Надежда Рудик «Выпевание»

Photo by Mrg Simon on Unsplash

Ли стояла, поджав под себя одну ногу, и самозабвенно выла. В небе было тесно от перьев и пуха. Зеленые и красные лужи, сливаясь, шипели и испарялись, наполняя воздух резким металлическим запахом, от которого щипало глаза, а во рту становилось кисло. Но пока Ли голосила, закрыв глаза и вытянувшись в струнку, она не видела и не помнила, что творится вокруг: она была еще птенцом и не могла делать несколько вещей одновременно. Но тут в нее что-то врезалось, щеку обожгло, и она упала в мягкое и липкое.

— Заткнись, заткнись, заткнись немедленно, — шипела тетка Мольпа, нависнув над ней и прожигая ее злым желтым взглядом. Одно крыло ее торчало в сторону, обычно ухоженные и отполированные когти на ногах были покрыты чем-то красным, с большого пальца свисал кусок… Ли замутило.

 — Они могут вернуться, дура, идиотка бесперая.

Волны с шумом впечатали какой-то большой предмет в скалистую стену, и Мольпа вздрогнула и обернулась. Потом она снова повернулась к Ли, и та с изумлением и ужасом поняла, что Мольпа, железная Мольпа боится. Боится так, как не боялась ни когда они попали в метеоритный рой, ни когда их вынесло вместе с ним в чужой космос у чужой планеты, ни когда корабль потерял управление и его падение удалось замедлить только отчаянным выпеванием заклинания невесомости. С помощью этого заклинания поднимают корабль в воздух. И занимается этим, разумеется, не экипаж, а специально обученная команда на земле. Но Мольпа не испугалась и тогда, когда половина экипажа не поднялась со своих кресел после приземления, отдав заклинанию все свои жизненные силы. Она всегда знала, что делать, их железная Мольпа. Но теперь она мелко дрожала и часто дышала, обводя землю и бескрайнюю воду вокруг тревожным взглядом.

 — В убежище, — бросила ей Мольпа. — Поспеши. На корабль они попасть не смогут. Я поищу других.

Она поковыляла дальше, волоча за собой крыло. Ли с трудом встала, бездумно посмотрела на тела матери и бескрылых чужаков, на раздавленное яйцо, среди обломков которого виднелся крошечный голый трупик, на разоренное гнездо. В груди у Ли что-то заклокотало, и она бросила прочь, давясь слезами и очень стараясь не завыть снова.

* * *

Ли, Аглаопа, Парфена и другие подростки разносили яйца свернувшимся в гнездах матерям. Пять лет ушло на подготовку к новому выпеванию. Им пришлось ждать, пока старшие девочки подрастут и дозреют до заклинания рождения: оставшихся в живых после первого выпевания женщин было слишком мало для создания горизонтальных связей. Мольпа тогда, как требовали от нее инстинкты, традиции и законы их планеты, спасала детей и подростков, и женщин погибло множество. Чужаки в первую очередь убивали именно их. Матери после выпевания казались дикими и немного безумными. Наверное, чужаки посчитали их самыми опасными, хотя каким идиотом надо быть, чтобы не понимать, что нет никого нежнее, ранимее и уязвимее, чем мать после выпевания? Ли угрюмо обвела взглядом раскинувшееся на скалах гнездовище. Солнце жарило с неба, дул сухой раскаленный ветер — идеальная погода для ритуала. Но все остальное никуда не годилось. Никакого ощущения праздника. Матери лежали в гнездах напряженные, испуганные и несчастные. Подростки не бегали по лугу и не разбрасывали охапки цветов (на этом огрызке суши и цветов-то не было), не пели песни перехода, не славили новую жизнь. Мольпа приказала до выпевания всем соблюдать тишину. Как будто это могло помочь.

 — Почему нельзя устроить выпевание на корабле? Там же гораздо безопаснее, — спросила Ли Мольпу несколько дней назад, когда они выкладывали последний ряд камней на стене, которую они соорудили вокруг гнездовища.

 — На корабле нет помещения нужного нам размера, — сухо сказала Мольпа. — Ты же знаешь, чтобы собрать экипаж, птенцы с рождения должны быть связаны между собой горизонтальными связями. А для этого все матери должны во время выпевания видеть друг друга и находится на одной плоскости.

Мольпа помолчала и добавила мягче:

 — У нас есть стена, Ли. Бескрылым сюда не пробраться.

