Александр Сивинских «Восьмая жизнь Сильвестра»

Похоронив под приметной рябинкой своего человека, Сильвестр запил.

В дело шло всё. Водка, спирт, остатки человеческого виски… и, конечно же, валериана. Пил месяц — пока не заболело справа, под рёбрами. Там, где печень.

Тоска тоской, но заканчивать восьмую, предпоследнюю жизнь циррозом Сильвестру как-то не мурлыкалось. Собрав оставшийся алкоголь в котомочку, он отправился к заветной рябинке, да и вылил всё богатство под холмик, приговаривая: «Тебе-то уже не повредит».

Человек под холмиком лежал покойно, не бранился, не ворочался. Видать, и впрямь не вредило ему спиртное. Сильвестр постоял ещё немного, вывел когтем на рябиновой коре иероглиф «хвост трубой» и отправился в больничку.

В больничке работал его одномышник Кузьма. Мордатый, вальяжный и хоть полностью беспородный, но с внешностью коренного сибиряка. Специализировался по женской части.

Сидеть в компании с пузатыми кошечками Сильвестр стеснялся, поэтому упросил ветсестру вызвать Кузьму в когтилку.

Кузьма влетел в когтилку как молоденький. Сгрёб Сильвестра в объятия, начал мять и колотить по спине. Сильвестр не отставал: знай наших, интеллигенция! Набаловавшись, друзья повисли на толстых шторах. Будто в детстве.

— Рассказывай, зачем пожаловал? — спросил Кузьма.

— Печень у меня того…

— Ясно. — Кузьма нахмурился. — Жизней много осталось?

— Две. Считая эту.

— Экий ты расточительный, — укорил друга доктор. — Ну да ладно, вылечим. Сколько денег наскребёшь?

Сильвестр прикинул, сказал сколько. Усы у Кузьмы поникли.

— Негусто. За такую сумму только кастрировать можно. Да и то без наркоза. — Кузьма невесело хохотнул. — А если дом продать?

— Дом дедовский. Не продам!

— Ладно, ладно. Тогда другой вариант. Совершенно бесплатный, но довольно опасный.

— На халяву и вискас — стерлядь. Предлагай.

— Всегда ты был рисковым, — не то похвалил, не то упрекнул друга Кузьма. Спрыгнул со столба и принялся расхаживать по комнате, подёргивая кончиком хвоста. — В общем, так. Есть одна конторка. Занимается всякими интересными, но сомнительными проектами. Одно из направлений — полное возвращение потраченных жизней.

Сильвестр от неожиданности аж присвистнул. У человека своего научился.

— Так вот, им нужны добровольцы, — продолжил Кузьма.

— Я буду первым?

— Нет, конечно. На мышах да на помойных собачках тренировались.

О результатах тренировок Сильвестр не стал спрашивать, уточнил только:

— Куда идти-то?

— За тобой заедут, — сказал Кузьма. Он вдруг заторопился. — Пора мне. Девочки ждут.

— Бывай, — сказал Сильвестр. — Девочкам привет.

Кузьма ткнул его лапой в плечо и ушёл, лупя себя хвостом по бокам. Волновался.

Понять его было можно. Не каждый день друга на опыты сдаёшь.

* * *

Заехали за Сильвестром вечером. Он дремал, прижимая лапы к ноющему правому боку, когда в дверь забарабанили. Сильвестр встал, наскоро протёр усы и уголки глаз, открыл дверь. На крыльце приплясывал в нетерпении рыжий котяра.

Встретившись взглядом с Сильвестром, рыжий ухмыльнулся, обнажив железные коронки на клыках.

— Что, барин, извозчика на тот свет вызывали? — наглым тоном поинтересовался он.

Сильвестр в ответ рявкнул:

— Прекрати кривляться!

Морда у рыжего стала кислой.

— Господин Полосатов? Приказано доставить вас.

— Поехали, — сказал Сильвестр сухо.

На улице их ждала пролётка, запряжённая парой механических птиц. Птицы были новейшей модели — крепкое тело, клювастая башка с яркими глазами-прожекторами и голенастые ноги из полированной бронзы. Рыжий взлетел на облучок, Сильвестр вскарабкался в пассажирскую люльку.

Свистнул хлыст, птицы сорвались с места.

Скорость у пролётки оказалась необыкновенной. Стальные когти выбивали из брусчатки длинные искры. Паровые котлы в животах птиц клокотали, перья под набегающим воздухом пели гимн стремительности. Кучер вертелся на облучке вьюном.

