«Фантастика — это наш национальный жанр». Интервью с актёром Петром Фёдоровым

Как ощущения перед премьерой? Переживаете, может быть, нервничаете?

Конечно, я как актёр переживаю. Потому что в фантастике особенно много того, что нельзя пощупать. Всего того мира, который создан на пост-продакшене, а не на съёмках. Итог мы видим лишь на премьере. Формат тоже придумали не так давно — одна или две серии на большом и шесть на малом экране.

«Аванпост» разрабатывался как сериал, да.

Для меня это новый опыт в таком формате. Создатели Аванпоста придумали термин «киносериал». Хотя моему олдскульному сознанию до сих пор непонятно, как это. Самолёт же с поездом не скрещивают, хотя оба относятся к средствам передвижения. В любом случае, с интересом работал и с любопытством жду результата.

Что касается массовых ожиданий — вам, наверное, в этом смысле виднее, у вас как у обозревателя более широкий ракурс. Я же внутри системы, работаю однолинейно и, честно говоря, часто даже не слежу, что там выходит на рынке. Здорово, что сейчас все картины можно смотреть легко и недорого на каких-нибудь платных ресурсах. Я этому очень рад, освоился уже как клиент. И иногда люблю пошариться по российскому разделу: стараюсь восполнять бреши в том, что касается хорошего кино. Правда, по дороге натыкаюсь на такое количество говна, что иногда волосы шевелятся. Очень много, кстати, фантастики в этой куче. С известными актёрами. Ладно, это их выбор.

Не знаю, как у вас, а у меня ощущение, что фантастика — это наш национальный жанр. И у меня душа болит за неё, потому что, по сути, очень мало делается в этом направлении. В Советском Союзе, который я застал ребёнком, это был настольный жанр. Более того, я считаю, что наша фантастика, конечно, очень ментально ориентированная. Это большие произведения. Это не столько фантастика, а драма о наших днях. И самые большие мастера — это братья Стругацкие.

И в экранизации их «Обитаемого острова» вы сыграли одну из самых известных своих ролей…

Для меня это определённый тотем, я очень люблю эту картину. Она дизайнерская, но в то же время это классическая экранизация. Желающие покопаться могут там найти какие-то ошибки, но это очень большое произведение, и никто пока ничего подобного не делал. Такой этап — не только для нашего экрана, но и в наших жизнях в принципе. Было до и после. Даже для страны, помните? Когда выходил фильм, произошли наши кризисы…

Пётр Фёдоров (справа) в «Обитаемом острове»

Это были 2008–2009 годы. Война в Осетии, мировой финансовый кризис.

Наша история как раз начала отлистывать страницы, да. Была история фильма, была история у страны. Как обычно, братья Стругацкие прозвучали как медиумы. Стоило экранизировать — как всё и началось: Украина и прочие подобные ассоциации.

Поэтому я, конечно, переживаю, что очень мало хороших фантастических фильмов. Фантастика — это пластический жанр, который требует не только драматургии, но и определённого уровня исполнения. Аттракцион должен быть сделан круто. И надо сказать, что российские кинематографисты научились делать круто. И рисовать, и взрывать, и камеры летают, и всё это железо разогнано. И наши ребята ценятся там, на Западе. Единственные люди, которые там приживаются, — это те, кто умеет обращаться с железом, например операторы. Тот же Роман Васьянов (оператор «Стиляг» и «Отряда самоубийц». — Прим. МирФ). Это мы реально умеем. Но, мне кажется, потерян канон…

В смысле драматургический?

Прежде всего. Конечно же, я мечтаю о новом киноязыке. Об оригинальной зоне. И визуально, и контекстно. Я всегда радуюсь, когда вижу на экране что-то оригинальное, а не то, что я уже где-то видел. Конечно, уже существуют и визуальные каноны, которые мощно двинули Гигер и Ридли Скотт. Даже формы космических кораблей, которые перестали рифмоваться с жёсткой геометрией.

Кстати, мне это в своё время понравилось в «Обитаемом острове». Дизайн цеппелина там очень специфический.

Кстати, да. В нём и «Кин-дза-дза!» есть, и дизельпанк. Что неслучайно: тупик этой цивилизации выражен как раз в острых геометрических формах. Они смешные, эти танки. Если они и напоминают что-то природное, то скорее кристалл. Ридли Скотт тоже раньше работал в таком ключе, если вспоминать «Бегущего по лезвию». А сейчас формы стали более обтекаемыми.

