Катрина Кейнс «Свадебный подарок»

Photo by Kyle Head on Unsplash

Сигрин узнала про фей случайно.

Она пряталась под праздничными столами от надоедливых родственников и шумного веселья, притворялась, что ноги — ядовитые дебри, и если её затащат в танцевальный круг, то она навсегда перестанет быть собой. В тринадцать в такое верилось легко. Куда легче, чем в то, что троюродная сестра Иггра будет счастлива со своим мужем до конца их дней. Сигрин знала, что счастье — это не состояние, счастье — это мгновения, которых никогда не ждёшь, и потому нужно ценить каждое, но не гнаться за ними. Как и всё мимолётное, они боятся, когда их преследуют.

Она сидела, скрестив ноги, поддёрнув зелёное платье и опершись руками на белые кроссовки, и старалась не забывать, что если выпрямится — тут же ударится головой об стол, и её заметят. Справа от неё стояли крокодиловые туфли дяди Джона, который пришёл в белом костюме и белой шляпе с отбеленными клыками аллигатора — словно это у него сегодня была свадьба. Сигрин попыталась представить, какой была бы Джонова невеста, и воображение услужливо подкинуло ей аллигатора. Тоже белого, чтобы всё сочеталось.

Хотя аллигатор бы вряд ли обрадовался дядиному чувству стиля — или наоборот, обрадовался бы. Аллигаторы ведь тоже могут желать смерти таким, как они. Если подумать, между человеком и аллигатором не так уж и много разницы.

Слева от Сигрин тихонько притоптывала босой ногой Хелис. Никто не знал, кому именно она приходится родственницей или подругой на этом празднике жизни, но её не выгоняли: она появилась сразу после церемонии, свалила к ногам невесты несколько метров паучьего шёлка и никак не прокомментировала отсутствие обуви на своей правой ноге. Левая её нога была затянута в тёмную тапочку, на котором всё ещё блестела паутина. Сигрин надеялась, что Хелис однажды расскажет ей о своём сражении с Великими Паучихами Западной Скалы, а пока просто косилась на обломанные ногти босой ноги и старалась не думать о том, что ей надо бы подстричь свои собственные.

На свадьбе, когда в воздухе не протолкнуться от музыки, пожеланий и слёз, легко забыть о тринадцатилетней девчонке, которая здесь только из-за своей фамилии. Сигрин это устраивало.

Она стащила со стола крылышко в медовом соусе — слишком маленькое, чтобы принадлежать кому-то из известных ей птиц, и слишком острое, чтобы она могла спокойно его съесть. И теперь сидела, пялясь на крыло, прислушиваясь к шуму и размышляя о том, о чём только могут думать тринадцатилетние в день чужой свадьбы.

Об аллигаторах, громадных пауках-монстрах и о том, что было бы здорово, если бы с небес вдруг спустилась огромная птица, разогнала бы крыльями толпу, и Сигрин осталась бы под столами одна. Она накормила бы птицу своей плотью и унеслась бы с ней в облака навстречу приключениям. Плоть бы птица, конечно, вернула, но осталась бы Сигрин верным другом. Раньше такое происходило только с царевичами, но Сигрин была уверена, что вполне может произойти и с ней. Она была не хуже любого царевича. А то и лучше.

О приключениях заговорили в конце стола, у края, за которым вились дремучие дебри кустов и где Сигрин могла вынырнуть из опасного моря чужих ног и вернуться в еще более опасный океан музыки и взрослого веселья. Там стреляли, как пушки, пробки шампанского, шипели пузырьки, как яд на смертельных ранах, и раздавался острый солёный смех — так могли смеяться только сирены, заманившие корабль на рифы. 

Говорили не сирены: слишком глухие, слишком хриплые голоса. Впрочем, может, это были очень уставшие сирены.

Сигрин никогда не слышала этих голосов. Возможно, это были родственники со стороны жениха. Она подумывала вернуть крылышко на место, но услышала имя троюродной сестры, замерла и прислушалась.

— …эта Иггра не знает, — сказал первый голос, хриплый.

— Если б не знала, не зашла бы так далеко, — ответил второй, глухой.

Сигрин даже не могла понять, принадлежат они мужчинам или женщинам. Или кому-то ещё. Например, аллигатору.

— Молодёжь совершает столько глупостей.

— Все совершают глупости, — произнёс глухой с укоризной. — Например, мы. Прямо сейчас. Разве стоит обсуждать дорогую невесту…

— …без дорогого жениха?

Оба замолчали, а потом заговорили одновременно.

— Спорим, не протянут и пары недель.

— Спорим, не протянут и пары дней.

Сигрин вдруг отчаянно захотелось вклиниться в разговор и поставить на два года. Иггра хоть и скучная, но всё-таки родня! Надо за неё постоять!

Голоса снова замолчали, а потом снова заговорили одновременно.

— Спорим, она не станет собирать его тело по кусочкам, сшивать и оплакивать, выливая себя досуха?

