Ирина Итиль «Бог из машины»

Photo by Sonika Agarwal on Unsplash

Их прозвали Трещотками — за характерный звук, издаваемый челюстями. Они походили на насекомых суставчатыми телами с множеством конечностей, коллективным разумом, языком ферментов и тем, что приказы солдатам отдавала огромная прожорливая самка с материнского корабля. Началось все с того, что Трещотки захватили исследовательский корабль «Гермес» возле альфы Центавра, едва человечество прервало свое юношеское отшельничество и вырвалось в другую галактику. Переговоры о мирном урегулировании рухнули, когда солдат Трещоток в прямом эфире откусил капитану корабля голову, прострекотав в камеру то, что лингвисты потом расшифруют так: «Мягкотелые уродливые твари и рабы, восславьте Угунду». Самоназвание «Угунду» значило и Мать, и Власть, и Коллектив, и Целостность, и Народ, и числительное «точка отсчета» (в их языке понятия «единица» не существовало). Но для людей это означало лишь одно — войну.

Люди проигрывали один бой за другим. Земные технологии не могли сравниться с инопланетными, и все меньше парсеков оставалось до Солнечной системы. Экономический и политический кризисы рвали планету изнутри. Колонии на Луне и Марсе с трудом удавалось удержать от восстания. Научную станцию на Ганимеде, изучающую немногочисленные артефакты Трещоток, подорвали террористы, и терабайты данных просто исчезли вместе с расплавленными серверами.

А затем, на пике кризиса, появился коммандер Рагнар Джонссон, который побывал в плену у Трещоток, выжил и с парой людей смог улететь на разведывательном корабле Угунду, используя оторванную голову одного из Трещоток как штурвал. Благо дышали люди с тварями почти одним и тем же составом воздуха. Джонссон шутил, что на Эльбрусе дышится примерно так же. Оказалось, что мозг этих тварей может жить еще пару недель, если подсоединен к корабельной сети. Когда голова сдохла, система жизнеобеспечения корабля стала экономить энергию. На экстренном совещании кинули жребий, и было решено, что старший лейтенант Ситара Вадма подсоединится к сети и попробует разобраться с системой корабля.

Ситара лежала посреди темной навигационной комнаты, украшенной мерцающими знаками идеографического письма Угунду. Ее голова была стиснута металлическим обручем, который провонял запахом умирающей Трещотки — запахом раздавленного клопа. Но дискомфорт от вони заглушало осознание того, что ей в мозг вот-вот введут тонкую, как нерв, стальную нить для связи с интерфейсом корабля. Навигатор Ольга Крылова заверяла, что, по ее мнению, это безвредно. Всего лишь связь с корабельным ИИ, делов-то, Си, не волнуйся. Ситара очень пыталась не волноваться, но ужас, который она заперла на краю сознания, очень походил на панический, и, если бы не стальной обруч, она бы сбежала. И неважно, что в открытом космосе бежать некуда.

Стальная игла впилась в голову и прошила мозг, как швейная машинка прошивает ткань. Сначала старший лейтенант дико вращала глазами, пытаясь успокоиться и дышать ровнее, затем заработала защитная реакция организма, и она на какое-то время отключилась. А когда очнулась, то поняла, что дышится легче, и коммандер Джонссон через динамики сообщил, что ее миссия завершилась успехом: корабль снова включил жизнеобеспечение. Они еще могут вернуться домой.

Позже, на Земле, на приеме у психотерапевта Ситара пыталась припомнить, когда богиня явилась в первый раз. Кажется, это было при втором подключении. На этот раз Си не отрубилась, а лениво бродила глазами по выпуклым надписям, позволяя мыслям плавать по поверхности. Соскальзывая в скучающую полудрему, она вдруг отчетливо услышала строки на подзабытом хинди, тот отрывок из «Деви-махатмья», который когда-то читала ей бабушка: «Пламя Шивы стало ее лицом, силы Ямы — ее волосами, мощь Вишну создала ее руки, бог луны сотворил ее грудь, опоясала ее сила Индры, могущество Варуны даровало ей ноги, Притхиви, богиня земли, сотворила ее бедра, пятки ей создал Сурья, зубы — Брахма, глаза — Агни, брови — Ашвины, нос — Кубера, уши — Ваю». 

В следующую смену, а они с Джонссоном менялись каждые четыре часа, Ситара увидела ее, Кали. Богиня стояла перед панелью управления, с окровавленного меча капало, черные волосы топорщились вокруг головы непослушным, но красивым облаком. Верхней правой рукой она скользила по клавишам управления и жутковато, таинственно улыбалась, обнажая острые зубы и красный язык. Смерть и красота, подумалось ей, и богиня, словно услышав, обернулась.