* * *

Стена не помогла. Буквально через полчаса, после того как матери начали петь, снаружи раздался стук. Мольпа встревоженно вскинула голову. Стук повторился. Мольпа кивнула Ли и взлетела на стену. Ли видела, как ошарашены девочки: полеты во время выпевания были грубейшим нарушением приличий. Но она, нахмурившись, пихнула в спину одну, другую, и они все взлетели и приземлились на стену вслед за Мольпой. Ли увидела, что все бухты, заливы и заливчики заполнены деревянными предметами разного размера, а бескрылые, прибывшие на них, топтались у стены будто в трансе. Они явно не понимали, что мешает им двигаться дальше, и раз за разом врезались в стену всем телом. Некоторые бились о нее головой. Мольпа злорадно улыбнулась и, поймав взгляд Ли, подмигнула ей. Но Ли не покидала тревога. Она не очень хорошо помнила прошлое выпевание, но разве не набросились чужаки на матерей только после того, как завершилась песнь? Разве не казались они Ли сначала большими нелепыми куклами без капли разума, которые пришли в гнездовище исключительно ей и подругам на потеху? Она, смеясь, дергала одного за закрученные колечками волосы на подбородке, пока он вдруг, придя в себя, не отшвырнул ее в сторону и не убил ее мать.

К тому времени, как выпевание подошло к концу, многие бескрылые разбили себе головы и лежали, постанывая, под ногами у своих собратьев. Прозвучала последняя нота, от которой, казалось, солнечный свет стал ярче, и белые облака закружились в танце на жгуче-синем небе. Раздался многоголосый детский писк. Вторя ему, за стеной взревели чужаки: они вышли из своего сомнамбулического состояния, увидели раненых товарищей и пришли в ярость.

 — Мольпа! — в ужасе заорала Ли. Но Мольпа по-прежнему наблюдала за чужаками лишь с легким интересом, как за насекомыми. «Она не видит! — с ужасом поняла Ли. — Она не видит разницы в их поведении! Она думает, у них нет разума!»

Движения чужаков тем временем стали быстрыми и осмысленными. Часть их занялась раненными, часть бросилась к деревянным сооружениям, болтающимся на воде. Ли нервно заплясала по стене.

 — Мольпа, — снова закричала она, — надо уводить детей и матерей!

 — Ли, — укоризненно сказала Мольпа, — они уходят, посмотри. Детям и матерям нужен отдых.

Но чужаки не ушли. Они вернулись к стене с разными приспособлениями в руках, что-то сделали с ними, и Аглаопа и еще несколько девочек, сидящих на стене рядом с Ли, упали. Ли в ужасе смотрела, как бьется под стеной Аглаопа, царапая руками землю. Из горла у нее торчал прутик. Чужаки умели убивать на расстоянии.

 — Ли! — крикнул кто-то.

Ли обернулась и увидела, что бескрылые карабкаются друг другу на плечи и прыгают на стену, а Мольпа и еще несколько девочек бьют их крыльями. Ли закричала и бросилась им на помощь. Она кусалась, дралась, била крыльями, взлетала и царапала когтями. Воздух был полон криков, стонов, перьев. Кто-то плакал, кто-то выл, как выла пять лет назад она сама. Все больше чужаков носилось по гнездовищу, топча детей и убивая матерей. Ли взлетела, ринулась к гнездовищу, собрала небольшую группу матерей с детьми на руках и погнала их к кораблю. Она толкала, пихала, кричала, молила и ударами сильных ног и крыльев отгоняла чужаков. Ли довела свою группу до корабля и хотела вернуться за другими, но тут в проход, оттолкнув ее, ввалились еще с десяток матерей с детьми и несколько подростков. Последней шла Мольпа. Она повернулась и трясущимися руками принялась запечатывать люк.

 — Там еще остались наши! — закричала Ли.

 — Нам их не спасти, — глухо проговорила Мольпа, вводя код и включая маскировку. — Все же пол-экипажа, — вздохнула она, оглядывая дрожащих женщин с пустыми лицами.

Нет. Нет. Нет. Ли попятилась.

 — Ли, — устало сказала Мольпа.

 — Нет, — прошептала Ли и бросилась вглубь корабля.

* * *

Ли летала над бесконечной водой, состязаясь в скорости с быстрыми мрачными тучами. То, что предлагает Мольпа, — безумие. Почти двадцать лет им пришлось ждать, пока повзрослеют дети. Все это время они, конечно, учились. Сначала над ними стояла Мольпа: вела уроки, подбадривала павших духом, заставила каждого структурировать день и четко следовать расписанию. Теперь этим уже несколько лет занимается Ли. Им повезло, что корабль у них экспедиционно-инкубаторный. На каком еще корабле встретишь такую библиотеку, фильмотеку, полностью оснащенную лабораторию, инкубатор и запас еды на сотни лет? Они летели с родной планеты в дальнюю колонию. Везли матерей, яйца и будущих специалистов — таких, как Ли и ее подруги, которых заботливо выпели по отдельности на корабле, чтобы они еще до прибытия в колонию начали осваивать специальности. Ли предназначалась в биологи, но ей удалось уговорить Мольпу учить всех всему, и стала универсальным специалистом. Только вот надежного способа остановить бескрылых среди их бескрайней библиотеки так и не нашлось. Они все головы сломали, размышляя, как обезопасить гнездовище во время грядущего выпевания. И тогда Мольпа предложила позволить чужакам приблизиться к гнездам и убить их, пока они пребывают в трансе от пения. Слава команде оснастителей на родной планете, лабораторных скальпелей у них хватало.