Они обогнули центр города, пролетев через кварталы смешанного заселения, где слышалось тявканье енотов да уханье сов. Затем миновали собачье гетто, где от псового духа шерсть вставала дыбом, а когти чесались от желания располосовать чью-нибудь плоть.

Потом город кончился. Пролётка понеслась ещё быстрее, хоть и казалось недавно, что быстрее просто некуда.

Солнце закатилось. Быстро потемневшее небо брызнуло дождём. Докатился гром, сперва обманчиво мурлыча, потом ахнув как пушка. Вскоре ударил ливень. Птицы, казалось, не по дороге бежали, а плыли, раздвигая мускулистыми грудями струи воды. Возница от избытка чувств засвистел по-разбойничьи, а Сильвестр натянул на грудь кожаный полог.

К высоким воротам подъехали уже в полной тьме. Рыжий привстал на цыпочки, взмахнул хлыстом. Кончик угодил по колоколу.

Протяжный чистый звук ещё не успел затихнуть, когда ворота открылись.

По подъездной дорожке ехали медленно. Остановились перед домом, который выглядел скорее загородной усадьбой, чем научным центром. Возница спрыгнул с облучка, раскрыл большой зонт. Под его прикрытием Сильвестр взошёл на крыльцо.

Возле двери уже ждали.

Сильвестр рассмотрел встречающего и от недоумения сипло мяукнул.

* * *

Кошечка была чистейшей абиссинкой. Изящное тело, безупречно вырезанная мордочка и остроконечные уши такой формы и размера, от одного взгляда на которые рот Сильвестра наполнился вкусом шерсти с женского загривка. Её шерсти.

— Здравствуй, Ада, — сказал он.

— Здравствуй, Сильва. Неважно выглядишь.

— Зато ты красивее прежнего.

Она улыбнулась — так быстро, что другой нипочём не заметил бы. Но Сильвестр знал её лучше, чем любую из множества кошек, которым кусал загривок в любовных играх. Да и как не знать — из-за расставания с Адой он потерял вторую жизнь. Самую цветущую и насыщенную. Самую короткую. Однако ж, повторись их недолгий роман снова, без размышлений разменял бы ещё одну.

— Что ты тут делаешь? — спросил он, войдя вслед за нею в парадную.

— Руковожу отделом возвращения, — ответила Ада.

— Возвращения куда? — словно персонаж скверно переведённого лисьего фильма, удивился Сильвестр.

— Не куда, а чего, — поправила абиссинка. — Мой отдел возвращает утраченные жизни. Разве ты не за этим сюда приехал?

— Да-да, прости. Я слегка взволнован.

— Понимаю. Любой на твоём месте волновался бы.

Ему захотелось возразить, встряхнуть её, крикнуть, что любой другой волновался бы из-за операции, а он — из-за близости Ады, но это выглядело бы как нытьё слабака. А ему сейчас меньше всего хотелось выглядеть слабаком.

— В чём заключается операция? — спросил Сильвестр. — Впрочем, дай-ка угадаю. Вы упрячете меня в машину времени и зашвырнёте в прошлое. Учти, первую жизнь я потерял ещё котёнком, и отправлять меня придётся чуть ли не в младенчество.

Шутка, судя по всему, не удалась. Ада без улыбки кивнула:

— Ты всегда был проницательным, Сильва. Мы действительно работаем со временем. Только не с прошлым или будущим. Даже не с настоящим. С промежуточным.

Они уже давно покинули парадную. Длинным коридором дошли до винтовой лестницы, ведущей вниз. На стенах вдоль лестницы висели картины, изображающие то алхимиков прошлого, то сражения, а то весёленькие пейзажи с играющими человеческими детишками. Закончилась лестница полукруглой дверью высотой и шириной в три кошачьих роста.

Ада с усилием провернула колесо запора, потянула дверь и предложила:

— Входи.

Сильвестр вошёл. Тут же вспыхнул слепящий свет. Помещение целиком занимал глубокий бассейн. Под неестественно синей поверхностью воды виднелись странные агрегаты. Одни походили на военные машины, другие — на качели и карусели, третьи — на медицинское оборудование. Пахло озоном, металлом и водорослями.

У Сильвестра вдруг с неожиданной силой разболелось в правом боку. Он задохнулся и всадил когти в собственные подушечки — чтобы не заорать. Ада заметила, подхватила его под лапу и усадила куда-то. Поднесла чашку с напитком, чуть ли не с силой влила в рот. Он проглотил жидкость, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Немного полегчало.

— Рассказывай дальше, — пробормотал он. — Что за промежуточное время? Между чем и чем?

— Между любыми мгновениями, — сказала Ада, тревожно всматриваясь в его зрачки. Увиденное её успокоило. — Как думаешь, откуда берутся лишние дни, которые добавляются в високосные годы?

