426217 
3 минуты на чтение
Хоррор «Иччи» — уже третий за последние месяцы якутский фильм, дошедший до широкого российского проката (ранее выходили «Чёрный снег» и «Пугало»). Среди всех трёх именно в нём центральной темой стала мифология, причём начиная прямо с названия — в традиционных верованиях иччи называют духов-покровителей предметов, вещей или явлений природы.
Иччи
Жанр: фолк-хоррор
Режиссёр: Костас Марсаан
В ролях: Борислав Степанов, Марина Васильева, Илья Яковлев
Премьера в России: с 27 мая 2021-го — в кинотеатрах, с 16 июня 2021-го — в онлайн-кинотеатрах
Возрастной рейтинг: 16+
Похоже на: «Реинкарнация» (2018)
Именно мощный акцент на мистике помог режиссёру Костасу Марсаану обратиться к максимально широкой теме, понятной и у нас, и за рубежом (фильм участвовал в фестивалях в Испании и Португалии): непонимание и недоверие способны разрушить всё в одночасье. Это удивительный и в то же время закономерный парадокс. Удивительный — потому что многие образы относятся всё-таки к чужой для массового зрителя культуре. А закономерный — потому что магическое мышление встречается у народов по всему миру.
Сюжет у «Иччи» бесхитростный: старший сын семейства Тимир вместе с женой Лизой и маленьким сыном Мичилом приезжают в гости к родным Тимира — родителям и младшему брату Айсену. Повод отнюдь не радостный — Тимир крупно задолжал, и теперь просит родителей помочь с деньгами, для чего дом и землю придётся продать. Родители обещают дать ответ на следующий день, а пока предлагают переночевать здесь. И как на землю опускается ночь, так семья попадает в плен злого духа.
Марина Васильева, сыгравшая Лизу,— единственная русская звезда в касте, ранее она появлялась в картинах «Нелюбовь» и «Иваново счастье»
Простота сюжета и несложные характеры позволяют Марсаану вывести в центр внимания нарастающий семейный конфликт: приветливый и порядочный Тимир оказывается недоверчивым ревнивцем, он запросто поднимает руку на жену и проклинает отца. Социальная драма из первой трети «Иччи» пугает не меньше собственно хоррор-составляющей.
Начиная со второй трети драматургия становится слабее, уступая место бесконечному кошмару без амортизирующих сцен, где зритель мог бы перевести дыхание. Зло вцепляется в семейство и зрителей: неведомая и невидимая злая сила почти не церемонится на привычные «пугалки» вроде отключения электричества или дрожь в доме. Дух то похищает ребёнка, то заставляет блуждать по лесу и полю, то вселяется в одного из персонажей, то наводит морок, за которым следует жуткая, почти парализующая, сцена смерти. Калейдоскоп ужаса, от которого невозможно оторвать глаз. Такой подход напоминает скорее азиатскую традицию создания хорроров — в американской, напротив, за каждым «скримером» обязательно следует эмоциональная разрядка.
Якутская глубинка — главный и самый эффектный инструмент съёмочной команды. В такие моменты картина напоминает работы какой-нибудь A24
И лишь под самый финал история вновь напоминает о себе — Марсаан вводит подсюжет, проясняющий, что за чертовщина здесь творится. С одной стороны, он подан чуть неряшливо, будто смонтирован в последний момент. А с другой, он важен для раскрытия темы того, как непонимание и неприятие родных людей из-за предрассудков порождает лишь обиду, горечь и злость. И кроме того, эта дополнительная история помогает закольцевать основной сюжет и объяснить, при чём же тут всё-таки иччи, тот самый добрый дух.
В интервью изданию «Зона ужасов» режиссёр рассказывал, что команда много консультировалась с шаманами и краеведами, которые подсказали много интересной информации. Но главное, перед съёмками шаман провёл настоящий ритуал — ночное камлание по всем правилам. Марсаан признавался, что даже у якутов это вызвало оторопь, а как отреагировала московская группа — и представить сложно.
Режиссёр хоть и намечает основные конфликты (старое против нового, традиционный уклад против городского, суеверия против прагматизма), но не встаёт ни на одну из сторон. И такая амбивалентность хорошо подходит картине, которая представляет собой сплав противоречий. «Иччи» — это одновременно массовое и авторское кино. От первого здесь масштаб производства, московские профессионалы, большие бюджеты (по сравнению с якутским кино) и тривиальная завязка, встречающаяся в хоррорах через раз. От второго — любовь к долгим планам и природе, глубокий заход в мифологию и даже некоторая требовательность к зрителю, не зря в название вынесли незнакомый термин.
Вот только, судя по сборам, малому числу сеансов и людям, уходящим из зала до финальных титров, эта требовательность сработала против картины. «Иччи» сложнее привычных ужастиков: в нём хватает и приёмов «медленного кино», и незнакомых элементов культуры, а первая треть — и вовсе драма о жизни в российской глубинке. В отсутствии интереса отчасти и вина маркетинга: картину пытались продвигать на тот же манер, что и отечественные ужастики вроде «Пиковой дамы» и «Русалки» Подгаевского, хотя она заслуживает скорее такого позиционирования, которое получают работы Ари Астера («Реинкарнация», «Солнцестояние»).
Как знать, может, фильм получит признание зрителей уже на стримингах, где эксперименты стали привычным делом?
Мааппа, виновница всех бед, появляется лишь в самом конце в небольшом флэшбеке. В фильме, кажется, её имя даже не произносится, но её образ стал лицом маркетинговой кампании