— Ты сошла с ума? — ошарашено спросила Ли у Мольпы. — Ты подумала, какими вырастут дети, которых выпели среди тел и крови? Во время выпевания закладываются основы! Ты посмотри, что стало с детьми, которых выпели в последний раз: им понадобилось гораздо больше времени, чтобы дозреть и оправиться от того, что они видели. Семь малышей умерло в первые же годы, ты помнишь? Когда такое бывало? Да и половину из тех, кто все же вырос, до конца нормальными не назовешь.

Мольпа уставилась в окно, на которое транслировались виды с родной планеты.

 — Я хочу домой, — прошептала она. — Мне нужен экипаж. Пусть какой, лишь бы смогли поднять корабль. Я очень-очень-очень хочу домой.

Ли взглянула на нее с жалостью и впервые увидела, что Мольпа постарела. Ее перья потускнели и безжизненно обвисли. Лицо стало похоже на ирригационную систему, руки слегка подрагивали. Она, конечно, еще держалась, их железная Мольпа, в отличие от двух других женщин, оставшихся от первого экипажа. Те совсем закуклились, перестали разговаривать и интересоваться жизнью. Эти три были последними, кто жил на родной планете, поняла вдруг Ли. Им без нее очень плохо. А ей? Так ли уж нужна ей родная планета? Ли ужаснулась собственным мыслям, но тут Мольпа встряхнулась, жестко посмотрела на Ли и сказала:

 — Мы убьем их всех. Прирежем как скот, потому что они и есть скот. И улетим домой.

«Они не скот, — думала Ли, летая над волнами. — Они разумны». Мольпа, скорее всего, генетически не способна отличить разумные формы жизни от неразумных. Она организатор и командир. А Ли готовили в биологи. Она знает, видит. И если они разумны, то, может быть, с ними можно договориться, объяснить. Но как? Чужаки приходят только во время выпевания, а тогда уже поздно.

Среди волн далеко внизу что-то мелькнуло. Скорлупка. Деревянная посудина. Ли снизилась и присмотрелась. Вдоль бортов сидели угрюмые бледные бескрылые и ворочали опущенные в воду предметы — тяжелые, похожие на ложки. Ли с интересом заметила, что движения ложек придает посудине импульс: они двигаются не хаотично! У них есть цель. Наверное, эта посудина что-то вроде их космического корабля — предназначена для того, чтобы попадать из одного места в другое. У здоровенной палки, росшей из пола скорлупки, был привязан еще один бескрылый. Он не казался таким угрюмым, как его товарищи. Наоборот, он с любопытством осматривался, вертя головой во все стороны. Вот он взглянул наверх, уставился прямо на Ли, и глаза его восторженно вспыхнули.

За те секунды, пока они с чужаком разглядывали друг друга, Ли успела подумать о многом. Она подумала о постаревшей Мольпе; о выпевании, во время которого нельзя, нельзя проливать кровь, если они не хотят получить безумный экипаж; о контактах их народа с разумными формами жизни на других планетах; о том, что среди них нет ни генетических воинов, ни стратегов, ни контактеров; о бескрылом внизу, который, наверное, пленник, иначе с чего бы его привязали, и, значит, он будет благодарен, если его спасти; о том, как ей надоело, надоело, надоело сидеть на скалистом огрызке суше посреди мерзкой мокрой воды. И тут оказалось, что она уже не думает, а летит вниз и поет, поет колыбельную, и чужаки засыпают, и привязанный бескрылый засыпает, и скорлупка беспомощно болтается без управления посреди волн.

Ли отвязала чужака, поднялась с ним в воздух и полетела к кораблю.

 — Что ты натворила? — прошипела Мольпа. — Зачем ты притащила сюда чужака?!

Вокруг них собрались почти все женщины. Они рассматривали чужака с любопытством, омерзением, но почти без страха. В конце концов, их много, а он один.

 — Твои планы не работают, ты сама видела, — Ли помедлила и все же добавила: — Старая Мольпа. Два выпевания прошли из рук вон плохо. Я не хочу, я не позволю, чтобы беда случилась и во время третьего. Нам нужен здоровый экипаж. Нам давно пора домой. Теперь вы все, — Ли обвела твердым взглядом женщин. — Будете слушать меня. Во имя планеты Сирен, Мольпа, отдай мне ключи и коды.

