в самом деле Камбала задержала шторм, пронзила бушующий мрак лучом света. Но юноша увидел, что в прозрачной воде, совсем рядом с лодкой, плывёт красивая рыбина, и захотел поймать её. А рыбина всё ускользала от него и ускользала, и юноша всё дальше и дальше отплывал от берега. Золотая Камбала больше не могла сдерживать шторм, и юноша погиб.

Тогда старуха молила Золотую Камбалу вернуть ей сына. Но та ответила, что не умеет воскрешать из мёртвых, что сын её стал морской пеной и будет счастлив в море. Старуха усомнилась в силе Камбалы и решила отомстить ей. Она взошла по лестнице в небо и хотела украсть золотую чешую, чтобы получить дар повелевать морем. Камбала почувствовала неладное и выслала навстречу ведьме тюленя. Старуха и тюлень долго бились на морском берегу, но так никто и не смог одержать победы. В тот раз старуха ушла. Но обиды не забыла. И много лет ждала, пока появится тот, кто умеет ходить по небу. Много мальчиков она приводила на ту крышу, но никому из них не спускалась лестница.

Мальчик так увлёкся битвой, что не заметил, как разжал кулак и сумка с золотой чешуёй выпала из его рук. Пенистая волна подхватила чешую и унесла в море. Только одна чешуйка случайно осталась у мальчика в руке. Она растворилась, через кожу проникла в тело и смешалась с кровью.

Старуха же обратила тюленя в каменную статую. Но и сама вдруг рассыпалась и растворилась в пену морскую. Была она старой, и пришёл конец её дням. Но, став пеной морской, она нашла золотые чешуйки и вобрала их в себя. Смешались лунная пена и солнечное золото, и стала ведьма ещё одним созвездием.

Увидела Золотая Камбала, какая несправедливость случилась: ведьма стала бессмертной звездой. Разозлилась Камбала, но ничего поделать не могла. Тогда она в наказание прокляла мальчика: «Будешь ты вечно сыт, рыба будет тебя слушаться, но счастья тебе не будет, и душа твоя с каждым годом будет каменеть, и однажды, когда ты полюбишь, ты обратишься в глиняную статую».

* * *

Катя прождала рыбака всю ночь, но тот не вернулся. Утром Катя пошла искать его по городу. Рыбаки его не видели. «Да пусть вообще не найдётся», — сказал кто-то. Поговаривали, что, когда молодой рыбак приходил на пирс, вся рыба плыла только к нему. Поговаривали, что он колдун. И если в городе что-то случалось, то вспоминали про него и говорили, что сглазил. Поэтому никто не расстроился и не помогал Кате в поисках.
Уходя с пирса, Катя обернулась на море. Пенные волны больше не манили её, в их шёпоте слышалась угроза. Стоило отвернуться и казалось, что море открывало глаза и обжигало взглядом. От этого неприятный холодок пробегал по спине.

В конце концов Катя отправилась в полицию, но там её заявления не приняли. Не родственница, всего полсуток прошло, да и не любили рыбака, называя его босоногим.

Без толку Катя пробегала весь день. К вечеру вновь стемнело, грянул гром. Ливень прорвал тонкую солнечную пелену и обрушился на город. Катя спряталась под высоким дубом, но и через его могучие ветви заливал дождь. Капли разбивались о лицо, соскальзывали с подбородка. И вдруг Катя увидела, что капли дождя точно пронизаны светом, они точно песчинки солнца, заключённые в прозрачную оболочку. И когда капли собирались в лужи, солнечный свет освобождался и тонким ручейком возвращался на небо. Как же много света вокруг!

Тогда Катя решила бежать. Через дождь по лужам. Так, чтобы насквозь промокли тряпичные кеды.

Постепенно светлело небо.

В один мах Катя взобралась на холм. Дверь в дом приоткрыта. Катя постучала, покричала. Без ответа. Рыбака всё ещё не было.

Дождь закончился.

Через тучи пробивалось вечернее солнце. Капли дождя на разбитных розовых листьях шиповника блестели. Они ловили солнечные лучи, впитывали в себя и наливались светом, как спеющие ягоды. Когда стемнело, вдоль променада зажглись фонари. На холме горели капли дождя. Их мягкий свет падал на млечную лестницу в небо.

Катя остановилась перед лестницей: страшно, неловко, странно. Но затем что-то в Кате переменилось. Нет, не уверенность появилась, не сомнения ушли, а внутри будто само собою родился свет.