— Сутки немного длиннее двадцати четырёх часов. За четыре года накапливается погрешность.

— Никакой погрешности нет, Сильва. Есть промежуточное время, которое мы не умеем замечать. То есть не умели, пока не появилось это. — Ада кивнула на бассейн.

Сильвестр бросил взгляд на синюю гладь. В глубине набухали серебряные пузыри, отрывались, плыли вверх и вдруг исчезали, не достигнув поверхности.

— Но какое отношение это невидимое время имеет к моей печени?

— Я помещу тебя в один из промежутков. Теоретически, потеряв связь с нашим миром, твой организм вернёт всё, что когда-то было потеряно. В том числе растраченные жизни.

— Теоретически, — ехидно повторил Сильвестр.

— Да. Обманывать не стану, практики у нас крайне мало. Мыши, крысы. Два приговорённых к смерти преступника. Не коты, енотовидные собаки.

— И как результаты?

— Удовлетворительные. Мышей и крыс удалось вернуть, причём они излечились от весьма опасных болезней. Включая чуму.

— А еноты?

— Енотовидные собаки, — поправила Ада. — Мы не смогли получить их обратно.

— Погибли?

— Вряд ли. Думаю, они просто не захотели возвращаться. Здесь они остались бы преступниками. А там… может быть, там рай. Мы до сих пор не знаем. Поэтому-то и нужен доброволец.

— Хорошо, я готов, — сказал Сильвестр.

* * *

Его наскоро обследовали, усадили в металлическую корзину и крепко притянули к прутьям ремнями. Ада самолично сделала Сильвестру полдюжины инъекций, залепила ему уши воском и наложила на морду маску с крошечным дыхательным баллоном. Воздуха в нём было на пять-шесть минут. После того как кислород закончится, сработает реле, ремни отстегнутся, а крышка корзины откроется. Сильвестр к тому времени уже будет в промежуточном времени. Чтобы вернуться, ему потребуется влезть обратно в корзину и повернуть два рычага.

Сильвестр с тревогой поинтересовался, нельзя ли обойтись без ремней.

— Нет, — сказала Ада, — нельзя. Ты будешь рваться наружу и всё испортишь.

Корзину со съёжившимся Сильвестром подвесили над центром бассейна. Монотонный голос начал обратный отсчёт. От шестидесяти.

«Зачем так долго, изверги?!» — захотелось спросить Сильвестру, но в этот момент, на счёт сорок три, корзина бултыхнулась в воду.

Он сразу понял, зачем нужны ремни. Ледяная вода прохватила до самых костей. Охваченный ужасом, он желал одного: наверх, к воздуху! Он извивался, бессильно выпускал и втягивал когти, а холодная жуть вокруг него лишь уплотнялась. К нему сдвигались агрегаты, тянули рычаги, вращали зубчатками, открывали и закрывали похожие на беззубые пасти крышки люков.

Потом кончился воздух.

Ремни отстегнулись, крышка открылась.

Никакого рая не возникло. Никакого. Совсем.

Возникло холодное пространство, заполненное сыростью, страхом, омерзительными запахами и движущимися тенями. Сильвестр выскочил из корзины и шмыгнул в какую-то щель. Там валялась грязная тряпка. Под тряпкой что-то копошилось.

Сильвестр зашипел и попятился.

Кто-то огромный и сильный подхватил его и вознёс высоко вверх. Знакомый, но многократно усиленный запах проник в ноздри Сильвестра.

Пахло его покойным человеком. То есть очень даже живым.

— Ох, малыш, какой ты мокренький, — прогремело над ухом. — И в уши чего-то натолкали. Руки бы оторвать уродам.

— Это не уроды, — пробормотал ошарашенный Сильвестр, — это Ада. Чтобы вода не попала.

— Ну-ну, не плачь. Всё закончилось. — Человек погладил его по спине и бережно упрятал куда-то, в тепло и сухость. Голос его звучал с нежностью. — Сейчас придём домой. Там тебя накормят и будут любить. И не кастрируют, нет-нет! Я обещаю.

— Но мне нужно вернуться, — без уверенности в голосе проговорил Сильвестр. — Меня ждут. Результаты эксперимента…

С каждым словом он говорил всё тише, осознав вдруг, что плевать ему на эксперимент. И даже на Аду, в общем-то, плевать. Что возвращаться из этого междувремени ему совсем не хочется.

Он свернулся клубочком и закрыл глаза. Только от идеи замурлыкать отказался. Может быть, позже.

Если человек заслужит.

* * *

Куратор проекта: Александра Давыдова