С каждым подключением Кали будто становилась материальное, ближе, злее. А потом она стала являться и без подключения, заполняя сны своим кровавым ликом, а явь — жуткой колыбельной песней. Песня умершей давным-давно бабушки, по которой Ситара все еще тосковала, с чьей смертью она так и не смирилась. Через две недели Вадма стала плохо спать, начала отказываться от еды, пряча свой паек так, чтобы никто из команды не заметил. Она перестала разговаривать с другими, только заполняла личный дневник древними священными текстами на хинди и не могла их прочитать, впадая в отчаянье. Колыбельная звучала почти все время, и Ситара смирилась с тем, что сошла с ума, надеясь, что ей хватит сил привести корабль к Солнечной системе.

Они встретились с Джонссоном в месте, которое стало кают-компанией. Трещотки раньше питались здесь вонючей жижей из смеси молока их матки и какого-то мяса. Мясо они давно выбросили, а молоко было хоть и мерзким, но съедобным и дополняло их скудный паек.

По красным слезящимся глазам коммандера Ситара поняла, что Джонссон не в порядке. Он вздрагивал от любого шороха и выглядел как ребенок, перепуганный грозой.

— Ты тоже видишь ее? — шепотом спросила Ситара.

Джонссон поднял на нее уставшие, полубезумные глаза.

— Ее? Нет, я слышу его. — Он прикрыл голову руками в испуге и пригнулся.

Ольга Крылова, уроженка Урала, неунывающая, бойкая и всегда разумная, перестала мыться, потому что в воде были некие «они», женщины из русского фольклора с пустыми черепами. Когда она отказалась пить и ее обезвоженной нашли без сознания в коридоре, коммандер запретил ей нести вахту с подключением. 

Райан Ли и Томас Морган, два американца из Оклахомы, видели схожее по форме, но разное по содержанию. Первый — громовую птицу, второй — птицу прозрачную, которая во время корабельной ночи, как он говорил, пьет его кровь. Морган отчаянно просил не переводить корабль в ночной режим. Ли отказался притрагиваться к тому, что могло бы ударить его током.

Корабль Угунду догнал их через месяц. Штурм был коротким и яростным, Ли получил серьезное ранение, но уничтожить их не стремились — хотели захватить в плен и убить в прямом эфире. Капитан Трещоток схватил Джонссона за горло и приподнял над полом, шевеля жвалами, выкрашенными в синий, но коммандер лишь рассмеялся окровавленными губами. Он не боялся. С ним был бог грома.

 Кали перескочила через ошметки первого, разрезала второго, безымянная брукса вцепилась в третьего. В отражающей металлической поверхности Ситара увидела себя: свои черные волосы, свою синюю кожу, свои четыре руки со щитом, мечом и окровавленным копьем, свой красный высунутый язык. И ее стошнило.

На Земле их чествовали как героев. Захваченная технология помогла разработать устройство, отключающее связь с материнским кораблем. Война продолжалась, но уже на равных условиях.

Ситара Вадма ушла в отставку, и только долгие месяцы психотерапии избавили ее от галлюцинаций. Доктора говорили, что их видения не что иное, как реакция мозга на технологию, предназначенную для коллективного разума Угунду. Мозг как-то пытался заполнить пробел, пытался вызвать то, что может заполнить пустоту человеческой самости. Ситара доверяла докторам и поверила в то, что вылечилась. Как вылечились и Крылова, и Ли с Морганом. Крылова после войны приняла православие, стала монахиней и уехала в пустынные районы Африки. Ли хорошо продвинулся по военной карьере и женился. Живет на ферме, не пользуется техникой, в грозу прячется в бункере. Морган сильно запил и в конце концов заработал инсульт. Жена любит его и ухаживает, навещая в военном госпитале. Говорит, что теперь он, потеряв способность ходить, говорить и есть самостоятельно, хотя бы хорошо спит.

Джонссон покончил с собой через три года, став героем посмертно и получив пару чинов повыше на мемориальной табличке. Ситара смотрела на эту отражающую табличку и видела себя. Ту самую себя, которую она пыталась забыть, но не смогла, потому что не хотела снова оказаться в одиночестве. С лицом Шивы, с волосами Ямы, с мощью Вишну. Бабушка тихонько напевала ей на ухо колыбельную.