«Род мужской»: покаяние Алекса Гарленда за всех мужчин

Я ходил смотреть «Род мужской» с девушкой, и после просмотра мне хотелось не столько узнать её мнение о кино, сколько спросить: «Всё правда так плохо?»

Мы живём в период, когда фильмы ужасов не только собственно пугают, но и становятся высказываниями на важные темы. Как правило, пугать в таких высказываниях должны не монстры, а среда, которая их породила и на них реагирует. В фильмах Ари Астера чертовщина — лишь фон для краха семейных и личных отношений героев. Роберт Эггерс воссоздаёт исторический антураж и демонов, которые могли бы жить в душах людей того времени. Джордан Пил напоминает о социальном неравенстве, которое разъедает общество изнутри. Алекс Гарленд в своём новом фильме бичует мизогинию, которая каждый день отравляет жизнь многим женщинам.

В «Роде мужском» речь пойдёт об одной из них — Харпер. Как и в своих ранних фильмах, Гарленд сделал центром истории героиню, но, в отличие от «Аннигиляции» и «Из машины», она менее проработана и интересна. У  Харпер нет особенной предыстории за исключением смерти мужа, наличия лучшей подруги и некоей работы. На протяжении всего фильма она будет возвращаться к тому роковому вечеру, когда её муж угрожал ей убить себя, если она разведётся с ним.

Пробелы в судьбе Харпер мастерски заполняет сама Джесси Бакли. Нам достаточно считывать её мимику, чтобы воображение дорисовывало картину невысказанного. Не оправившись от травмы, Харпер не успела сменить фамилию и всё ещё подписывается как «миссис». Ей не по себе от слишком настойчивого гостеприимства и расспросов лендлорда Джеффри, от осуждения викария, к которому она обращается в минуту отчаяния, от пренебрежительного отношения полиции, которая отпускает человека, пытавшегося проникнуть в её дом.

Удивительно, но самые интересные и искренние сцены фильма — это его первые полчаса, где Харпер одна: она осваивается в доме, идёт по лесу, играет с эхом в тоннеле, в страхе бежит домой. Напевы Харпер, отражённые эхом, станут основным музыкальным мотивом фильма, и это отличная композиторская находка.

Режиссёр щедро рассыпает религиозные и мистические символы, чтобы подчеркнуть метафоричность происходящего — запретный плод с дерева добра и зла, Шилу-на-гиг, Зелёного человека — но это сделано так нарочито и неорганично, что даже не позволяет наклеить на «Род мужской» ярлык «притча». Даррен Аронофски в своей «маме!» продемонстрировал больше изящества (да и шокировал более умело). Здесь же после первого столкновения с преследователем динамика проседает и раскачивается только к финалу.

Гарленд же самозабвенно бичует заявленную в названии фильма группу лиц и так этим увлекается, что умудряется при интригующей завязке сделать 100-минутный фильм скучным, а его гротескный и потенциально взрывной финал — предсказуемым. Для творца как будто важнее всего откреститься от «плохих мужчин»,  а фильм — его покаяние. Кино действительно заставило меня задуматься, но не столько о заложенном в нём послании, сколько о том, могу ли я — и стоит ли мне вообще его оценивать.

Поэтому хорошо, что я сразу получил мнение «другой стороны» — фильм не становится хорошим из-за голого обозначения проблематики. Проблематика эта ненадуманная, и её надо обозначать. Но в какой-то менее напускной, менее исповедальной манере.