Взгляд Кати упал на кусты шиповника. Вокруг розовых лепестков вились излучающие свет мошки.

От пронзительной глубины тёмно-изумрудных листьев, от роскошных, налитых соком лепестков, от раскрывающихся бутонов и сверкающих золотых капель — от всей этой красоты дух захватывало.

От кустов к пляжу спускалась крутая тропинка. Раньше Катя её не замечала, но теперь на неё падал отсвет от млечной лестницы, серебристая пыль высветила её.

Катя спустилась на пляж.

В песке наполовину утонула каменная статуя исполинского тюленя. Может, это тот тюлень, которого Золотая Камбала отправила вдогонку за мальчиком, что украл у неё золотую чешую?

Хотя уже давно наступила ночь — впрочем, обычно в такие ночи время меняет свой ход, — откуда-то шёл свет, будто бы день частично задержался.

У подножия статуи сидел человек и смотрел в море. Катя опустилась рядом с ним. Кожа его стала сухой треснувшей глиной.

Это — рыбак.

Он медленно повернул голову к Кате. Один глаз уже засох, но в другом ещё теплилась жизнь. Рыбак попытался улыбнуться, и глина его губ чуть треснула. Он не мог произнести ни слова. Просто смотрел на Катю, пока свет не покинул его.

Но перед тем, как глаз, последнее живое место на глиняном лице, засох, из него вытекла слеза, а в слезе сверкнула золотая чешуйка. Катя осторожно сняла её. И в тоже время налетел страшный ветер и развеял глину в пыль. Ветер покружил глину и мягко опустил на статую тюленя.

Катя бережно сжала в кулаке золотую чешуйку. Она взобралась на холм. Только бы не опоздать! И сердце её вновь кровоточило, вновь билось и рвалось. Млечная лестница всё ещё тянулась к небу. Катя, прерывисто дыша, ступила на неё, боясь, что ступень исчезнет, но та не исчезла. Катя сделала ещё несколько шагов, и ещё, и ещё. Быстрее же!

Небо было бесконечным и звёздным, и звёзды казались так близко, что Кате хотелось протянуть к ним руку. Её переполняло странное чувство, будто ей доступна какая-то особая красота и радость мира, которая не доступна всем остальным. И разве можно хотеть отказаться от этой всепоглощающей красоты?

В конце Млечного Пути Катю ждала Золотая Камбала. Катя протянула ей чешуйку. Камбала грозно на неё взглянула, и Кате показалось, что рыбина вот-вот её съест.

— Пожалуйста, если можешь, верни рыбака, — прошептала Катя.

Золотая Камбала забрала чешуйку и ничего не ответила. Только посмотрела на Катю долгим взглядом, от которого стало тоскливо.

Млечный Путь под ногами Кати исчез.

И Катя оказалась в море, одна. Море бушевало, волны накрывали с головой, переворачивали как бочонок, несли и кидали. И пена была ослепительной, будто впитала в себя лунный свет. Но, с трудом выныривая, Катя этого не замечала. Волосы налипли ей на лицо, уши заложило, кружилась голова.

Катя не видела берега. Не знала, далеко ли плыть. И поняла, что больше не хочет в пену, в море. Хочет жить!

Ходить по берегу. Смотреть, как сверкают капли на кустах. Ещё бы раз посмотреть, как бутоны шиповника впитывают солнечный свет, и как распускаются ночью, выпуская на волю золотое сокровище, и как свет тонкими ручейками течёт на небо, чтобы завтра утром вновь вернуться на землю. И разделить эту красоту и тайну с тем, чьё тепло ладони заставляет сердце биться быстрее.

Катю тянуло вниз, там было спокойно, темно, только вверху маячили лунные звёзды. Затем что-то коснулось руки, легонько ткнуло в грудь. И Катя обняла это нечто, и оно потянуло её наверх. Вынырнули. Катя вдохнула чистый ночной воздух. Откинув волосы с лица, она увидела, что море успокоилось, волны превратились в детскую рябь и всё залито чистым светом.

Катя обнимала большого тюленя, который нёс её к берегу.

На берегу тюлень обернулся молодым рыбаком.

И после до самого рассвета Катя и рыбак сидели на пляже и наблюдали за тем, как от пены отделяется лунный свет, как от гребешков волн отталкиваются и прыгают звезды, чтобы вернуться в небо.
Когда же рассвело, Катя и рыбак взялись за руки и поднялись к дому на холме, где раскидистый шиповник уже собирал солнечный свет.

* * *

Куратор проекта: Александра Давыдова