Личный Его Императорского Величества Принца Кирну четырёх Золотых Знамён именной бомбовоз «Горный Орел»

Пришла Apple — и изменились стандарты того, что считать футуристичным дизайном.

И теперь прилетает из космоса не квадрат, а фасоль. Не палочка, а нолик. Биомеханика. Но всегда встаёт вопрос, что дальше. В наше время с этим сложно, потому что [при создании фильмов] мы все должны на что-то опираться. Если ты приходишь с оригинальной идеей — это сложнее для восприятия. Продюсерам всегда нужно понимать, на что это похоже. Я думаю, это абсолютно нормально: мы сейчас на таком этапе нашего кинематографического развития, что мы должны на что-то опереться. Но и сборы важны — за рубль этот жанр не получится. Важен фидбек.

У «Аванпоста» очень полифонический расклад по сюжетным линиям, по героям. Персонаж всегда должен быть адекватен и самой истории, и восприятию современного человека. Поэтому очень интересно, кому будут больше сопереживать. Отчасти это уже вопрос режиссёрской композиции, конструкции всей истории.

Мне кажется, что «Аванпост» — это прежде всего про энергию. Энергию наших дней. Наших тел и сердец. Русская фантастика не может существовать вне времени. Вот у американцев всё работает в этом смысле: интересен только ты, то, что происходит в твоей стране, на твоей кухне, в твоей постели. Вот и всё. А учитывая, что на наших улицах всё чаще навязывают запах гражданской войны, кинематограф тоже вряд ли может оставаться розовощёким.

Действительно, образы и фактура «Аванпоста» из реальной жизни. И персонажи в фильме тоже сложнее, чем принято в обычном жанровом кино. Их нельзя однозначно назвать положительными героями.

В «Аванпосте» заложена крутая идея: люди объединяются на почве страха, но начинается разрушение, дифференциация характеров и мотиваций. Ситуация толкает их в первобытную зону. И интересно, что из этого получится. У нас всегда был моральный канон, на котором стояла драматургия предыдущих лет. Список того, что может делать главный герой и чего он делать не может: нельзя ударить девушку и так далее А сейчас мы в зоне формирования нового героя нашего времени. Это начал, среди прочих, Кристофер Нолан, спасая «Бэтмена». Там все герои ступили ногой на тёмную сторону, понятия добра и зла остались где-то в зоопарке. Настала пора реальных проблем.

Я думаю, такое переосмысление образа героя всегда происходит после какого-то кризиса.

Конечно.

Скажем, в американском кино — с тем же Бэтменом — это произошло после 11 сентября, когда случился полный коллапс представлений о добре и зле. Надеялись на то, что всех спасут прекрасные непогрешимые герои, но их не оказалось. И всё последующее десятилетие шёл процесс переосмысления.

Мне кажется, то, о чём вы говорите, — это механизм природы, эволюция. Американцы (при всей ненависти, и ревности, и снобизме) до этих механизмов докопались, они разминают математику природы. В каждой истории заложены национальные ментальные паттерны. И, когда классические комиксы умерли, американцы тут же переложили матрицу. Они сами сказали: всё, парни в леггинсах и плаще больше не летают. А потом наложили миф на Супермена, подвязали мифологию к современной социальной психологии — и всё это заново сработало. Парни снова полетели.

У нас похожие процессы идут, но, к сожалению, то, о чём мы с вами говорим, существует в основном в нишевом российском кино. Там герой уже давно изменился. Даже в моём опыте есть дорогие моему сердцу картины (например, «Дуэлянт»), где я понимаю: вот оно, вот этот герой! Я не знаю, плохой он или хороший — если говорить библейскими терминами. Юра из «Аванпоста» тоже не плакатный чувак. Сломанная на войне башка и куча комплексов. Да, он мощный боец, но он не может быть счастливым в обычной жизни. Где искать правду? Он ищет её на очередной войне.

Поэтому «Аванпост» для меня, по сути, панковский проект, который лежит в зоне нарушения определённых правил. Вообще непросто снять антивоенную картину про то, как военные пытаются спасти мир при помощи оружия. Но мы все помним Кэмерона, который всю эту алгебру сформулировал…

Да, фильмы Джеймса Кэмерона при всей внешней фетишизации армии — на самом деле глубоко антивоенные!

Я к этому и вёл. Война у него самое главное зло. Можно любоваться, можно делать фетиш — нарциссизм милитаризма всегда работал и в жизни, и в кино. Но визуальная сторона вопроса здесь не должна бороться со смыслами и законами драматургии. Война — это всегда зло. Мы не имеем право на одно: делать рекламу войне.