Мольпа помедлила, прожигая ее взглядом, но потом вдруг сгорбилась, съежилась, сняла с шеи и протянула Ли командный ключ. Теперь Ли стала железной Мольпой, железной Ли. Она обернулась к бескрылому. Тот пришел в себя, как только она прекратила петь, но, похоже, не обезумел и даже не пытался убежать. Он наблюдал за всем со здоровым интересом и любопытством разумного существа.

Ли подошла к нему.

 — Ли, — сказала она, показывая на себя.

 — Одиссей, — сказал чужак, ткнув себя пальцем в грудь и весело скалясь.

* * *

Ли провела в лаборатории всю ночь. Она годами работала над песней невесомости, сначала с Мольпой, потом сама. Песню требовалось изменить так, чтобы небольшая группа могла поднять корабль, находясь внутри него, и при этом не расстаться с жизнью от изнеможения. В эту ночь ей все удавалось: последние звуки и слова встали на свое место, и воздух электрически затрещал — верный знак, что родилось действенное заклинание. Но Ли проверила свои расчеты еще десятки раз и знала теперь точно, что через пять лет, когда девочки подрастут, они смогут улететь.

Ли устало закрыла тяжелые двойные двери, ввела код, повернулась, шагнула и тут же поскользнулась и чуть не упала: с потолка капало, и по коридору растекалась зеленая лужица. Ли очень долго смотрела на эту лужицу, а потом бросилась наверх.

Женщин он зарезал, а девочек задушил. Они лежали рядком, очень тихие, очень бледные, с синими губами. У отверстия в детский отсек лежала старая Мольпа с перерезанным горлом. Наверное, она пыталась защитить детей. Не смогла. Не спасла никого. Мольпа, Мольпа. Ты во всем была права. Кто же впустил его на корабль? Наверное, кто-то из детей. Они ведь полюбили его. Ходили за ним стайкой, учили его языку и учились его. Он играл с ними, шутил. Все это было вранье? Притворство? Но ведь это он посоветовал перенести церемонию выпевания на сезон бурь, объяснил, что в это время в море не будет ни одного корабля. Это он предложил, чтобы женщины выпевали за раз по два-три яйца, кто сколько сможет. Им бы такое и в голову не могло прийти: это шло вразрез со всеми традициями, со всем, чему их учили. Все были против, Мольпа была против, но железная Ли прислушивалась к бескрылому чужаку, потому что на самом деле это не он был здесь чужаком, а они. Она приказала им делать так, как он говорит; они выгребли со склада все оставшиеся яйца, рискнули, и все получилось — никто не явился на остров во время выпевания, и детей они выпели столько, что хватило бы на экипаж. Правда, матери совсем ослабли, сморщились, уменьшились, но они бы восстановились. Если бы он не убил их всех. Почему?! Ведь он присутствовал при выпевании: впал в транс, как все они впадали, от пения, — но не обезумел после, не ринулся убивать, как она боялась, наоборот, радовался, скалился своим страшным ротовым отверстием, поздравлял матерей, с любопытством рассматривал детей. Может, потому не ринулся, что она все время была рядом, тщательно следила за ним? Но тогда, значит, речь не о безумии. Значит, чужаки не сходят с ума после транса. Значит, им просто нравится убивать?

Ли гладила по головам свой маленький народ, расчесывала им волосы, заплетала косы, укрывала их собственными крыльями, желала им доброго сна, запирала каюты, одну за другой: щелк, ввести код, щелк, ввести код. Никто не откроет. Никогда. Мысли текли вяло, как песок в песочных реках в фильмах о родной планете, планете Сирен, которую ей теперь никогда не увидеть. Мольпа бы, конечно, захотела, чтобы она отомстила. Мольпа сильнее их всех прониклась отравой этой дикой планеты. Но все кончено. Нет смысла в мести и крови. Нет больше народа Сирен, нет больше железной Ли. Осталось только пойти в лабораторию, смешать себе сонный яд, спеть погребальную песню и погрузиться в сон.

* * *

Ли открыла автоклав, чтобы синтезировать яд, и застыла. В автоклаве лежало яйцо. Конечно. Она сама принесла его сюда накануне последнего выпевания: единственное нежизнеспособное яйцо на складе. Она хотела попробовать оживить его, перепробовала несколько режимов, а потом занялась более насущными делами и просто забыла о нем. Забыла. Ли дрожащими руками взяла яйцо в руки. Оно матово светилось зеленым светом, как и полагается яйцу, готовому к выпеванию. Что ж. Наверх ей идти не нужно. Этому птенцу не с кем строить горизонтальные связи, кроме нее самой. Ли забралась в спальное гнездо, свернулась калачиком вокруг яйца и запела песню рождения.