— Спорим, она не износит ради него семь пар железных сапог и не изломает семь пар железных посохов?

Сигрин нахмурилась. Незнакомцы говорили о приключениях. О тех самых, в которые она надеялась однажды попасть сама. Но разве свадьба может вести куда-то туда? Разве не наступает после неё тягучее «долго и счастливо», где второе — вовсе не обязательная часть?

— Спорим, он продаст её первенца за свои собственные секреты и гору золота?

— Спорим, он превратит её в медведицу и зашвырнёт на небо?

Сигрин выронила крылышко, и оно оставило на белых кроссовках рыжее масляное пятно.

Вот ей влетит за порчу имущества!

Сирены — или не сирены — продолжали шипеть.

— Спорим, на их дочь падёт столетнее проклятие, и всё в округе вымрет, кроме неё самой?

— Спорим, их сын встретит Волка, падёт от руки своих братьев и навсегда останется мёртвым, даже если будет казаться живым?

— Спорим, к ним подступится нищенка и заставит плеваться жабами и острыми драгоценными камнями до конца их дней?

— Спорим, они собьют вечером тёмного пса, и он вернётся за ними ненастьем и мором, напастью, что вцепится зубами за бок и будет точить до самого основания?

— Спорим?..

— Спорим?..

— Хватит! — не выдержала Сигрин. — Всё с ними будет так, как будет! Со счастьем и несчастьем, и приключениями, и рутиной, и они будут любить друг друга, пока у них хватит сил!

Она сделала пару сердитых вдохов, а потом зажала руками рот и выпучила глаза.

Сейчас спустятся — хриплые, глухие, страшные. Пророки и вестники со стороны жениха.

Но они не торопились. И Сигрин сама выползла на свет.

— А, вот и третья фея, — глухо проговорила фигура в красном и ослепительно улыбнулась полумесяцем ровных зубов. — Сколько молодости, столько порывов!

— А мы уж подумали, куда ты запропастилась? — хрипло добавила фигура в синем и взмахнула прозрачными крыльями.

Сигрин попыталась разглядеть их как следует, но у неё не получалось. Словно они не хотели, чтобы их видели.

— Я не фея, — Сигрин скрестила руки на груди и прищурилась. — А вы для фей слишком уж злобные.

Фигура в красном рассмеялась лунным землетрясением и пошевелила перепончатыми крыльями. Фигура в синем хлопнула по столу ледяной лапой.

— Ты права, маленькая фея, — сказали они хором. — Для того тут и есть ты.

Сигрин хотела повторить, что никакая она не фея: по незнакомкам сложно было сказать, сколько им лет, но вдруг они просто плохо слышали? А потом вдруг почувствовала, как потянуло что-то в лопатках. Оглянулась и увидела крылья — совсем крошечные, как у птички.

Она опустила взгляд: кроссовки были чистые. Платье — зелёное. А жажда приключений — всё та же.

— Иггра ведь моя троюродная сестра, — неуверенно пробормотала Сигрин.

Давно ли она стала феей? И почему не заметила? И что ей теперь делать? Бежать в танцевальный круг и не бояться потеряться? Благословить дядю Джона на брак с аллигатором? Помочь Хелис найти потерянную тапочку?

— А её муж — наш племянник, — кивнула красная фигура. — Видишь?

Синяя фигура указала многосуставчатым пальцем на кружащихся в танце молодожёнов, и Сигрин заметила, что у жениха — мокрые-мокрые волосы и ракушки в волосах. А у невесты из-под белого платья выглядывает длинный хвост.

Сигрин обвела взглядом всех приглашённых и увидела то, чего не замечала прежде: когти, клыки, шерсть и рога, крылья, листья и странные глаза, мягкий свет, исходящий от одних, и тёмный ореол вокруг других.

— Ох, — произнесла Сигрин и попыталась дотянуться до своих крошечных крыльев. Те — надо же! — послушно расправились, и она чуть не вырвала перо.

— Ты уж аккуратней, — покачала головой (головой ли?) синяя фея.

— И не забудь то, чего ты им пожелала, — добавила красная фея. — Твоё слово — младшее. Последнее. К нему великие ветра обычно и прислушиваются.

У Сигрин вдруг пересохло во рту. Она ведь не знала! И даже успела позабыть, что именно ляпнула в порыве защитить непутёвую Иггру. Но так ли нужна ей её защита?

— Конечно, нужна, — одновременно ответили феи. — Сама искренняя и самая неожиданная.

Сигрин посмотрела, как Иггра запускает руку в мокрые волосы своего жениха и выуживает оттуда ракушку. И как смеётся в ответ жених, и как сияют его глаза, когда хвост Иггры обхватывает его за талию.

— Когда-нибудь мы придём и на твою свадьбу, — пообещала ей фигура в красном. А Сигрин подумала, что в этом не будет никакой нужды. Но промолчала.

Может, однажды она обвенчается с приключениями. И благословениями себя обеспечит сама.