Хотя, как кажется, солдат — это ваш типаж.

Как и любой мальчишка, я обожал играть в войнушку. Так сложилось, что стал актёром и теперь вроде как во взрослом возрасте продолжаю это делать. Но определённо понимаю, что участие в военных картинах не должно оставаться той самой «игрой в войнушку». Кино — это тоже трибуна, и, конечно же, эту зону иногда используют для модерирования общественного сознания. Тема войны для меня святая, и здесь я особенно внимателен к выбору фильмов. На самом деле у меня немного военных картин. «Сталинград», «А зори здесь тихие», «Аванпост» и, возможно, «Обитаемый остров».

Это не случайные фильмы. Здесь нет никакого лукавства, и я понимаю, почему, когда в Америке вышел «Топ Ган», все рванули в армию: это было крутое вдохновенное кино. Нет ничего плохого в том, чтобы вдохновлять и будить правильные энергии. Но надо, чтоб мурашки бежали по настоящему. Когда работаешь, скажем, [в фильме «А зори здесь тихие»] с драматургией Бориса Васильева, а твоя площадка — это Карелия, где это всё было и где пролита кровь. Для меня это очень ценный опыт и как для актёра, и как для человека. Работая с таким материалом, ты обогащаешься неким знанием, не прописанным в книгах. Ментальным багажом земли и неба и наших предков. Это на самом деле мощная штука. И я — за такое.

И можно не только экранизировать классику. Я фанат «Дюнкерка». Нового киноязыка, когда документальность повествования побеждает компьютерную графику, а атмосфера картины гораздо важнее перестрелок. Война — каноническая тема в кино. Поэтому надо делать что-то правильное, фактурное, сквозь время. Есть вещи, про которые пока молчат страницы истории, но есть и другие, также наполненные болью и фактурой.

Вот вы говорите, «Аванпост» — проект хулиганский, нарушающий правила. Нет ли у вас ощущения, что в современном российском кино эта дерзость почти утрачена? Я вспоминаю, как в своё время смотрел «Обитаемый остров» и думал: у нас же такого никогда раньше не было! Люди лишь очень приблизительно знали, как снимать такое кино, но шли на риск и снимали его.

Всё-таки неслучайно мы сегодня возвращаемся к «Обитаемому острову». Моему сердцу дорого, что вы сейчас сказали: мне кажется, это был первый и последний большой фантастический фильм, экранизирующий такую мощную классику в зоне мейнстрима. Это было одно из направлений, в котором я бы хотел, чтобы развивалась наша фантастика. Это было что-то новое для всех создателей картины. Было круто, поверьте. Фёдор Бондарчук большой молодец, что успел снять этот фильм.

Сейчас всё суровее. Если ты хочешь продвигать какую-то оригинальную тему, тебе надо действовать самостоятельно, привлекать партнёров и, возможно, вкладываться на первом этапе самому, чтобы более наглядно изложить идею. Уже недостаточно просто прийти и сказать: «Я хочу», или там, «Давайте замутим».

Сейчас мы должны делать фильмы быстрее, кинематографические задачи растут, рецепторы разбалованы западным рынком. У нас меньше денег, меньше времени, быстрее выпуск. Но зато стало больше профессионалов. Кризисы отсекли часть паразитов. Грубо говоря, наше нынешнее «кинотело» — более жилистое, упругое, кулаки набитые, мышцы подсушены. Нас бы сейчас на десять лет назад — вот мы бы кино наснимали!

А в нынешних временах не развернуться, слишком тесно?

Думаю, что жаловаться можно на любые времена. Но наше время — это, и другого не будет. Определённое напряжение всегда давало творческие результаты. Мы можем делать круто. Надо только дать зону оригинальную, авторскую. Выводить её на поле. Большая студия должна вложиться в большой талант. А дальше — без вставных зубов. Потому что я уверен, что наше с вами поколение — это проводники, это адепты каких-то новых идей. Этот новый мир, новый космос открыт, и это всё уже давно здесь, между нами. Просто есть ещё не отошедшая старая змеиная кожа.

Безусловно, есть политика. Но мы же чувствуем: поменялся не только кинематограф — поменялся вкус, поменялись возможности людей, доступ к контенту, обратная связь. Мы можем двинуть очень мощно! Мне кажется, у нас есть все составляющие.